Главные вопросы жизни. Любовь - лишь мимолетная химическая реакция в вашем мозгу?

Источник материала:

Наши коллеги из BBC Future продолжают совместную с сайтом The Conversation серию «Главные вопросы жизни». Очередной такой вопрос задала Джо из Лондона:

«Недавно я влюбилась по уши, но мои циничные друзья твердят, что любовь — это не более чем коктейль из феромонов, дофамина и окситоцина, и через пару лет всё выветрится. Мысль об этом пугает меня — ведь тогда всё бессмысленно? Действительно ли любовь — это лишь химический процесс в мозгу?»

Взрывная сущность любви (по крайней мере любви романтической, любви-страсти) отражена даже в языке. Мы «влюбляемся по уши», мы «втрескались», у нас «любовь с первого взгляда», мы влюблены «безумно», «ослеплены» страстью.

Любовь, таким образом, это нечто спонтанное, а не что-то такое, к чему приходишь по зрелом размышлении, просчитав все за и против, хорошенько все взвесив на весах рационального подхода.

Влюбленность нас поглощает, мы не в силах устоять. Она нами управляет, а не мы — ею. С одной стороны она — тайна, с другой — необыкновенно проста: как только она вспыхивает, ее развитие довольно предсказуемо и неизбежно. А ее проявления схожи во временах и культурах.

Любовь появилась раньше, чем наука. Стрелы Купидона, приворотное зелье… Любовь — это стихия. Но эту стихию очень непросто изучать. Давайте разберемся почему.

О феромонах (продуктах внешней секреции, выделяемых некоторыми видами животных и обеспечивающих коммуникацию между особями одного вида) часто говорят как о главном инструменте привлечения внимания особи противоположного пола.

Идея, конечно, интересная. Феромоны действительно играют важную роль у насекомых. Но почти нет доказательств, что они вообще есть у людей.

Впрочем, если химические вещества могут вызывать страсть, действуя на внешнем фронте, почему бы им не действовать точно так же внутри организма?

Главный кандидат здесь — нейропептид окситоцин, иногда неточно называемый гормоном привязанности. Он играет важную роль в регуляции социального поведения у животных, включая человека.

Действие этого химического вещества широко изучалось — в основном на грызунах, степных полевках, чьи моногамия и открытое проявление привязанности друг к другу делают их идеальной моделью.

Если заблокировать выработку организмом окситоцина, то взаимная привязанность особей степной полевки (своего рода суррогат человеческой любви) разрушается, и грызуны становятся заметно сдержанней в проявлении эмоций.

С другой стороны, создавая избыток окситоцина в организме других, немоногамных грызунов, мы притупляем их вкус к сексуальным приключениям.

У людей, однако, все проходит гораздо более гладко, не так резко, как у грызунов — лишь легкий сдвиг в романтических предпочтениях, от чего-то неизведанного к привычному. Так что ведущая роль окситоцина в любви пока не доказана.

Конечно, даже если бы нам и удалось вычислить такую субстанцию, любому посланию нужен адресат. Где же в нашем мозгу почтовый ящик для любовных писем? И каким образом идентифицируется избранник? Какая молекула передает его код?

Когда ученые изучали активность разных участков мозга при влюбленности, «светящиеся» зоны во многом совпадали с теми, которые активируются при желании получить вознаграждение или достичь той или иной цели.

И если те же самые районы мозга возбуждаются и при романтической любви, и при материнской любви, и даже при любви к своей футбольной команде, то всё это мало что нам объясняет.

Так что всё, что может сделать наука, — это попытаться объяснить процесс влюбленности по уши в нейробиологических терминах.

Может быть, нам просто нужно больше экспериментов? Обычный ответ ученого на такой вопрос — да. Но ответить так — значит считать, что любовь достаточно проста для того, чтобы механистически описать ее.

Любое решение, связанное с репродуктивным процессом, не может быть ни унифицированным, ни простым. Нам не удастся выделить общий для всех подход, единую характеристику.

Скажем, высокий рост считается одной из привлекательных черт, но если бы мы выбирали возлюбленного только на основании роста, то люди уже давно страдали бы гигантизмом.

Ну а если процесс принятия решений сложен, то таким же сложным должен быть и нейробиологический аппарат, позволяющий их принимать.

И хотя это объясняет, почему романтическое влечение — это сложное чувство, нет объяснения тому, почему влюбленность настолько спонтанна и инстинктивна, почему она настолько отличается от того, как мы принимаем другие важные решения в жизни.

Не лучше ли принимать решение о том, в кого влюбиться, на трезвую голову, хорошенько все обдумав?

Чтобы понять, что это не так, попробуйте для начала хотя бы рационально объяснить причины своей влюбленности.

Рациональное мышление родилось позже, чем наши инстинкты. Нам оно нужно, чтобы отстраниться от эмоциональной погруженности в проблему, которую мы решаем, и сделать способ ее решения понятным и для остальных, кому предстоит решать такую же проблему. Чтобы другие поняли, как именно мы ее решали.

Но в случае с нашей любовью нет никакой нужды в том, чтобы кто-то другой понимал ее причины. Когда ты влюблен, самая последняя вещь, о которой ты задумываешься, — как написать для других инструкцию по влюбленности в объект твоих воздыханий.

Точно так же, уступая контроль описанной культурной практике, эволюция возлагала бы слишком большие надежды на коллективную рациональность, которая в эволюционной перспективе пока еще слишком молода.

Кроме того, было бы ошибкой считать, что инстинкт по сравнению с тщательным обдумыванием — вещь примитивная. На самом деле он потенциально куда более сложен и изощрен, чем рациональный анализ, поскольку учитывает более широкий спектр факторов, чем те, которые мы способны удерживать в голове, принимая осознанное решение.

Чтобы понять всю правду этого утверждения, вспомните хотя бы, насколько мы успешнее в узнавании лиц, чем в описании их. Так почему же с узнаванием вашей любви что-то должно происходить иначе?

В конце концов, если бы нейробиологические механизмы любви были бы просты, то мы могли бы запускать их обычной инъекцией или останавливать с помощью скальпеля, не затрагивая ничего вокруг.

Холодная логика эволюционной биологии не позволяет этого делать. Если бы любовь не была так сложна, мы бы никогда не достигли нынешнего уровня развития.

Да, любовь — как и наши мысли, эмоции и поведение — основана на физических процессах в мозгу, на очень сложном их взаимодействии. Но сказать что любовь — это «всего лишь» химическая реакция в мозгу, то же самое, что сказать: трагедия Шекспира «Ромео и Джульетта» — «всего лишь» слова. Как и искусство, любовь — больше, чем сумма ее составляющих.

Так что тем из нас, кому повезло испытать ее хаос, лучше отдаться воле волн. И даже если наша лодка любви в итоге наткнется на подводные рифы, мы найдем утешение в том, что и с рациональным мышлением мы не уплыли бы дальше.