«Он был красивый, здоровый и мертвый». Мама, потерявшая ребенка, о том, как принять и отпустить боль

Источник материала:

Публикуем пост фотографа Анны Гертман, которая вместе с ведущей Катей Пытлевой, делает проект в поддержку родителей, потерявших детей. Если вы не знаете, как примириться с болью и отчаянием, рекомендуем это прочесть.

— Я увидела много комментариев под одним постом о том, что горе вечно и никуда не уходит, что время не лечит, что боль навсегда останется с нами. Я хочу написать этот пост, чтобы передать немного веры и надежды всем. Время, правда, не лечит, лечим себя мы сами.

И тут сразу идет ремарка: я говорю только об антенатальной гибели плода на большом сроке или гибели малыша сразу после родов.

Я обнимаю всех, кто столкнулся с потерей ребенка. И хочу рассказать, как я живу после 6,5 (чуть меньше) лет от потери.

Малыша я родила в 40 недель, его сердце уже не билось, об этом мы узнали в родах. Он был красивый (нам принесли его показать), здоровый (вскрытие не выявило никаких отклонений) и мертвый. Потом я узнала о моей мутации Лейдена (наследственная тромбофилия), при которой во время беременности может образоваться тромб.

Первые месяцы я плохо помню, был шок. Я ездила на медитации в пять утра и выкуривала по дороге три сигареты (я начала курить как только меня выписали из роддома). Я вставала вообще только, чтобы покурить. Я рыдала без конца и очень сильно кричала, со мной были друзья, некоторые люди правда говорили ерунду про грехи, среди них даже одна врач (это осложняло горевание, но не тормозило его).

Я бесконечно много рассказывала о потере всем и рыдала. И не слушала тех, кто говорил, что «уже хватит, достаточно, ты слишком горюешь». Я горевала сильно, максимально, как могла. Пошла к психологу, играла в психологическом театре год. Через полгода накрыло новой волной отчаяния и боли. Потеряла еще одну беременность в 4 недели.

Потом забеременела и выносила на уколах сына. И первый год с ним был бесконечной борьбой с собой. Марк вскрывал все, что было скрыто. Я пошла снова к психологу, а когда ему исполнилось два года поехала туда, где рожала первого ребенка. Мы ходили везде, по всем местам, я фотографировала, разговаривала с акушеркой, мы рыдали (со мной была сестра тогда еще мужа, ее поддержка была безмерной, как и моя благодарность ей сейчас и всем, кто меня поддерживал). Я очень много снова плакала. Я вернулась домой и поняла, что там его нет. Мой сын точно нигде не потерялся, он ушел от нас и с этого момента я стала его отпускать.

Сейчас младшему 4 года.

Я не чувствую боли от потери, не чувствую несправедливости в этом, не чувствую гнева. Мир просто сам по себе несправедлив, и все мы умрем (эта позиция меня тоже очень поддерживает в том плане, что есть вещи, независящие от нас). Мой старший сын и моя вторая беременность — не боль и горе, а часть меня, моего сердца, моей личности, моей истории. Моя сила (конечно, я бы выбрала живого ребенка, а не силу) и моя безграничная любовь. Я хочу сказать, что это возможно — жить без боли и горя. Жить, вспоминая беременность и малыша с любовью и благодарностью.

На первых этапах мне помогала поддержка родных, друзей, тупые физические действия, курение (бросила через два месяца), психолог. Потом книги, статьи, театр, обучение, работа над проектом, разговоры. Потом рождение ребенка (вот Марк вскрыл все, что не было высказано и проработано до него). Он вообще все нарывы вскрывает, но это уже совсем другая история. История любви и рождения меня, как матери живого ребёнка. И эту историю я тоже обязательно расскажу.

Спасибо вам, мои сыновья! Спасибо первым детям за то, что они открыли дорогу в жизнь Марку, за то, что стоят у него за спиной. И Марку за то, что он есть.

P. S. Вчера я писала про потерю малыша, сегодня хочу написать о том, что ни одно событие в моей жизни так меня не выбивало из моей личной нормы, так не травмировало, как то, что происходит сейчас с нашей страной. В потере было колоссальное количество боли и злости, отчаяния, слез, криков, гнева. Она уничтожила много иллюзий — и первую из них о том, что мир справедлив и плохое происходит только с плохими. Но в ней не было бессилия и страха, не было ощущения беспомощности и не было подрыва базовой потребности в безопасности. Смерть происходит со всеми.

Конечно, ужаснее всего, если дети умирают раньше своих родителей. Это нарушает наше представление о норме, о том, как должен быть устроен мир. И все же, когда смерть ни от кого не зависит и никто в ней не виноват, со временем она принимается. Через боль, через горе, но принимается, не разрушая фундамент, на котором выстроена жизнь. Она становится частью жизни и через свою темноту выводит к ценности света нашего присутствия здесь.

То, что произошло 10 августа вырвало корни, уничтожило доверие к миру, веру в его, пускай не полную, но безопасность. Ответа на вопрос, как жить, зная, что это происходит, у меня пока нет.