РАСКАДРОВКА

По случаю близкого юбилея знакомый не переживал: с работой справлялся, можно сказать, блестяще, выглядел молодо, на упадок сил не жаловался, дети взрослые. В день рождения коллективу был обещан банкет, после которого юбиляр намеревался улететь к синему морю согласно заранее купленной путевке.
Случилось так, что именно в день рождения у него заканчивался контракт, и за две недели ему сообщили, что он не будет продлен. Банкет был отменен, хотя в жаркие страны новоявленный пенсионер все-таки уехал. Но отдыхал там неважно. И мучили его не заботы о хлебе насущном (пенсия была на стадии оформления), а отсутствие ответа на вопросы: «За что? В чем провинился? Где недоработал?».
Ответ был один — возраст. Но с нашим явно заниженным пенсионным порогом неловко садиться на шею обществу, если есть силы, ум и энергия. Да и Конституция страны не ставит право на труд в зависимость от прожитых лет. Хотя в быту перекосы, конечно, есть. В зрелые и пожилые годы, когда физические силы уходят, часто обостряется ум. Сколько открытий сделано седовласыми учеными, сколько политических битв выиграно умудренными жизнью дипломатами! Ведь не глупее других англичане, отдавшие на десятом десятке Черчиллю бразды правления страной, только на восьмом десятке уволившие Тэтчер. В этом ряду стоят Голда Мейир и Мадлен Олбрайт, Шарль де Голль и Андрей Громыко и многие-многие другие, у кого оставалась возможность тратить энергию на творчество, а не на разрушающие организм и личность бесплодные вопросы: «За что? Почему? Что делать дальше?»
И когда мы говорим, что именно у Запада переняли контрактную систему, а, значит, способ расставаться с работником молча, без объяснений, без благодарственных слов на собрании коллектива, через инспектора отдела кадров, вручая конверт с трудовой книжкой, почему не задаемся вопросом о других, в данном случае вышеназванных, примерах?
А если речь идет не о пенсионерах, а об успешных, отлично работающих, молодых еще людях, которые в одночасье, без выговоров и замечаний теряют место? Несмотря на незаконченные контракты и блестящие перспективы. Примеры? Сколько угодно.
Мы можем судачить о торговцах, подозревать их в обвесе и обмане, но когда вновь назначенный директор рынка увольняет в первые дни после своего назначения полсотни работников, а в последующий год еще полторы, не утруждаясь подвести под увольнение юридическую базу, найти веские причины, объяснить выгнанному человеку свое решение, это непонятно.
Когда «крутой» бизнесмен хочет купить понравившийся ему сайт вместе с его главным редактором, но с правом уволить остальных, создавших полюбившийся ему продукт, совершенно ему не знакомых людей, «потому что принято чистить команду», приходят мысли о модной тенденции играть судьбами других.
Когда в день замены министров пресс-секретарь, не успев закончить прощальные тезисы прежнему руководителю и приветственную речь новому, слышит от последнего: «Я вас увольняю», только самоуправством такое явление объяснить трудно.
Я часто обращаюсь за консультацией к недавнему руководителю одного из крупнейших заводских музеев, которая помнит наизусть не только экспонаты на месте бывшей службы, не только разделы их хранения, но чаще всего и номера. И всякий раз высказываю сожаление, что она ушла на пенсию так рано.
— А я каждый день радуюсь своему решению, — ответила она недавно. — Потому что меняются крупные и мелкие руководители, каждый тянет за собой шлейф новых работников. Но неуча в конструкторское бюро не устроишь, музей же кажется всем местом для бездельников. А опытные сотрудники всякий раз колотятся и ищут запасные аэродромы…
Налицо стремление заменить состав, даже если прежний работал хорошо, даже если бывший руководитель уволен не за проступок, а вследствие рокировки кадров. В таком случае напрашивается мысль, что новая «своя» команда нужна для круговой поруки, сокрытия будущих неправедных дел, афер. Но не будем обвинять бездоказательно. Посмотрим, что случается с прежними работниками.
Глава государства волен перемещать кадры, давать людям передышку или новый участок работы, держать некоторое время в резерве. Уволенной же вслед за руководителем команде найти новую работу трудно. Потому что вслед за каждым идет слава опального, а здравомыслящие коллеги из других ведомств просто опасаются взять на себя смелость сочувствия и помощи. Тем более что уволенные часто приближаются к пенсионному возрасту, а существует неписаное правило считать «среднюю температуру по больнице», то есть средний возраст работников с тяготением к омолаживанию. Мало того, что государственные служащие, не выработав положенный стаж, теряют чиновничью пенсию, они не могут «идти в дворники», как злорадно рекомендуют им злопыхатели. Покажите мне того руководителя ЖЭС, который даст метлу в руки человеку, имеющему огромный опыт организационной работы, знания. Сработает опаска, что вновь принятый «дворник» через пару недель станет лидером коллектива и займет его жэсовское место. Хотя, быть может, демократичный жэсовский коллектив найдет время выслушать обиды и недоумения бывшего чиновника, даст выход накопившейся горечи и убережет от инфаркта его переполненное обидой и недоумением сердце. Человек счастлив, когда его понимают, он в коллапсе, когда остается неуслышанным.
Как бы мы ни восхищались тишиной и спокойствием при вручении новоявленному безработному глухого запечатанного конверта, как бы ни клеймили «страшные» драконовские методы парткомов и партийных бюро, с точки зрения медицины последние были более гуманными. Помню, в хрущевские времена моего отца — председателя колхоза — вызвали на бюро райкома освобождать от должности за незапаханное клеверное поле. Он вернулся непривычно бледный, с подрагивающими руками и дергающейся щекой, но не уволенный и, более того, несказанно довольный собой. «Мне наступать — бежать и отступать — бежать, — рассказывал отец. — Ну и сказал им все, что думаю. И про клевер, и про приказы дурные, и об их полном головотяпстве. По всему бюро «проехался танком», и многие хлопцы потом подходили руку пожать».
Те бюро давали человеку возможность оправдаться, объясниться, доказать свою правоту, огрызнуться и в отчаянии «проехаться танком». А достопамятный треугольник, состоявший из профкома, парткома и администрации, вставал на пути волюнтаристских увольнений работника.
Тенденция приводить «свою» команду не нова. Еще в прошлом году в своем Послании белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко обрисовал проблему так: «Барские замашки на фоне звучащих со всех трибун призывов к экономии и затягиванию поясов особенно возмущают людей. Так же, как и злоупотребления с увольнениями работников по надуманным личностным мотивам, когда назначаемые новые руководители организаций приводят с собой «хвост» из родственников и приятелей, меняя под себя сложившиеся трудовые коллективы».Моя любовь к сотрудничеству с военными пришла сразу и осталась навсегда.
Деревня Коммуна в Любанском районе — центр колхоза имени БВО — отмечала очередной юбилей, мне поручено было осветить это событие по телевидению. Но попробуй освети, если в заброшенном среди болот небогатом селе нет даже клуба, улицы разъезжены, дома серые. Праздник мы придумали, а за помощью в его осуществлении я с молодой дерзостью обратилась прямо к командующему округом генералу Зайцеву. Соединили меня с ним сразу, и генерал на все мои просьбы отвечал одним словом:
— Будет!
— Мы планируем посадить памятный сквер, нужны молодые солдатики, чтобы с ветеранами работали…
— Будут!
— И еще саженцы…
— Будут!
— И оркестр духовой…
— Будет!
Ансамбль песни и пляски округа накануне мне отказал, мотивируя отказ концертом на каком-то важном собрании. Потому о нем с моей стороны был только робкий намек, но его поняли, и ответом было все то же волшебное слово. А я набралась смелости и нахально заявила, что и присутствие командующего тоже необходимо.
– Буду! — коротко ответил Зайцев.
В тот день в Коммуне действительно было все. Горели на солнце трубы оркестра, сверкали новенькие лопаты. Прочно усаживались в землю деревца. Приехал донельзя возмущенный моим нахальством в полном составе ансамбль песни и пляски, злорадно сообщив, чтобы не ждала генерала, так как Зайцев в Витебской области встречается с маршалом Чуйковым.
Но за 10 минут до начала торжественного концерта в роскошном Дворце культуры соседнего колхоза на площадку перед этим дворцом приземлился вертолет, из которого вышел сам Зайцев.
С тех пор я твердо уверена: если должность — любую, большую или маленькую — занимает бывший военный, все обещания будут исполнены, договоренности соблюдены, сроки выдержаны. И нельзя недооценивать даже самого маленького клерка, если он из военных, потому что в большинстве случаев за спиной у него — парочка академий и, по меньшей мере, майорские погоны.
«Почему же тогда, — спросите вы, — такие умные, четкие, дисциплинированные и, в общем-то, достаточно молодые мужчины (ведь, согласитесь, что пятьдесят — самый активный возраст) ходят в мелких клерках, охранниках, завхозах, вахтерах?» Способствует ли такому положению устаревший стереотип, представляющий военных непременно солдафонами, или опасение остаться у них в тени, но отставников на работу берут неохотно. Они теряют здоровье от непривычного безделья, а общество теряет больше.
Только раз я видела начальника, державшего у себя в помощниках 80-летнего (!) отставного полковника. Кроме знаний, опыта, многочисленных знакомств на всю катушку использовался возраст ветерана. Мало того, что все вышестоящие руководители принимали помощника своего коллеги, они не держали его в приемной, безропотно выслушивали соображения и даже не считали зазорным посоветоваться в особо сложных случаях.
У военных есть свой опыт работы с молодыми: отслужил безукоризненно положенное количество лет, проявил инициативу и разум — получи очередное звание и соответствующую должность. Недаром обеспокоенный утечкой молодых умов за рубеж депутат Национального собрания генерал Игнатий Мисурагин пытается направить этот опыт в законодательное русло в применении к гражданской жизни. Потому что расти в должности молодым клеркам неимоверно трудно. Более чем полувековой опыт работы позволяет мне сделать собственные выводы и разделить руководителей на два типа: пчел и мокриц. Пчелы группируют вокруг себя не просто умных, а желательно умнее, во всяком случае, образованнее себя. Принесенный ими нектар знаний, открытий, методик никоим образом не присваивается. Просто он подается как совместная заслуга автора, коллектива и начальника. Автор доволен, коллектив набирает очки и премии, руководитель, естественно, пожинает лавры и слывет просвещенным, человеколюбивым, болеющим за дело и коллектив. Хотя на самом деле особая филантропия ему не присуща: все наработанное ложится в фундамент его будущего карьерного роста.
Руководитель-мокрица неуверенный, боится соперничества, а потому окружает себя работниками или людьми глупее себя или боязливыми, комплексующими, без чувства собственного достоинства. На их фоне проще казаться умным. Но только для себя и близкого окружения. Всем остальным ущербность такой кадровой политики и, как следствие, — ущерб делу очень скоро становится очевидным. Но что делать — слаб человек, почувствовать себя калифом хоть на час хочется многим. Переходя на новую работу, такой руководитель боится превосходства старой команды, а, значит скепсиса, насмешек, поучений. Перетянутое же следом привычное окружение, получив новые места, станет еще более преданным.
Кадровая политика сложна во все времена. Можно теперь с ностальгией вспоминать кузницы советских кадров, но их наковальни были порою слишком жестки, а молоты тяжелы. Можно перенимать опыт зарубежных контрактов и конвертов, но тогда должен быть предельно честным держатель этих самих конвертов, который не то что не притянет хвост дальних родственников и приятелей, а родному ребенку незаработанной копейки не даст.
Есть в кинопроизводстве слово «раскадровка». Ее делают до съемок, тщательно прикидывая и расставляя все по местам, чтобы не было заминок в процессе работы и чтобы в итоге получился шедевр. Чем не руководство к действию для больших и малых «режиссеров жизни»?

Елена АВРИНСКАЯ, журналист, заслуженный работник культуры БССР