Танки тонули не единожды на Дретуньском полигоне при подготовке учений "Запад-81". Но большинство случаев не получало огласки потому, что экипажи успевали спастись. Как, например, на публикуемом ниже любительском снимке, где изображена развалившаяся гать при въезде в лагерь мотострелков 339-го полка.
И невозможно было "лучше готовить гати", как того требовало высшее военное руководство СССР при подготовке "Запада-81". Природа не позволяла! Вот на моем снимке, сделанном в августе 1981 года, командир 2-го батальона 339-го полка (в/ч 04104) капитан Владимир Сокол проводит занятия с командирами боевых машин на макете местности, по которой предстоит наступать 9 сентября.
Макет сделан старательно, но есть тут одна принципиальная ошибка: вместо песка надо было налить жидкой грязи по колено капитану Соколу.
Да, теоретически можно в озеро Байкал навалить много-много песка, бревен и таким образом построить дорогу для танков. Но зачем это нужно, если существует техника переправы с применением понтонов. На войне — не только сплошное преодоление невозможного, но и должен быть здоровый рационализм. Для чего в 1980-1981 годах на Витебщине варварски извели тысячи гектаров леса и закатали их в болотные глубины?
Полагаю, что дури ради. А этой самой дури в российско-советской армии хватало всегда. Далее приведем фрагмент рассказа Всеволода Гаршина "Из воспоминаний рядового Иванова". Действие происходит в конце XIX века, русский пехотный полк марширует на турецкую войну.
"Мы шли долиною какой-то речки; с одной стороны были горы, с другой — узкая и довольно высокая насыпь железной дороги. Недавно прошедшие дожди затопили долину, образовав на нашем пути большую лужу, сажен в тридцать шириною. Полотно железной дороги возвышалось на ней плотиной, и нам пришлось проходить по нем. Будочник железной дороги пропустил первый батальон, который благополучно перебрался на ту сторону лужи, но затем объявил, что через пять минут пройдет поезд и что нам нужно ждать. Мы (это значит батальон со вторым номером, как у нашего капитана Сокола! — С.К.) остановились и только что составили ружья, как на повороте дороги показалась знакомая коляска бригадного генерала.
Наш бригадный генерал был человек бравый. Горла, подобного тому, которым он владел, мне никогда не случалось встречать ни на оперных сценах, ни в архиерейских хорах. Раскаты его баса гремели в воздухе подобно трубному звуку, и его крупная, тучная фигура с красной толстой головой, сизыми огромными, развевающимися по ветру бакенбардами, с черными толстыми бровями над маленькими, блестевшими, как угли, глазами, когда он, сидя на коне, командовал бригадой, была самая внушительная. Однажды, на Ходынском поле в Москве, во время каких-то военных упражнений, он выказал себя до такой степени воинственным и бравым, что привел в совершенный восторг стоявшего в толпе старого мещанина, который при этом воскликнул:
— Молодчага! Нам таких и надо!
С тех пор за генералом навсегда утвердилось прозвание "молодчаги".
Он мечтал о подвигах. Несколько томиков по военной истории сопровождали его во весь поход. Любимым разговором его с офицерами была критика наполеоновских кампаний (наши генералы любили разбирать операцию "Багратион" 1944 года. — С.К.). Об этом я, конечно, знал только по слухам, так как очень редко видывал нашего генерала; большею частью он обгонял нас на середине перехода, в своей коляске, запряженной хорошею тройкою, приезжал на место ночлега, занимал квартиру и оставался там до позднего утра, а днем снова обгонял нас, причем солдаты всегда обращали внимание на степень багровости его лица и большую или меньшую хриплость, с какою он оглушительно кричал нам:
— Здорово, старобельцы!
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — отвечали солдаты и при этом прибавляли:
— Опохмеляться едет молодчага!..
Завидев остановившийся батальон, генерал подлетел к нам и выскочил из коляски так скоро, как только позволяла ему его тучность. Майор (капитан Сокол. — С.К.) быстро подошел к нему.
— Что такое? Почему остановились? Кто позволил?
— Ваше превосходительство, залило дорогу, а по полотну сейчас должен пройти поезд.
— Залило дорогу? Поезд? Вздор! Вы приучаете солдат нежничать! Вы делаете из них баб! Без приказания не останавливаться! Я вас, милостивый государь, под арест…
— Ваше превосходительство…
— Не рассуждать!
Генерал грозно повел глазами и обратил свое внимание на другую жертву.
— Это что такое? Почему командир второй стрелковой роты не на месте?..
— Рассуждать?! Грубить?! — гремел генерал. — Молчать! Снимите с него саблю. К денежному ящику, под арест! Пример людям… Струсили лужи! Ребята, за мной! По-суворовски! (У нас в 120-й дивизии говорили "по-жуковски". — С.К.)
Генерал быстро прошел мимо батальона к воде неловкою походкой человека, долго ехавшего в экипаже.
— За мной, ребята! По-суворовски! — повторил он и пошел в своих лакированных ботфортах в воду. Майор с злобным выражением в лице оглянулся назад и пошел рядом с генералом. Батальон тронулся за ними. Воды сначала было по колено, потом по пояс, потом еще выше, высокий генерал шел свободно, но маленький майор уже барахтался руками. Солдаты, точно гурьба овец во время перегона через реку, толкались, вязли в размокшем дне, вырывая ноги, метались из стороны в сторону. Ротные командиры и батальонный адъютант, ехавшие верхом, которым можно было бы весьма удобно переехать через лужу, видя перед собой пример генерала, подъезжали к ней, спешивались и, ведя лошадей на поводу, вступали в грязную, взбудораженную сотнями солдатских ног воду. Наша рота, состоявшая из самых высоких в батальоне людей, переходила довольно удобно, но шедшая рядом с нами малорослая восьмая рота, где были все люди двух-четырех вершков, едва брела по уши в воде; некоторые даже захлебывались…
Виновник всей этой суматохи, уже успевший вытащить ноги из вязкого дна и выйти из воды, величественно стоял на берегу, смотря на барахтавшуюся в воде массу людей. Он промок до последней нитки и действительно замочил себе и длинные баки. Вода текла по его одежде; полные воды лакированные голенища раздулись, а он все кричал, поощряя солдат:
— Вперед, ребята! По-суворовски!.."
По прошествии времени я специально поинтересовался: какие армейские подразделения форсировали Дретуньские болота в период Великой Отечественной войны?
А практически никакие. Немцы в сорок первом эти места обошли.
Летом же 1944 года наша 4-я ударная армия в составе 1-го Прибалтийского фронта двинулась правее Дретуни и Полоцка. А 6-я гвардейская армия наступала левее по фронту Дретуньских болот и вышла к Полоцку с юга.
И еще вопрос: где в Центральной и Западной Европе (предполагаемый в 1981 году театр военных действий для 120-й дивизии) можно отыскать такие болота, как в районе Дретуни?