Первые дни войны

История о том, как мальчика Алешу сначала потеряли, а потом чудесным образом нашли

Каждый год с приближением этой даты он начинал беспокоиться: вдруг все опять повторится? Уже давно его называют Алексеем Николаевичем. А тогда он был просто Алешей. 22 июня — та самая дата, которая его волнует. Говорят, что со временем в памяти все стирается. Хотя прошло уже много лет, с ним этого не случилось.

Пионерский лагерь, куда родители на время школьных каникул отправили Алешу, находился недалеко от Минска. Рядом с железнодорожной станцией Ратомка. И назывался так же. Утром 22 июня 1941 года в лагере все было необычным. Ни звука горна, оповещающего о подъеме и приглашающего на зарядку. Ни команды построиться для подъема флага… В комнаты вбегали чем-то озабоченные пионервожатые и объявляли о необходимости срочно собраться в клубе.

Директор лагеря Алексей Николаевич, полный тезка Алеши, прошел к сцене и сообщил о вероломном нападении Германии на Советский Союз. В заключение директор объявил, что сегодня лагерь в полном составе будет эвакуирован. И что он со своей семьей поедет вместе со всеми. Это обстоятельство обрадовало ребят. Они успели привыкнуть к директору, знали, что тот не подведет.

Все последующие события Алеша воспринимал отрывками. Ему запомнилось, как очень низко над клубом с оглушительным грохотом пролетали самолеты с черными крестами на крыльях. По обеим сторонам фюзеляжей вспыхивали огоньки. На поляне перед клубом возникали «фонтанчики» земли, поднимаемые пулями. С самолетов стреляли. Алеша увидел убитых. Пионервожатую Лену, не успевшую добежать до стоявших среди деревьев спальных корпусов, и двух красноармейцев.

События, связанные с эвакуацией, тоже сохранились в памяти Алеши отдельными фрагментами.

Вначале была поездка на поезде. Пионерский лагерь разместили в одном из вагонов.

Ночью Алеша проснулся. Вагон швыряло и раскачивало из стороны в сторону. Он вспомнил, как в прошлом году вместе с мамой ездил в Туапсе. И в поезде с трудом переносил качку. Но тогда рядом была мама и заботилась о нем. Он впервые осознал, что идет война, что мамы возле него нет, что позаботиться о нем некому…

Утром оказалось, что у других ребят точно такие же мысли. И еще они гадали, куда их везут. Всех волновало, как их найдут родители. Успокаивало то, что директор лагеря вместе с женой и маленьким сыном был рядом.

Чтобы хоть как-то избавиться от духоты, в дневное время раздвижные двери держали открытыми. Директор постоянно дежурил возле них, наблюдая, чтобы никто не приближался к опасному месту.

В тот день эшелон остановился посреди безлесной равнины.

Вдруг поезд начал движение. Почти сразу директор закричал:

— Бомба! Спасайся, кто может! — и выпрыгнул из вагона. Ребята, стоявшие рядом, стали прыгать вслед за ним.

В хвосте поезда послышались взрывы. Потом поезд резко остановился. Вскоре появился директор, за ним в вагон влезали ребята.

— Как ты мог бросить меня с ребенком и всех нас на произвол судьбы? — сквозь слезы упрекала директора его жена.

— Я не знаю, как это получилось, — оправдывался тот. — Я увидел над нами самолет, от него отделилась бомба и с визгом стала падать прямо на наш вагон. У меня потемнело в глазах. Дальше я ничего не помню…

Как стало известно позже, бомбу увидел также и машинист поезда. Но он не выпрыгнул, а привел в движение эшелон и таким образом сумел спасти все вагоны — бомба взорвалась позади состава.

Вскрылась большая неприятность. Во время резкого торможения состава опрокинулись бидоны, и почти вся вода из них вылилась. Опасаясь немецких самолетов, эшелон без остановок проезжал мимо всех станций, пополнить запасы воды было невозможно. Директор установил норму выдачи воды: по одному стакану в день, полстакана утром и полстакана вечером. Испытывая постоянную жажду, ребята с трудом переносили жару, особенно из младшего отряда. Они целыми днями лежали. Солнце нещадно палило.

Ежедневная выдача воды представляла собой почти ритуал, в котором участвовал весь лагерь. Один из воспитателей под внимательным контролем множества детских глаз отмерял воду в стаканы, а ребята старшего отряда, которых называли «водоносами», разносили эти стаканы. Сначала — девочкам. Потом — мальчикам.

«Водоносы» по дороге ухитрялись выпить лишнюю порцию. Потом они научились сбивать со счета воспитателей и стали торговать ворованной водой, выманивая у товарищей нехитрые мальчишеские ценности: перочинные ножики, мраморные шарики, спортивные свистки, рогатки.

Такое мародерство прекратилось, когда эшелон остановился на крупной узловой станции. Десятки эшелонов стояли на параллельных путях, одни — с беженцами, другие — с красноармейцами. Несмотря на то что во время обеда ребята выпили по нескольку стаканов воды, чувство жажды у них не проходило.

После обеда Алеша заснул. Сонливость исчезла, когда мальчишка услышал родной голос мамы:

— Лешенька, сыночек, где ты?

Еще мгновение — и Алеша был у дверного проема. Вдоль вагона, между путями, бежала его мама. Не раздумывая, Алеша прыгнул вниз.

…Продавщица привокзального буфета с удивлением наблюдала, как ребенок стакан за стаканом вливает в себя газированную воду.

— Откуда он? — спросила она.

— Оттуда, — рыдая, сказала мать, махнув рукой в сторону, куда направлялись военные эшелоны.

На скамейке у здания вокзала Алеша увидел бабушку и сестру. На правах мужчины заботливо поинтересовался:

— А где ваши вещи? В камере хранения?

— Вот наши вещи, — сказала мать, показывая на сетку-авоську, из которой просматривались пустая стеклянная баночка и бумажный кулек.

— В Минске немцы, — стала рассказывать мама. — Папа на фронте. 22 июня был выходной день, и мы планировали приехать к тебе в лагерь. Рано утром по радио сообщили о начале войны. Пригородные поезда не ходили. В горисполкоме мне сказали, что о вашем лагере позаботятся, и рекомендовали мне подумать о своей эвакуации. Без тебя мы не могли никуда уехать: а вдруг ты будешь нас искать? Днем в городе опасно было оставаться. С рассветом над Минском появлялись немецкие самолеты и сбрасывали на дома бомбы. Бомбили только в светлое время. Поэтому рано утром мы, как и сотни других горожан, направлялись за город, вечером возвращались домой. Многие не знали, куда возвращаться, если во время налета их дома будут разрушены. На обратном пути люди знакомились и договаривались о ночлеге друг у друга. С каждым днем разрушенных домов было все больше. Нам везло. Наш дом оставался нетронутым. Уходя из дома, мы оставляли тебе еду и записку с просьбой ждать нас.

Однажды вечером красноармейцы нас в город не пустили.

И мы куда-то пошли. Вначале шли пешком. Потом ехали на подводах. Вскоре сели в переполненный поезд. На каждой станции местные жители предлагали всем беженцам вареную картошку, молоко, яйца, хлеб. Предлагали бесплатно, почти насильно вкладывали продукты в наши руки.

На одной из станций мы вышли из поезда, и я решила, что дальше никуда не поедем, пока не найдем тебя. Где искать, я не знала. Пошла в горисполком, там меня принял сам председатель. Вначале он не знал, чем может мне помочь в поисках сына. Но у него на столе оказалась телеграмма, в которой какой-то Семенов распоряжался обеспечить питанием пионерлагерь «Ратомка», который прибывал на эту станцию.

— Состав находится на сортировочной. Вы не найдете и не успеете. Им сократили стоянку. Я вас отвезу, — торопливо сообщил председатель, вызывая свою машину. На сортировочной станции десятки эшелонов стояли на параллельных путях, ожидая отправки. Одни — на фронт, другие — в тыл. Мне оставалось гадать: в каком из них мой Алеша? А может, ты уже уехал?

У киоска случайно увидела вашего директора. Сама я бы тебя не нашла…

Много раз Алексей Николаевич рассказывал эту историю своим детям и внукам. Свой рассказ он всегда начинал словами:

— А теперь послушайте, как в начале войны меня, еще ребенка, потеряли, а потом нашли.

Слушатели удивлялись:

— Такие совпадения бывают только в кино!

И задавали вопрос:

— А что случилось с теми детьми, которых тогда увез поезд?

— Не знаю, — отвечал рассказчик. — Регулярно смотрю передачу «Жди меня». Вдруг кто-то из них ищет своих родных?..

От автора. Писал в редакцию с надеждой на то, что кто-нибудь из ребят, отдыхавших в июне 1941 года в пионерлагере «Ратомка», откликнется и, возможно, дополнит мои воспоминания…