XIX век на скамье подсудимых. Поджигательница

Источник материала:

Эта история произошла 173 года назад — в ноябре 1843-го, в застенке Одрынище Игуменского уезда. В то время панский дом и земли Одрынища арендовала семья Стефана Муровицкого. Евдокия Чайковская нанялась к Муровицким «в услужение», однако быстро поняла, что быть служанкой — занятие трудное и малоприятное.

Евдокия злилась на судьбу, которая с юных лет обрекла ее на круглое сиротство, на царя, забравшего двух ее старших братьев в рекруты, на собственную бедность, вынуждавшую ее искать работу. Но больше всего Евдокия злилась на свою новую хозяйку Магдалену Муровицкую.

Чего боялись наши предки, жившие 150−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный, или безымянный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.

Евдокия стала отлынивать от работы. Хозяйка Магдалена Муровицкая не единожды уличала девушку в лености, набрасывалась на нее с упреками, но Евдокия была остра на язык — на слово, сказанное хозяйкой, отвечала двумя-тремя. Выйдя из себя, Магдалена Муровицкая как-то раз толкнула Евдокию в плечо: мол, знай свое место. Через пару дней за первым толчком последовал второй. Эти толчки все и решили. С трудом дождавшись ночи, Евдокия взяла в печи красных угольев, прихватила лучину, прокралась к сараю с соломой, положила растопку под крышу и отошла в глубину двора: наблюдать за тем, что будет.

Евдокия знала, что скоро прибегут люди, вызовут Муровицкую, и предвкушала веселье: воображала, как хозяйка станет смешно метаться, заламывать руки, визгливо вопить, чтобы тушили…

Но огонь вдруг взметнулся над сараем не языком, а багровым снопом, мгновенно охватил всю крышу, перекинулся на стоящее рядом гумно с рожью. Послышалось отчаянное лошадиное ржание.

Пожар тушили до рассвета, пытались не дать огню «съесть» дом и иные строения, а на сарай с гумном махнули рукой — их уже не отбить. Так в устроенном Евдокией пожаре сгорели хозяйственные постройки со всем содержимым, 3 повозки и лошадь. Человеческих жертв не было.

Когда стихию утихомирили, девушка подошла к Муровицким и призналась в содеянном. Те вызвали полицию, и Евдокию увезли в острог.

Судили поджигательницу в Игуменском уездном суде.

В долгом судебном разбирательстве необходимости не было — Чайковская своей вины не отрицала. Сумму ущерба подсчитать было нетрудно: сарай с соломой + гумно с рожью + 3 повозки + лошадь = 300 рублей серебром.

Приговор суда за умышленный поджог был таким: «однодворку Евдокию Семеновну Чайковскую 20 лет от роду, согласно 799 статье Свода законов уголовных, подвергнуть лишению всех прав, наказать кнутом и сослать в каторжные работы». Что касается возмещения убытка, то поскольку у «оной Чайковской никакого имущества не наблюдается», то Муровицкие, по мнению суда, «должны довольствоваться тем, что виновная понесла наказание».

После вынесения приговора игуменские судьи направили «Дело поджигательницы Чайковской» в Минскую палату уголовного суда и с чистой совестью стали забывать о нем, как вдруг…

…Из Минска прибыла бумага с гневным выговором в адрес игуменских судо- и делопроизводителей. Если перевести содержание бумаги на современный язык, то получится так: «Нет, ну вы работать когда-нибудь научитесь?! Где справка — наиважнейшая! — о сословной принадлежности подсудимой?»

Дело в том, что в XIX веке граждане (подданные) делились на сословия, одно из которых — дворянское — являлось привилегированным и пользовалось особыми правами. О Евдокии Игуменский уездный суд написал как об однодворке, но этого было недостаточно. Во владельцы одного двора в разные годы записывали и крестьян, и «служилых людей», и малоимущих дворян, и дворян, «разжалованных за вины». В число однодворцев также попадали те дворяне, что не доказали Российской империи свою принадлежность к шляхетскому роду. Так вот, если Евдокия — однодворка-крестьянка, то ее можно наказать кнутом. Если же «из дворян», пусть даже при недоказанном дворянстве, то о кнуте не может быть и речи, да и с каторгой спешить не стоит. Так считала Минская палата. Преступление одно, но приговоры могут быть разными.

Игуменский уездный суд, получив выговор из Минска, взялся разыскивать документы Евдокии, нашел, что род Чайковских одно время принадлежал князьям Радзивиллам (в качестве крестьян), и составил об этом осторожную справку. Осторожную — потому что в бумагах о принадлежности крестьян Чайковских знаменитому княжескому роду было много путаницы, неясностей.

Прояснить их взялся дядя подсудимой, 80-летний старик. Василий Денисович Чайковский последние 14 лет своей жизни целенаправленно и последовательно собирал документы, доказывающие «древнее шляхетство Чайковских». Когда Радзивиллы неправомерно приписали Чайковских к своим крестьянам (такое случалось — по ошибке или по жадности тех или иных землевладельцев), он судился с ними, получил отрицательное судебное решение, подал апелляционную жалобу и добился своего: в 1835 году Правительствующий Сенат признал Чайковских «свободными от крестьянства».

Следующий шаг: доказать «дворянское достоинство рода». Василий Чайковский собрал необходимые документы и подал их в Минское дворянское депутатское собрание. Там бумаги рассмотрели и вынесли определение о признании Чайковских дворянами.

Копии всех этих записей, актов, указов и постановлений дядя подсудимой прислал в Минскую уголовную палату.

Палата направила запрос в Дворянское собрание: «Евдокия Чайковская — дворянка?».

«В общем, да, — ответило на запрос Дворянское собрание. — Определение состоялось, но его еще не рассмотрела Герольдия и Ревизионная комиссия. Вот когда обе эти инстанции утвердят род Чайковских в дворянстве, тогда можно будет выдать соответствующие документы, а пока…»

А пока Евдокия Чайковская должна оставаться под стражей в Игуменском городском остроге — решила Минская палата. И решение о содержании Евдокии в остроге «до поры до времени» является последним документом в «Деле поджигательницы Чайковской», дальнейшая ее судьба неизвестна.

Читайте также:

XIX век на скамье подсудимых. Осквернители могил

Теги: Минск