«На святом месте убивали людей». История церкви в Мозыре, которая стала тюрьмой НКВД и местом казни
23.01.2020 14:04
—
Новости Общества
|
В центре Мозыря на горе возвышается собор святого Архангела Михаила. Это визитная карточка города, и обычно туристов сначала везут именно сюда. Мало кто знает, что в 30-е годы церковь была тюрьмой НКВД. Заключенных содержали на 3-этажных нарах в центральном зале, в соседнем здании «особые тройки» выносили приговоры, часто — расстрельные. Убивали тоже в церкви, тела укладывали штабелями и присыпали известью. Правда стала известна 50 лет спустя. «Каждый день мы совершаем молитву за тех, кто был убит и погребен в храме, — говорит протодиакон Георгий Тывонюк. — Во время богослужения по-особому ощущаешь себя, ведь на святом месте убивали людей». — Мы находимся в главном храме древней Туровской Епархии, — рассказывает отец Георгий. — Начало ХХ века было временем особых испытаний и для жителей города, и для храма — война, революция, советская власть… Сначала забирали ценности из храмов, а потом и сами храмыСоветская власть формально объявила независимость от церкви. Но на самом деле, говорит собеседник, задача была сначала подчинить церковь, а потом уничтожить ее. Сделать это сразу было невозможно: верующих на тот момент было слишком много, и свою веру они защищали. Тогда для борьбы с духовенством были задействованы спецслужбы. Тем временем в самой церкви С 1922 года начинается насильственная конфискация ценностей, которые находились в храмах. Власти рапортовали, что это поможет спасти людей от голода. На самом деле церковь сама пыталась помочь голодающим, пишет правозащитница Татьяна Протько в книге «Пакутнік за веру і Бацькаўшчыну Мітрапаліт Мельхісэдэк»: «В 1921-м Патриарх Тихон основал Всероссийский комитет помощи, выступил с обращением к международному сообществу, в котором просил помощи для страны, которая „кормила многих, а теперь сама умирает с голода“. В церквях начали собирать средства, в феврале 1922 года Патриарх позволил жертвовать на помощь потерпевшим церковные украшения и предметы, которые не имели богослужебного значения. Но, по решению советской власти, Комитет был закрыт, а собранные им средства реквизированы. Голод 1921 года стал удобной зацепкой, с одной стороны, для пополнения золотого запаса Советского государства, с другой — для подрыва экономической стабильности православной церкви». Михаил Одинцов в книге «Государство и церковь 1917−1938 гг.» отмечает: «Партийные и советские работники, стремясь ускорить процесс „изживания религии“, прибегали повсеместно к незаконным административным мерам: закрывали церкви, изымали культовое и иное имущество, арестовывали священников и не допускали их на „свою“ территорию, снимали колокола и изымали у верующих иконы из домов, запугивая введением на них специального налога». Беларусь присоединилась к конфискации церковного имущества 1 марта 1922 года, для этого была создана специальная комиссия, которую возглавил — В 1926 году с помощью махинаций регистрацию православной общины в Мозыре аннулировали, и наш храм перешел в юрисдикцию «Живой церкви», — рассказывает отец Георгий. — Зачастую в «Живую церковь» входили священники, которые потеряли веру и действовали так, чтобы отвернуть людей от церкви и подорвать ее авторитет. По воспоминаниям, однажды мозырский священник из числа «обновленцев» закурил во время обряда крещения. Конечно, люди возмутились, на что он заявил: «Молчите, иначе всех вас пересажаю». Существовала отработанная схема, как закрыть храм. Сначала власти организовывали трудящихся, которые сами «просили» закрыть храм — заявление от имени трудового коллектива печатали в местных газетах. После этого на заседании местных советов принималось решение закрыть церковь. Решение отправляли в специальную комиссию по отделению церкви от государства. После чего храм использовали под «хозяйственно-культурные» нужды — это мог быть склад, конюшня, спортивный зал, пивной бар, спиртзавод, морг или тюрьма. В 1935 году возле собора в Мозыре было найдено тело архиепископа Петра Авдашкевича, который возглавлял «обновленческую» церковь. — По официальной версии, он совершил самоубийство. Но есть основания полагать, что этому способствовали, — говорит отец Георгий. — Известно, что Петр Авдашкевич подавал прошение руководству РПЦ, в котором раскаивался и заявлял о том, что хочет вернуться в истинную церковь. После этого храм был закрыт, до наступления немцев здесь находилась тюрьма НКВД. Храм стал местом заключения ни в чем неповинных людейМы находимся в центральной части кафедрального собора. Именно здесь, по словам отца Георгия, с 1937 по 1941 год содержались заключенные со всей Полесской области. — Сначала под тюрьму оборудовали нижние помещения прилегающего к церкви здания, это бывший католический монастырь, сейчас там находится управление Туровской епархии. А в 1930-х сверху были кабинеты сотрудников НКВД, где «особые тройки» вели допросы и выносили приговоры, снизу были камеры для заключенных, — говорит собеседник. — В 1937 году тюрьмой становится и храм. В центральном зале находились камеры общего содержания — помещение было разбито на секции, на трехъярусных нарах лежали люди — по несколько человек на один лежак. На верхнем балконе, где сейчас во время богослужений находится хор, стояла вооруженная охрана, оттуда было удобно наблюдать за тем, что происходило внизу. Выходить в центр запрещалось, при нарушении охранник стрелял без предупреждения. Из верхнего храма был спуск в нижний. Там располагались камеры особого содержания — своего рода карцер. Сюда люди помещались для наказания, а также для исполнения приговоров. — Так храм, где столько лет совершалась молитва, стал местом заключения ни в чем неповинных людей — и священнослужителей, и мирян. Люди, которые жили рядом с собором, вспоминали о страшных криках, доносившихся по ночам из подвалов собора, — говорит священнослужитель.
В изданиях Туровской епархии отмечается, что через тюрьму в Мозырском храме прошло около 5 тысяч человек, здесь было вынесено более 2 тысяч смертных приговоров. Практически все духовенство города и района было репрессировано. Дела репрессированных в архивах Управления КГБ по Гомельской области изучал протоирей Александр Лапушанский: — Можно сказать, что наш храм буквально стоит на крови мучеников, без вины убитых. Многие священники прошли через страдания. Каждый метр храма связан со страшной историей. В подвалах найдено очень много останков убитых людей, — отмечал отец Александр в интервью газете На «правосудие» ушло шесть дней, расстреляли даже тех, кто обличал «врага народа»Через стены этой тюрьмы прошел диакон Николай Шахно. Его дело можно называть «типичным» для тех времен. Он родился в 1871 году в Петрикове в семье священнослужителей. Окончил приходское училище, служил сначала в Пятницкой, а затем в Покровской кладбищенской церкви в Мозыре. У Николая Ивановича была семья — жена и двое детей. В 1930 году их раскулачили, диакона задержали и выслали из Мозыря. Спустя несколько лет он смог вернуться в город. Работал возчиком на фабрике «Профинтерн» и как верующий посещал богослужения в кладбищенской церкви, которые проходили до 1938 года, пока его не арестовали. При обыске изъяли паспорт, профбилет и шесть патронов к револьверу, принадлежавшему зятю — военному инженеру. Обвинение было «стандартным» — занимался антисоветской агитацией, был членом контрреволюционной группы, организатором контрреволюционных сборищ, распространял провокационные слухи о войне и смене власти. Какие «доказательства» стояли за этими обвинениями? Показания доносчика, который заявил, что «в городе Мозыре имеется церковная группа, которая помимо руководства делами церкви, ведет антисоветскую контрреволюционную агитацию среди населения, используя религиозные предрассудки»: — В состав данной группы входят, в основном, бывшие, бывшие бандиты и вообще контрреволюционный элемент… Под их руководством собирается народ в кладбищенской церкви, где они ведут антисоветские разговоры: «Придет время, когда духовенство начнет жить по-прежнему, а коммунисты снесут свои головы за разрушение церквей. Все население недовольно Советской властью». Показания против Николая Шахно дали и другие фигуранты дела: — Летом 1937 года Шахно говорил: «Дожили до того, что Советская власть церкви закрывает, собор уже закрыт и остальные церкви будут закрывать. Мы в дальнейшем дело свое должны продолжать, в скором времени дождемся перемены Советской власти. Тогда мы опять заживем. Вот еще цитата из показаний одного из фигурантов дела: — Когда Шахно возвратился из ссылки, он говорил: «Разве теперешние антихристы дадут свободно вздохнуть человеку? Я думаю, начнется война и избавит нас от всего этого, или нам самим надо браться за топор и начать освобождаться». После закрытия Мозырского собора Шахно говорил: «Придет время, и мы освободимся от советского засилья, мы еще посадим на кол тех, кто разрушал храмы Божии». Сам Николай Иванович на допросе заявил, что участником антисоветской группы никогда не был: — Признаю себя виновным лишь в том, что был связан с церковниками, настроенными против советской власти. Присутствуя при контрреволюционных беседах, разделял их взгляды. На «доказывание» вины «особой тройке» понадобилось всего шесть дней с момента задержания Николая Шахно. Приговор — высшая мера наказания. Расстреляли не только диакона Шахно, но и тех, кто дал против него показания, — всех 14 участников «преступной группы». Свои последние дни они провели в храме, который уже стал тюрьмой. Где именно был расстрелян Николай Иванович, достоверно неизвестно. В Мозыре, по словам отца Георгия, приговоры «особой тройки» исполняли как минимум в трех местах — в кафедральном соборе, в овраге в районе Кургана Славы, в урочище в деревне Березовка, где уже в наше время был установлен памятный крест жертвам сталинских репрессий. В 1959 году Николай Шахно был реабилитирован — Верховный суд БССР постановил, что его вина и вина других фигурантов «церковного дела» не доказана. Заявление о реабилитации подавала внучка расстрелянного диакона. Следователь, который вел то дело, «за грубые нарушения закона» был уволен из органов госбезопасности. Тюрьма в кафедральном соборе просуществовала до момента, когда в Мозырь вошли немцы. По Во время Второй мировой войны собор был вновь открыт и оставался действующим весь период оккупации. После войны снова возникла угроза закрытия, но в 1951 году была зарегистрирована православная община, и храм удалось отстоять. Тела расстрелянных людей посыпали песком и известьюОтец Георгий отмечает, что по воспоминаниям местных жителей, которые застали время сталинских репрессий, по ночам возле церкви постоянно слышался гул грузовых машин — сюда свозили песок. Для чего, станет известно только в начале 1990-х, когда священнослужители получат доступ к нижней части церкви. — Песком и известью посыпали тела расстрелянных людей, которые лежали штабелями, — говорит священнослужитель. — До 1993 года открытого доступа к этим подземельям у церкви не было. Когда туда попали верующие и священники, увидели ужасную картину: в подвалах было 15 тонн земли, почти до потолка, здесь были останки людей и тонны мусора. Песок использовали, чтобы скрыть следы преступлений. Но как известно, все тайное становится явным. Самые большие захоронения были обнаружены в районе алтаря. Изначально было предположение, что останки принадлежат монахам-бернардинцам, которые основали здесь монастырь. — Но сразу же были обнаружены советские предметы: копейки, пулеметные ленты, гильзы из-под винтовок и, наконец, черепа с пулевыми отверстиями, в том числе и женские, говорят об убийствах, совершенных в советское время, — говорит отец Георгий. Все останки бережно собрали и положили в часовню, которая находится в крипте. Иконостас выполнен в виде кованой решетки, напоминая, что люди здесь находились в заточении. — Каждый понедельник здесь проходит литургия при свете свечей и лампад. Во время богослужения по-особому ощущаешь себя, ведь на святом месте убивали людей. Мы должны знать об этом и помнить о невинно убиенных. Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Через тюрьму в храме прошло около 5 тысяч человек, здесь было вынесено более 2 тысяч смертных приговоров. |
|