«Божий одуванчик, как ты здесь оказался?» Фигурант «дела Тихановского» Вергилий Ушак - о двух месяцах в СИЗО. 21.by

«Божий одуванчик, как ты здесь оказался?» Фигурант «дела Тихановского» Вергилий Ушак - о двух месяцах в СИЗО

05.08.2020 14:00 — Новости Общества |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:

Фигурант «дела Тихановского» Вергилий Ушак вышел на свободу 29 июля под подписку о невыезде. Он провел в СИЗО два месяца. Белорусские правозащитники признали молодого человека политзаключенным. Вергилий рассказал правозащитникам лишенного регистрации центра «Весна» о своем заключении, свободе и встрече с невестой.


29 мая в Гродно на пикете по сбору подписей его задержали первым. Он снимал на видео происходящее.

По словам Вергилия, это был его дебют — и по видеосъемке, и по задержанию, и по аресту.

— На пикете меня задерживал один сотрудник ОМОНа. Я сразу сказал ему, что иду, потому что я раньше видел на видео, как ОМОН может жестко задерживать людей. Меня первого усадили в микроавтобус, а потом уже начали закидывать остальных. В этом автобусе, видя, как задерживают и обращаются с остальными, я сразу же подумал, что хорошо, что меня усадили первым за водительским сидением. Как бы смешно это ни звучало, но в первые минуты задержания я думал о том, как же мне повезло с местом в бусе. Со мной в микроавтобусе ехали еще двое задержанных на пикете, я их даже не знаю. Единственное, что запомнил, — что у одного парня был только один ботинок и белые носки. Видимо, слетел при задержании.

Когда нас привезли в РУВД в Гродно, то сразу изъяли все вещи. На металлоискателе запищали мои ботинки. Сотрудники ОМОНа начали ломать их. Я возмутился, так как на тот момент это была моя единственная нормальная обувь. Тогда омоновец предложил мне быть босиком, а ботинки просто изъять. Так до пяти утра все следственные действия я проходил в одних носках. В помещениях был очень холодный кафель, я потом заболел.
В Гродно обходились весьма вежливо. Но я вначале не понимал, что вообще происходит. Было ощущение, что вот что-то написали — и все ждали какого-то приказа.

Потом задержанных доставили в ИВС областного центра.

— Когда нас туда везли в автозаке, я слышал, как шутили другие задержанные. Видно было, что остальные были эмоционально подкованы сильнее. Я же воспринимал все это не так смело.

Сначала молодого человека из-за высокой температуры не хотели принимать в ИВС, но затем все же оставили там.

— Человек, который привез меня, увидел, что в документах не хватает моих подписей. Но я сказал, что подпишу только после того, как дадут позвонить моей невесте Наде. Тот согласился, достал телефон из моих вещей. И как только включили, увидели сразу Надин входящий вызов. В тот момент я понял, что я уже ничто: боишься всего, ты не можешь даже нажать зеленую кнопку на телефоне, выкрикнуть что-то. Кстати, потом я узнал, что Наде так никто и не позвонил, хоть и обещали, с ней связались только через пару дней. До этого никто не знал, где я.

«Интеллигенция, как ты, такой божий одуванчик, оказался здесь?»

Задержанных перевезли в Минск на следующий день. При этом им не говорили, куда их везут и запретили разговаривать между собой. Всю дорогу, по словам парня, они были в наручниках, которые на какое-то время снимали.

— Я все думал, что нас должны отпустить, потому что я слышал фразу: «Через час по одному». Самое страшное было, когда сворачивали с трассы в лес. Очень мрачные мысли были, — вспоминает Вергилий.

В ИВС на Окрестина он пробыл несколько дней. Там держал голодовку.

— Там в камерах я был один. Меня переполняла злость от того, что происходит. Кроме того, я вспомнил, как в своих роликах Сергей Тихановский говорил, что еда в местах заключения очень дорогая, и я не хотел платить за нее. Заявление на отказ от еды долго не принимали, взяли только на второй день. На ИВС я еще голодать не умел, поэтому я сразу и не ел, и не пил. Но мне все равно приносили еду и ставили, чтобы она пахла. Врач, который утром приходил на осмотр, щупал меня и говорил сотрудникам ИВС: «Еще протянет».


— О том, что меня переводят в следственный изолятор на Володарского, никто заранее не предупредил. Перед так называемым этапом сотрудник ОМОНа сводил в душ. Я быстро помылся, постирался. Омоновец очень удивился моей скорости. Я всегда был в своем пальто, на него было много реакций там. Даже этот омоновец после душа сказал мне: «Интеллигенция, как ты, такой божий одуванчик, оказался здесь?»

О том, что меня переводят, я узнал по факту. За эти дни голодовки я очень похудел, у меня спадали штаны. Меня перевозили в наручниках, которые были очень сильно затянуты на правой руке, так, что я даже штаны не мог подтянуть. Перевозили на «Володарку» нас в стаканах автозака, но и там я был в наручниках. Вдобавок ко всему тогда было очень холодно. И как назло в душе перед выездом я постирал нижнее белье. И помню, как я ехал в изолятор в этом «стакане» с полуспущенными штанами, полуголый. На мои просьбы ослабить мне наручники конвой отказывал, ссылаясь на отсутствие ключа. На «Володарке» принимающий, посмотрев на меня, спросил у конвоя: «Что это?» На досмотре в доврачебном кабинете все перешептывались и смеялись надо мной.

На «Володарке» я сразу попал в «больничку» с температурой. «Больничка» — это большая просторная камера с 12 кроватями. Кроме меня, там лежал еще один человек. Мне измеряли температуру и выдавали порошки от простуды. Но там была только холодная вода, а у меня еще не было кипятильника. Поэтому эти порошки просто не растворялись в воде.

Там Вергилий решил продолжать голодовку и написал об том заявление. Его сразу же перевели в обычную камеру. Молодой человек признается, что не знал, что можно пить воду.

 — Меня вызывали к психологу, чтобы поговорить о мотивах моего поступка. Когда я ей объяснял, что это в знак протеста незаконного задержания, то она лишь ответила: «Выбор твой, но ничему это не поможет». У всех была задача отговорить меня от голодовки. При заселении в камеру воспитатель привел меня и говорит: «Вот чай пей с сахаром». Когда я сказал, что вообще-то при голодовке нельзя, так как покажет глюкозу, он удивился, что «меня уже научили». В камере я держал голодовку где-то три дня.

Вергилий Ушак рассказывает, что много неудобств ему принесло именно незнание своих прав, приведя в пример историю про прогулку.

 — Я не знал, прогулки — это мое право или обязанность. Могу ли я от них отказаться? Оказалось — нельзя. Или идет на прогулку вся камера, или не идет никто. Но можно взять справку об освобождении от прогулок, чтобы не подставлять всю камеру. У меня была такая справка, потому что я аллергик. Но вообще было много проблем именно из-за незнания своих прав.

Вергилий Ушак рассказывает, что сокамерники относились к нему адекватно, никто не пробовал настроить их против него.

— В камере нас было 12 человек: и те, кто уже давно осуждены по приговорам на сроки, и те, в отношении кого ведется следствие. У нас был телевизор. Но при этом самой ценной вещью в камере у меня были беруши. Они передаются через медицинские посылки по понедельникам. Я только несколько раз ложился спать без берушей — когда в Минске были акции солидарности и сигналили машины.

До 17 июля у нас был так называемый карантин. Это был самый легкий период там. Было меньше проверок, чем обычно, а курильщики курили на окне. Все сотрудники были в пластиковых щитках. И на допросы к следователю нас водили в этих защитных щитках. Но в самих камерах как таковых мер по противодействию COVID-19 не предпринималось.

2 июля в Гродно по Skype Вергилия Ушака осудили на семь суток административного ареста за инцидент 29 мая на пикете по двум статьям КоАП: ст. 17.1 (мелкое хулиганство) и ст. 23.4 (неповиновение законному распоряжению или требованию должностного лица при исполнении им служебных полномочий).


«Что меня признали узником совести, узнал только после освобождения»

— Меня судили по большому телевизору с Web-камерой. Я никого не видел, даже, когда спрашивали, узнаю ли я сотрудника милиции, я не мог ответить, потому что я даже не видел, кто там разговаривает. Я очень хотел увидеть Надю, но камера была расположена таким образом, что я не видел ни зал, ни присутствующих там, ни даже судью — просто стена.


Я не понимаю, почему мне вменили две статьи. Даже Сергею Тихановскому дали одну [Тихановского гродненский суд осудил 1 июля по ст. 23.4 КоАП на 15 суток ареста]. Сейчас в любой момент меня могут забрать на Окрестина отбывать административные «сутки».

Вергилий Ушак, как и еще шесть задержанных на пикете 29 мая в Гродно, был признан 9 июня правозащитным сообществом Беларуси политическим заключенным. Позже он также был признан международной правозащитной организацией Amnesty International узником совести. Вергилий рассказал, как он узнал про это.

— Что меня признали узником совести, я узнал только после освобождения. Про статус политзаключенного я узнал на «Володарке» где-то в конце июня. В газете «Новы Час», которую выписали мне, я прочитал про политических заключенных. На допросе я спросил у следователя, признали ли меня политическим заключенным, он сказал, что да. Потом состоялся интересный диалог с ним по поводу этого:

— А что дает статус политзаключенного?

— Я не знаю, — говорит следователь.

— А кем политзаключенные признаются?

— Правозащитниками.

— А кто это?

— Ну вот ты правозащитник.

«Приходили непонятные открытки, когда вроде тебя поддерживают, а вроде и нет»

Вергилий Ушак говорит, что чувствовал постоянную поддержку через письма и открытки, которые присылали ему люди.

—  За все время я получил более ста открыток и писем. Долгое время мне ничего не приходило. Я думаю, что сразу на них был поставлен «блок». Там происходит очень большая задержка писем: если сокамерникам приходят письма, отправленные 3−4 дня назад, то мне — минимум две недели назад.

Когда я освобождался, то попросил, чтобы сходили и посмотрели, не пришли ли мне еще письма. В камере говорили, что нет, но тут принесли еще целый пакет. Но я не успел их прочесть.

Много было интересных открыток и писем. Например, очень творческие открытки приходили от Дарьи Рублевской. Многие рисунки меня вдохновляли там. Я старался отвечать на письма. Правда, много приходило без обратных адресов. Если мне писали на белорусском языке, то и я старался отвечать тоже на белорусском. Однажды даже на английском получил открытку. Я написал ответ, правда, с кучей ошибок, хоть говорят, что цензоры не пропускают на другом языке письма из СИЗО.

 — Запомнилось письмо от 14-летней девочки. Она написала: «Да, мне 14 лет, возможно, вам будет смешно…». Приходили непонятные открытки, когда вроде тебя поддерживают, а вроде и нет. Например, на рисунке открытки изображены колоски с сердечками, а с другой стороны подпись «Случайности не случайны» — я не знал, как это понимать. Интересно, что мне однажды пришло письмо с подробным рассказом о задержании людей возле магазина Symbal.by. Последний раз мне принесли сразу стопку из 37 писем.

Надя старалась мне передавать передачи чуть ли не каждый день. Приходили передачи от других людей. Потом еще выписали мне газету «Новы Час». Сокамерники, бывшие прокуроры, очень удивлялись, что такую газету пропустили к нам. Там было то, чего не показывают по телевизору.


 — Последний досмотр перед выходом проводили трое людей в черном облачении и масках. Я не могу сказать, были ли это сотрудники ОМОНа, потому что были без опознавательных знаков. У меня на выходе было два пакета. Сразу это выглядело, как обычная проверка. Только потом почему-то начали откладывать в сторону все мои книги, открытки, письма, тетради, блокноты, рисунки. Когда все это сложили в отдельную кучу, то сказали: «Проходим». Я спросил, могу ли я забрать свои письма, на что люди в черном опять сказали: «Проходим». Я прошел в кабинет, где мне отдали паспорт и справку об освобождении. Там же дали документы под роспись. Однако сразу я отказался расписываться, так как я не понимал, почему забрали все мои письма. Сотрудник СИЗО на это лишь сказал: «Я у тебя что-нибудь забирал? Надо было там и спрашивать». Мне сказали, что, если не подпишу, то буду сидеть там до последнего. Я сказал, что я не тороплюсь и без своих писем никуда не уйду. Среди писем, которые забрали, было много тех, которые только принес цензор и я не успел их прочесть. Сотрудник изолятора настаивал, что он ничего не забирал у меня, поэтому и вопросов к нему никаких не может быть. Потом сказал, чтобы я пришел завтра, 30 июля, и забрал свои письма. Я настоял, чтобы мне сейчас отдали хотя бы портрет Нади, который я рисовал к двухмесячной «годовщине» нашей разлуки. Это причина, по которой я так поздно вышел. На следующий день я пришел сюда и опять начал требовать мои письма. Они знали, кто я, потому что сказали: «Зачем ты украл у нас ручку?» Видимо, они с вещами закинули мне. Но дежурный сказал, что они мне якобы все отдали. Я написал заявление, сказали, что в течении 15 дней рассмотрят.


«Было как-то неудобно, что меня выпускают одного»

— Когда я сидел в изоляторе, то думал, что выйду крутым, а вышел неуклюжим. Я узнал, что под СИЗО голодают родственники одного из задержанных в Гродно, — и было как-то неудобно, что меня выпускают только одного.

Мне надо было как-то созвониться с Надей, но я боялся подойти к людям. На тот момент были мысли такие: «Подумают еще, что какой-то зек подошел к ним». Я осмелился подойти к машине скорой помощи на проспекте и там попросить позвонить. С волнения я неправильно набрал номер: вместо Нади я позвонил какому-то мужику. Так я дальше побрел по проспекту, пока не услышал, как меня зовет по имени какая-то девчонка. Это оказалась старая знакомая, которая просто узнала меня на улице. Она тоже мне слала открытки. Мы позвонили Наде, и она сразу сказала, что сейчас же приедет.


Последние два года Вергилий Ушак работал оператором ЭВМ в Свято-Елисаветинском монастыре, однако после освобождения остался без работы.

— Когда я пришел на работу на следующий день после освобождения, то начальница мне сказала, что у меня есть два варианта: либо пойти к Отцу и покаяться, либо писать заявление на увольнение. Я не совсем понял, что значит «покаяться», но сразу согласился на первый вариант. Когда выходил из ее кабинета, то встретил другую монахиню, которая шла тоже к начальнице. Она мне сразу говорит: «Ну как, помахал флажком на параде?» Я остановился поговорить с коллегой, и буквально через три минуты ему звонят, и я понимаю, что у меня уже нет работы. Мне выдали трудовую книжку на руки.

Я уже обратился за помощью в поиске работы к инициативе «Честные люди». Теперь мне нужно заработать на обручальные кольца.


Сейчас Вергилий планирует поддерживать тех, кто остался на «Володарке». Он носит передачи тем, кого задержали 29 мая вместе с ним.

 
Теги: Гродно, Минск
 
 
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Фигурант «дела Тихановского» Вергилий Ушак вышел на свободу 29 июля под подписку о невыезде. Он провел в СИЗО два месяца. Белорусские правозащитники признали...
 
 
 

РЕКЛАМА

Архив (Новости Общества)

РЕКЛАМА


Яндекс.Метрика