БОРЬБА ИДЕЙ?

На прошлой неделе после месяца переговоров было сформировано новое федеральное правительство Германии. Завершился также процесс создания правящих коалиций на земельном уровне. Однако мы поведем речь не о скучных процентах. Не будет также и гадания о политическом курсе, который стоит ожидать от берлинского кабинета. Состоявшиеся выборы дают повод поразмышлять о более серьезных вещах. Германия, известная как родина многих идеологических концепций, в своей политической жизни обходится, похоже, вовсе безо всякой идеологии.
Как известно, новая правящая коалиция состоит из представителей Христианско-демократического союза и Свободной демократической партии. На первый взгляд, в подобном союзе нет ничего удивительного. Такие коалиции были и раньше. Вспомним хотя бы знаменитый тандем Коль — Геншер, который привел Германию к объединению. Гораздо удивительнее была существовавшая до сих пор «большая коалиция» ХДС и социал-демократов, но и такие компромиссные блоки также встречались в немецкой истории. Вопрос как раз-таки в другом. Идейная платформа христианских демократов опирается на традиционные, семейные ценности. В то же время их главным партнером в правительстве стал Гидо Вестервелле, не скрывающий своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Можно ли было представить такое всего пару десятилетий назад?
Но это только пикантные подробности. В земле Бранденбург случилось происшествие, неслыханное для немецкой политики последних лет. Накануне выборов стало известно, что лидер местных левых Керстин Кайзер являлась во времена ГДР осведомителем секретной службы «Штази». Проходя учебу в Ленинграде, она регулярно доносила представителям спецслужбы о поведении и настроениях других немецких студентов. С момента падения Берлинской стены завершение у этой истории могло быть только одно — позор, покаяние, отставка. Но ничего этого не случилось. Точнее, покаяние состоялось, но уж слишком какое-то невнятное: дескать, по молодости было дело, да и кто не стучал? Этот скандал не только не помешал карьере немецкого политика, но и не стал препятствием для создания коалиции левых с правящими в Бранденбурге социал-демократами. В конце концов, неужели премьер-министра Матиаса Платцека должно волновать, сотрудничала его будущая заместительница со «Штази» или нет, если это вовсе не волнует избирателей?
Кстати сказать, по разношерстности коалиций состоявшиеся выборы действительно удивительны. Одно из самых часто употребляемых слов в октябрьской немецкой прессе «Ямайка». Нет, дело не в особых связях Германии с небольшим карибским государством. Просто по цвету его флага — зелено-черно-желтому — называют коалицию зеленых, христианских демократов и либералов. Ее предсказывали в различных вариантах, вплоть до федерального уровня. Но она случилась в западногерманской земле Саар. И здесь также нельзя не удивиться. Зеленые, прослывшие леваками похлеще социалистов, прямые наследники бунтарного 1968 года, пошли на коалицию с консерваторами и либералами, чьи идеологические взгляды, говоря языком левых, отличаются крайней буржуазностью. Чудны дела твои, Господи!
На самом деле выборы в Германии лишь окончательно подтвердили давно оформившуюся тенденцию в мировой политике. Идеология как таковая, политические платформы, программы отступают на задний план перед политической целесообразностью. Кто-то скажет: так было всегда. Ан нет! В той же Германии в начале 30-х годов одним из самых обсуждаемых вопросов была возможная коалиция социал-демократов и коммунистов, которая могла предотвратить приход к власти Гитлера. Но она не состоялась именно по идеологическим мотивам. И затем обе стороны до хрипоты доказывали, кто же был в том более повинен. В России в 1917 году большевики получили шанс прийти к власти потому, что остальные партии не могли договориться по одному вопросу: создавать правительство из одних социалистов или пустить туда либералов.
Идеологические мотивы господствовали в политике не только левых, но и правых. Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Джордж Буш-младший — образцы, по которым, как по учебнику можно сверять классический и неоконсерватизм. Но эти времена, по-видимому, безвозвратно уходят.
Тенденцию фактической деидеологизации политических партий в свое время четко обозначил Тони Блэр. Лейборист, то есть британский социалист, он в своей политике был далек от левых идеалов. Втянул страну вслед за США в иракскую и афганскую войну, обещал провести референдум по поводу присоединения к Лиссабонскому договору и не сдержал обещания, да и в экономике проводил далеко не социалистические преобразования. Его коллега по клубу европейских «левых» политиков канцлер Германии Герхард Шредер стал ярчайшим примером краха классических идеологий. Социал-демократ на родине этого политического течения инициировал «Программу 2010», означавшую проведение серии либеральных реформ, сократил расходы на здравоохранение и образование. В конечном итоге это привело к расколу партии и поражению на очередных выборах.
Барак Обама, нынешний хозяин Белого дома, несмотря на все обвинения из ультраконсервативного лагеря не то чтобы в либерализме, а даже в социализме ведет себя так, будто он в принципе далек от какой-либо идеологии. Президенту США ни с того ни с сего вручают Нобелевскую премию мира. Он растерянно говорит, что это аванс на будущее и что его долг — оправдать доверие. И тут же объявляет об увеличении воинского контингента в Афганистане. Пацифизм в действии!
Подобные примеры идеологической беспринципности можно перечислять до бесконечности. Кто и по каким канонам определит идеологию «Единой России»? Название «Либерально-демократическая партия России» с момента ее основания вызывает только усмешку. На Украине, если вы зададите вопрос об идеологии той или иной партии, на вас посмотрят, мягко говоря, весьма удивленно. В Венгрии сильнейший экономический кризис вынудил правительство социалистов принимать такие меры, которые не снились и многим либералам. Даже самая массовая из ныне существующих партий мира — Коммунистическая партия Китая — с трудом находит идеологические уловки, чтобы оправдать сочетание идей Маркса и Мао со свободой торговлей, частным предпринимательством и прочими прелестями капиталистического общества.
С одной стороны, в уходе эры великих идеологий ничего плохого нет. Уж лучше подобная беспринципность, чем принесение огромных жертв во имя какой-то мифической идеи. Однако и провозглашать новую эпоху конца идеологий также рановато. В начале 90-х годов американский мыслитель Фрэнсис Фукуяма выдвинул знаменитую доктрину «конца истории». Он считал, что завершение холодной войны означало безоговорочную победу западного либерализма, а значит, и окончание периода конфликтов в истории человечества. Прошли годы, и стало совершенно очевидно, что это была лишь красивая и умозрительная теория. Так же обстоит дело и с кризисом классических идеологий прошлого: консерватизмом, либерализмом, социализмом. В чистом виде они уже не смогут овладеть массами, как это было когда-то. Их золотая эра прошла. Но это вовсе не означает, что идеология умирает как таковая. И кто знает, может быть, где-то уже родились и подрастают новые Маркс, Локк, Джефферсон или Ленин, которым суждено основать новые учения, за которыми пойдут миллионы?

Вадим ГИГИН