О тех, кто есть и кого нет

Источник материала:

О тех, кто есть и кого нет

Человек — животное политическое
Раб нерадив: не принудь господин повелением строгим к делу его, за работу он сам не возьмется с охотой. Гомер
Кoнcтантин CКУPАТOВИЧ
Прошлогоднее переименование столичных улиц, осуществленное с исключительной легкостью, без видимого общественного одобрения, но и без сопротивления, показывает — плодородный слой почвы,
на которой проживают белорусы, необычайно тонок. Гумус в виде культурной традиции практически отсутствует. По этой причине можно переименовать все
что угодно во все что угодно.

И ведь нельзя сказать, что о готовящемся действии не знали. Ибо не было такого печатного или электронного СМИ, которое обошло бы молчанием данную ясновельможную инициативу.

Мораль, по-моему, ясна и, к сожалению, малоутешительна. Если без этих самим себе комплиментов про толерантность и прочее, то надо констатировать: белорусы в массе своей живут исключительно сегодняшним днем. Не имея под собой культурного слоя и за собой традиции, они в большинстве своем не способны увидеть перспективу.

Даже ближайшую. Вспомним перипетии перевода работников на контрактную систему, активно поддержанную профсоюзами, сыгравшими по ситуации роль государева надсмотрщика за ленивыми подданными. И остается только признать правоту авторов той социальной рекламы, которая утверждает, что рабство за тысячи лет своего существования не стало гуманнее. И не может стать (продолжим цитату из Гомера): “...Тяжелый жребий печального избрав человеку, лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет”.

В нашем случае не Зевес, а Начальник. Но это еще и хуже, ибо Зевеса можно ублажить молитвой да жертвой (к слову, в античном мире религиозность носила прагматичный характер; поэтому, например, в честь богов сжигались не тела козлищ, а их внутренности — лучшие куски молящимися поедались), а Начальника, над которым стоит еще Начальник из начальников, ублажить порой просто невозможно. Вывод — практически каждого белоруса “уполовинили”, лишив его возможности проявить свои личностные качества в том случае, если это противоречит воле начальства.

Если в экономике нет борьбы интересов, смело можно утверждать, что в обществе и для политики нет места, ибо в этой сфере “частичный”, лишенный честолюбия человек действовать не может. Что касается власти и ее сторонников, то об этом свидетельствует полное отсутствие энтузиазма со стороны тех, кто участвует во всякого рода официальных мероприятиях, демонстрирующих единение власти и народа. Как у Высоцкого: “Гляди — подвозят, гляди — сажают...”. То есть на местах назначают самых “уполовиненных”, каждый из которых готов откусить себе язык, если с уст соскочит неожиданное хулительное для власти слово, сажают в автобусы и привозят во Дворец. Как детей в пионерский лагерь, с той лишь разницей, что от детей можно ожидать шалостей и прочих огорчительных для воспитателей неформальностей.

Да и с остальными не лучше. Сосед, например, за кружкой пива допытывался: кто, если не он? Не Лукашенко, в смысле. Редкостный инфантилизм для взрослого, в общем, трезвого и умелого в профессии мужика. И если вспомнить, что Аристотель определял человека как животное политическое, то что в осадке остается?

Почему так? Ведь аполитичность характерна для любого нормального общества, а демократические институты успешно функционируют, демократические процедуры традиционно исполняются, не вызывая при этом никаких потрясений. Может, все дело в культуре? Вполне возможно. Социологи, например, утверждают, что с первого дня первых президентских выборов численность электоральных противников Лукашенко стабильно составляет 25%.

Так и хочется патетически воскрикнуть: каждый четвертый! Имея в виду, что это выражение стало для белорусов сакральным. И если большинство живет своими не лучшими “половинами”, то каждого четвертого в этой стране нет. Нет в парламенте, нет в средствах массовой информации, с ними не обсуждается ни одна общественно значимая проблема, они лишены возможности общаться друг с другом и оппонировать своим противникам.

Не хотелось бы заканчивать в том духе, что на нет и суда нет. Все-таки до сих пор по его заслугам воздавалось каждому...