За переездом…

Источник материала:

За переездом…

В эти места мы, мальчишки, ходили по ягоды и грибы. Собирались обычно в субботу после уроков, а утречком, когда только развиднеется, брали корзины, полдники, завернутые еще с вечера в газеты, и, босые, шли с нашей Московской улицы через весь город, по длиннющей Ляховке, дальше и дальше, до самого железнодорожного переезда

Александр МИРОНОВ

Одни только каменные городские бойни и несколько приплюснутых деревянных домов с замшелыми крышами находились по ту сторону переезда. А за ними, куда ни глянь, - поля и поля, и заросшие кустами холмы, а на самом горизонте - торжественный медноствольный сосновый лес.
«Архиерейская дача» - так называлось это место, хоть никакой дачи и не было, а само слово «архиерей» уже в то время казалось нам, мальчишкам, до смешного непонятным. Между тем мы и не задумывались о значении этого слова, потому что вокруг стояла чуть пришепетывающая вершинами сосен лесная тишина, а среди нее - то залитые солнцем прогалины с роскошью брусники, то нежные островки серебристого мха с очень важными молодцеватыми красноголовиками, подосиновиками и боровиками.
Город остался где-то там, за переездом, а тут - только крикни, и крик твой стоголосым эхом понесется далеко, далеко…
И еще был прудик с тепловатой темной водой, затянутой густой сеткой тины. Мы купались в этом прудике и пили из него пахшую болотом воду, и счастливее нас в такие воскресные дни не было мальчишек во всем Минске.
Иногда мы встречали в лесу пацанов-цыган и вместе шли к ним в табор. Делились с ними тем, что с вечера завернули для нас в газетные кульки мамы, а цыганята угощали вкусной печеной картошкой, снятой с горячей золы. Они рассказывали, а может, и врали нам про далекие путешествия их табора, а мы хвалились своими родителями, которые не в кибитках кочуют, а каждый день водят по стальным рельсам могучие и быстрые поезда. А когда они не верили, мы заставляли их прислушиваться к грохоту составов, что проносились совсем близко от нас, за деревьями.
Это место у минчан в то время называлось «За переездом». За переездом - значит за окраиной Минска, за железной дорогой и самыми последними домиками, где только лес и тишина. Дальше, в глубину леса, шла узкая извилистая дорога, пыльная летом и вся в грязи осенью и весной. А куда она шла, куда вела - не все ли равно нам? Возможно, что не только мы, мальчишки, но и многие взрослые минчане не знали этого: мало ли вот таких дорог сбегалось со всех сторон к нашему Минску. И только несколько лет спустя, уже юношей, мне довелось ближе познакомиться с дорогой, уходящей из города на переезд.
Начали прокладывать первое в республике шоссе от столицы до Могилева, и минская биржа труда направляла на строительство чуть ли не всех безработных. Попасть на дорогу считалось большим счастьем. До этого мы целыми месяцами пропадали на бирже, но только единицам из безработных выпадала удача получить направление на завод «Энергия», в железнодорожное депо или на кожевенный завод. Даже на расчистку руин, что остались после гражданской войны, брали редко и мало, и во всем городе не было ни одной новостройки. И вдруг шоссе Минск - Могилев. На бирже труда не осталось ни одного человека! Мы работали лопатами, кирками, ломами и тачками. И хоть тяжело нам приходилось, с каждым днем, с каждым месяцем отходили от города все дальше и дальше за переезд, и вслед за нами тянулся широкий ровный пояс шоссе. По обеим его сторонам длинной стеной поднимался лес. И только кое-где из леса выходили и пугливо глядели на путников подслеповатыми окнами своих хат маленькие деревушки.
Вот и еще одна выскочила из лесу - Красное урочище - с тесными улочками и дворами, с соломенными крышами хат. А когда и она осталась позади, мне пришлось распроститься с работой на шоссе и надолго, на многие годы, уехать из Минска…
Вернулся только в 1945 году после победы над гитлеровской Германией, и словно сердце оборвалось в моей груди: что ни улица - пепел, руины, что ни дом - гора щебня из кирпича или слепоокие стены. На углу Ленинской - картофельное поле, на углу Долгобродской - ржаное поле. «Сколько, - думалось, - понадобится лет, чтобы хоть немного расчистить все это». И никак не приходило в голову, не мог понять, о чем спрашивают меня на этих улицах загорелые парни в полинявших гимнастерках без погон и совсем молодые девчата с сундучками, с корзинками за плечами, хоть и спрашивали на моем родном языке:
- Где тут тракторный?
- Далеко ли до автомобильного?
- Как пройти к велосипедному?
Оглядеться понадобилось, привыкнуть через день-другой, чтобы принять сердцем, понять и почувствовать это новое, небывалое. В места моего грибного детства и моей юности - на «Архиерейскую дачу» и в Красное урочище - шли вчерашние партизаны и солдаты.
Пришли, стали ставить брезентовые палатки, копать землянки, сбивать из досок бараки для жилья и тут же - сначала, как и мы в конце двадцатых годов, вручную, а потом экскаваторами и бульдозерами - копали огромные котлованы под фундаменты будущих заводских корпусов. К ним, пропахшим порохом в боях, потянулись из далеких деревень и городов совсем юные парни и девчата. И ехали они в Минск не на заработки, а в большинстве своем - по путевкам комсомола, в которых было написано: «Минский тракторный», «Минский автомобильный», «Минский велосипедный».
Это было, как в сказке: до сей поры мы знали Московский и Горьковский автомобильные, видели своими глазами тракторы Челябинска и Харькова… Но чтобы минские…
А они уже росли, эти наши столичные гиганты. Шли и шли в наш город тяжеловесные поезда, и на машинах, на станках, на огромных ящиках, что стояли на платформах, видны были те же адреса. Шли грузовики из Горького, тракторы из Челябинска, шла бакинская нефть и уральская сталь, шли машины, станки, агрегаты из Москвы и Краматорска, из Читы и Ленинграда, из Уфы и Новосибирска. Каждый день приезжали, чтобы навсегда стать нашими, инженеры, конструкторы, техники, мастера. Каждый день в далекие города страны ехали белорусские хлопцы и девчата, чтобы двумя-тремя годами позже вернуться домой, на заводы, специалистами.
Это весь советский народ возрождал хозяйство моей Беларуси, разрушенной гитлеровцами. Это наша социалистическая Родина по-братски протягивала нам руку помощи.
И не стало, давно уже не стало медноствольной тишины там, за железнодорожным переездом.
…Мчится комфортабельный автобус по обновленным улицам Минска. Незаметно промелькнул за широким автобусным окном переезд, а улица все тянется, все бежит и бежит, и по сторонам ее, за широкими тротуарами, - то многоэтажные жилые дома, то дворцы культуры, кинотеатры, школы, то каменные ограды заводов.
Не тут ли, где сейчас мотовелосипедный, городскими бойнями заканчивался когда-то мой родной город? А вот тут, где тракторный, и есть та самая, давней памяти, «Архиерейская дача»? Дальше - шарикоподшипниковый, и на подступах к нему, как островки, которые сохранились еще от былого лесного океана, зеленеют высоченные сосны. А еще дальше - Красное урочище, но не те прежние хатки с соломенными крышами, а красивый, просторный город.
И вспоминается давнишнее: заполненный безработными, грязный, выбитый ногами двор биржи труда; тачки, кирки, лопаты на строительстве шоссе, наши минские кустарные - по пальцам их можно пересчитать - фабрики и заводы, на которых для меня, еще молодого, не находилось места.
А сегодня на индустриальных предприятиях Заводского района нашей столицы работают тысячи квалифицированных специалистов, год от года увеличивается выпуск продукции, которой уже сейчас во много раз больше, чем давала до революции вся промышленность Беларуси вместе с Минском. Минские тракторы пользуются большим спросом не только в странах социализма, но и в Австрии, Финляндии, Индии, Бразилии, а по выпуску тракторов на душу населения мы уже превзошли и Англию, и Западную Германию, и даже Соединенные Штаты Америки. Спросите, между прочим, у наших туристов, которые вернулись из зарубежных путешествий, что им больше всего запомнилось в чужих странах, и они вам ответят: «Наши «МАЗы». Они за границей - на всех дорогах…»
Жители Заводского района белорусской столицы давно уже привыкли видеть на своих улицах и предприятиях зарубежных гостей. Приезжают туристы, члены разных правительственных организаций, наши земляки - белорусы, покинувшие родную землю еще до революции в поисках хлеба, наведываются часто к нам и недоверчивые люди, оглохшие от вражеской пропаганды, и, увидев нашу жизнь, наш размах строительства, спрашивают: «Неужели это Беларусь, край болот и лаптей?»
Перед их глазами - новый прекрасный наш Минск с парками и площадями, заводами, новыми домами... А главное - люди. Где он, мужик, с колтуном в волосах, где сермяга-свитка, где лапти с онучами? И проясняется, светлеет в глазах гостей: «Ну и врали нам буржуазные писаки, дьявол их побери!» «Как вам удалось отстроить, поднять из пепла такой прекрасный город?» - спрашивают они. Так, наверное, спрашивают о чуде фокуса у виртуоза-иллюзиониста. У нас, понятно, чудес не бывает… Действительно, Минск был уничтожен, сожжен фашистами, и есть новый Минск, один из красивейших городов страны. Да, была лесная глухомань Красного урочища и «Архиерейской дачи» - и есть гордость белорусской столицы, ее индустриальное сердце - Заводской район. И возвели все это безо всяких чудес и фокусов обычные советские люди. Те, кто первыми пришли сюда, в город, чтобы строить новую жизнь с землянок и бараков. И те, кто родились и выросли уже здесь, в многоэтажных домах, возведенных своими родителями.
Впрочем, не надо было мне говорить, что никаких чудес не было. Были и чудеса.
А расскажу про одно из них.
Десятилетний Яша Лубин чудом уцелел в тот день, когда фашисты сожгли его дом и убили родителей за связь с партизанами. Мальчика сберегли соседи. Чудом остался Яша жить и тогда, когда его, умирающего от голода, нашли в лесу на дороге партизаны и заменили ему и дом, и родителей, и школу. После изгнания гитлеровцев чудо этого обычного человека продолжается: сначала учеба в ремесленном училище, потом работа на строительстве Минского автомобильного. А когда завод был построен, когда комсомолец Яков Лубин стал работать в одном из его цехов, он и сам научился делать «чудеса»: стал новатором производства, рационализатором, одним из первых на предприятии освоил прогрессивные методы сначала скоростного, потом силового резания металла. Лучший токарь белорусской столицы - разве это не чудо?
Между прочим, нет нужды пересказывать дальнейшую биографию этого обычного советского человека. Потому что такие, как Яков Лубин, у нас все. Разве что иначе - без горестей, без ужасов войны - складывается жизнь у тех, кто сегодня подростком приходит на заводы и фабрики, чтобы нести трудовую вахту, начатую их родителями и старшими братьями.
«За переездом» - так некогда называли минчане одну из окраин своего города. И хотя этот железнодорожный переезд сохранился и сейчас, теперь за ним не стоит тишина медноствольного леса, а широко распахнуты, полны творческого кипения двери в наш радостный, без чудес, завтрашний день.
1967 год

Теги: знакомства, Минск