НЕ ВИНОВАТЫЕ МЫ!
НЕ ВИНОВАТЫЕ МЫ!
Роль Светланы Светличной в фильме «Бриллиантовая рука» всегда казалась мне нарочитой, утрированной, прямолинейной и уж никак не вызывала желания подражать ее героине. Однако в последнее время мне все чаще хочется, как и она, заорать на весь белый свет: «Не винова-а-атая я-а-а!..» Так случилось, что после подорожания проезда в общественном транспорте отпущенную на использование старых талонов неделю наша сотрудница болела, и четыре ранее купленных квитка оставались у нее в кармане. Словно в предчувствии беды, за неимением новых талонов, она проткнула два «старых». Интуиция не подвела: контролеры уличили ее в злостном мошенничестве и обвинили в нанесении ущерба городу и государству. И напрасно она доказывала, что пробила не просто талоны, а кровную тысячу рублей вместо положенных шестисот и что она, эта тысяча, уже давно находится в обороте Минсктранса, напрасно спрашивала, по какому такому закону ее деньги превращаются в пыль, приводила пример некоего своего коллеги, по несчастью, выигравшего подобное дело в суде. Спрашивала, почему, подозревая всех в оптовой закупке талонов, транспортники накануне подорожания не берут на себя труд продавать их в ограниченном количестве. В ответ сыпались упреки в совковости, в привычке жить за чужой счет. Словом, из автобуса пенсионерка выходила с клеймом мошенницы и неизмеримо возросшим комплексом вины перед государством и обществом. Этот рассказ оказался благодатной почвой для раздумий: отчего так часто упрекают нас в «совковости», иждивенчестве, желании хапнуть, словчить, воспользоваться? «Совковостью» обычно подменяют термин иждивенчество, мол, привыкли, не утруждая себя, все брать по дешевке. Но, учитывая то, что Бог вряд ли сыпал с неба богатства отъявленным советским атеистам, правильнее, наверное, говорить о тогдашнем джентльменском соглашении между гражданами и государством. Мы вам — дороги, плотины, заводы и города, а вы нам, при небольшой оплате труда, — бесплатные квартиры, медобслуживание, курорты, образование и пятикопеечный проезд. Без взаимных упреков и обвинений. В начале 90-х годов был придуман лозунг «За все надо платить». Эпоха канула в вечность, а лозунг остался в качестве кнута. И из года в год нас стегают сведениями о дотациях на транспорте, в медицине, образовании, домостроении, сельском хозяйстве. Каждый наизусть знает, что мы оплачиваем только мизерную долю коммунальных услуг и висим камнем на шее у коммунальников, что, невзирая на сорокалетние отчисления на капитальный ремонт, мы безмерно обязаны ЖРЭО, если нам бесплатно заменят окно. Покупая мясо, горожанин чувствует себя должником своего брата-крестьянина, ибо себестоимость продукта гораздо выше. Такие же чувства рождаются при получении письма, покупке газеты… Каждому обязаны, перед каждым виноваты. В долгах, как в шелках. Что могут породить такие ежедневные внушения, исходящие в основном из уст наших также трудно живущих коллег — работников СМИ, кроме ущербности, неполноценности и чувства непреходящей вины? Не виноваты мы! И согласны оплатить запросы почты и коммунальников, швейников и печатников. Только пусть хватит зарплаты! В Риме, кроме шедевров сакральной архитектуры, туристам показывают обычно дом архитектора Бернини, стоящий в центре города уже более четырех столетий. «Кому он принадлежит сейчас?» — поинтересовался кто-то и услышал несколько удивленный ответ гида: «Наследникам, конечно, потомкам архитектора, кому же еще?». Для советских людей это было почти недостижимым — оставить государственную квартиру в наследство детям, если они не живут вместе. Теперь вроде времена другие — приватизируй и завещай! В свое время приватизация была бесплатной, с учетом стажа работы членов семьи. Заработал — получи! Но все годы, отпущенные для приватизации, семью минчанки Надежды Ярославовны Букино преследовали несчастья: погибла невестка, оставив на руках свекрови двух детей-дошкольников, умер муж, за ним сестра, два брата, мать…Одиннадцать близких людей похоронила женщина за небольшой промежуток времени. Перед лицом такого горя житейские заботы отошли на второй план. И когда, наконец, она занялась приватизацией своей двухкомнатной квартиры, оказалось, что за нее старейшая работница-строитель, с 1951 года восстанавливавшая и строившая город в системе «Белтракторстроя», должна заплатить более двадцати миллионов! Потому что, видите ли, опоздала, не уложилась в сроки, и ее трудовые заслуги и полувековой стаж (а вместе со стажем мужа и сына стаж доходил до ста лет) пропали, выветрились, рассыпались… Почему не рассыпаются и не пропадают права наследников Бернини, долговые векселя, вообще все ценные бумаги за рубежом? Помнится, древний дед Копать из деревни Пелевцы Щучинского района, побывавший в начале века в Америке и до самой смерти хранивший какие-то акции, на рекомендации односельчан отнести их в нужник неизменно с достоинством отвечал, что ценным бумагам сноса не бывает. Откуда же мы взяли эти сроки, ограничивающие права человека, унижающие его, заставляющие стоять в очередях, торопиться, вечно бежать? А главное — уничтожающие его капитал! Почему не можем мы в качестве ценных бумаг вручить свои чеки «Жилье» или «Имущество» праправнукам, чтобы они сами употребили их в каком угодно веке, а не чувствовали себя людьми второго сорта, не имеющими даже своего жилья? Почему свои ценные бумаги приравняли к пресловутым чубайсовским ваучерам, не имеющим никакой ценности? Да, государству не бывает лишней копейка, полученная даже в виде штрафа за нерадивость и лень, но не следовало бы в погоне за ней разграничивать людей на успевающих и не добежавших. В конце концов, может, и смогла бы выплатить Надежда Ярославовна те злосчастные двадцать миллионов, если бы не пропали ее советские накопления в ограбленных демократией сберкассах. А ведь это тоже был капитал человека! И наши банки, дающие гарантии, берущие на себя обязательства банков-банкротов, стыдливо умалчивают ситуацию с вкладами или объясняют ее тем, что это, мол, было при Союзе. И «не-е винова-а-тые они!». Выходит, виноваты, как всегда, мы. «Не виноватые мы!» — впору закричать теперь владельцам автомобилей. Не виноваты они в недостаточно широких улицах, тесных дворах, недостатке парковочных площадок, заоблачных ценах в городских паркингах. А СМИ нагнетают общественное мнение, обвиняя владельцев авто в загрязнении воздуха и порче газонов, в неправильных парковках, недостаточной чистоте машин, в наличии городских заправок. И невозможно доказать, что без частного транспорта задохнется общественный, что прогресс остановить нельзя. Что для карет и сена нужны загромождающие дворы сараи, а лошади тоже загрязняют среду… Что в Париже заправочные колонки размещаются прямо на тротуарах, а машины паркуются в «карманах» между деревьями на городских бульварах… Молодая мама из Гомеля написала в газету, что в некоторых магазинах областного центра у входа висят таблички, оповещающие, что с собаками и детскими колясками туда вход воспрещен. До какой степени цинизма и неуважения к людям надо дойти, чтобы так ежедневно и ежечасно в лице гомельчанок оскорблять всех матерей планеты, приравнивая их деток к собакам? Подобными табличками или устными запретами грешат музеи, кинотеатры и даже улицы. Да что говорить: высоченные бордюры между тротуаром и проезжей частью минских улиц — чем не способ наказать «провинившихся» в чем-то перед городом молодых мам, стариков и инвалидов-колясочников, еще одна возможность дать им почувствовать себя людьми второго сорта. А теперь к провинившимся в Минске прибавились те, кто воспользовался благами цивилизации — спутниковыми антеннами и кондиционерами: оказывается, эти «злоумышленники» покушаются на красоту города, портят его внешний вид! Городские службы безжалостно срывают эти атрибуты «роскоши», не принимая во внимание того, что в квартирах с солнечными окнами в летнюю жару будут страдать и задыхаться люди. Их не жалко, они — провинившиеся! Помню время, когда никакая автомашина не имела права остановиться возле магазина «Автозапчасти» на Логойском тракте в Минске ближе, чем за километр. Хорошо, если покупателю был нужен болт, а если необходимо купить мотор? Или пять шин — на шею их, что ли, вешать? В Лиде, например, можно было проехать весь город по главной гродненской трассе и не иметь возможности остановиться даже у аптеки, не говоря о магазинах, — повсюду висели знаки «остановка запрещена». Вольно или невольно вспоминается при этом лондонская Национальная галерея, где на ковролиновом полу спокойно сидят студенты и срисовывают знаменитые картины, где на любом стульчике спокойно может примоститься пожилой человек, пришедший полюбоваться на сокровища мировой культуры. В Соборе парижской Богоматери во время богослужения туристы свободно перешагивают через ноги молящихся, любуются витражами и, главное, не слышат ворчания, слов недовольства. А вы можете вязать носок, сидя в кафе, как делают это парижанки? Слабо? Боязно, что могут вывести оттуда с оскорблениями и, чего доброго, штрафами! Но самое страшное в наших душах, считаю, случилось, когда было объявлено об упорядочении льгот. Мера, может быть, и нужная, но толковали ее так, что все, получающие льготы, выглядели паразитами и захребетниками, сидящими на шее у трудового народа и вырывающими у других лакомые куски. «Ты знаешь, — сказал мне фронтовик, полковник в отставке, активный член Белорусского Союза офицеров, — я по возрасту и здоровью даже на родину в Тулу лет двадцать не езжу, значит, льготой не пользуюсь и казенных денег не трачу. Но она, льгота эта, была для меня своеобразной наградой, дескать, помнят, уважают, отличают. Ну, примерно, как во Франции генералы отдают честь рядовому ветерану войны». Недавнее выступление президента на пресс-конференции с российскими журналистами поставило все на места: да, необходимо упорядочить, но обиженными люди не будут. Эти простые слова надо было сказать сразу. Более того, сказать правду, если стране трудно и она нуждается в помощи. Люди, которые за Родину отдавали жизнь, не пожалеют для нее жалких грошей ценой в половину проездного билета. Екатерина ЦИРКУН |
|