Кепи и баррикада

Источник материала:

РУБЛЕВСКАЯ Людмила, СБ

145 лет Гаврошу

Оказывается, в ХХ веке сформировался особый тип ребенка–героя. Он, как правило, лишен семьи, не хочет взрослеть и всячески противостоит миру бессердечных и тупых взрослых.

Собственно, ничего нового в типе отверженного и романтического героя нет... Просто он представлялся предыдущим поколениям как–то постарше. Если раньше умами владели Вертер и Карл Моор, то теперь — Маленький принц, Питер Пэн и Пеппи — Длинный Чулок. Ах да, еще Гарри Поттер. Настоящий герой нашего времени. Ведь и собою жертвует, как и положено взращенному магическим активом пионеру. Беспощаден к врагам — опять же в духе нашего недавнего воспитания.

Психологи объясняют инфантильность героев засильем массовой культуры, которая говорит детям: «... ваши родители не имеют на вас никакого права. Все, что в вас заложено, вы можете разрабатывать и использовать сами по своему усмотрению. Родитель — «хищник–эксплуататор» говорит что–то там о вашей «пользе», но мы не позволим ему реализовать в вашем развитии собственные психологические комплексы».

Есть и еще одна причина. Психологи называют это «малодетоцентризм». То есть в семье, где один ребенок, максимум два, создается культ юного существа и вырастает эгоист. Который, естественно, не хочет и не готов принять на себя проблемы взрослой жизни. То есть детский страх смерти преобразован в детский страх жизни. Отсюда — детский суицид, уход в виртуальные миры... Каково?

Но ведь к смерти отношение у детей особое. С одной стороны — страх, а с другой... Вспомните «Повелителя мух» Голдинга. Милые воспитанные детишки, попав на необитаемый остров, очень быстро становятся людоедиками. Ну не свойственны им пока рефлексии Родиона Раскольникова над чужим расколотым черепом.

Это одно... А как насчет ребенка–воина? Виктор Пелевин очень жестко высказался по поводу культивируемого в советской литературе образа ребенка–убийцы. Аркадий Гайдар, расстреливавший в 15 лет белогвардейцев, Павлик Морозов...

Но во время войны возраст утратил значение. «Иди и смотри» — и не важно, что герой Алеся Адамовича Флера еще подросток и его психика не может выдержать ужаса геноцида... Пионеры–герои служили примером и предметом зависти — ведь им ставили памятники, о них писались книги и снимались фильмы.

ачался культ ребенка–героя, наверное, еще в античности, от маленького спартанца, который спрятал под хитон лисенка и, находясь на важном собрании, где детям предписывалось молчать, молча терпел, пока лисенок вгрызался ему в живот. Но романтическое бессмертное воплощение сей образ получил 145 лет назад, когда Виктор Гюго написал роман «Отверженные». Российский критик Ирина Сандомирская так и пишет: «Общий прототип всех героев–пионеров, начиная с Павлика Морозова, — это, конечно, Гаврош Виктора Гюго. Любовь советской педагогики к этому образу понятна: беспризорный мальчик без роду и племени, сирота, классово близкий, дитя–пролетарий, сын трудового народа. Его гибель на баррикадах полна романтического самопожертвования».

Итак, Гаврош... Персонаж, пожалуй, наиболее запомнившийся из «Отверженных». А может быть, и из всего Гюго с Эсмеральдой включительно. Парижский оборвыш, гибнущий на баррикаде, встал плечо к плечу с Дон Кихотом, Тилем Уленшпигелем, Гамлетом, мадам Бовари и прочими узнаваемыми персонажами, именем которых можно называть все — от наборов корпусной мебели до моделей кепок.

Кстати, кепки а–ля Гаврош пользовались немалой популярностью. А сегодня на подиумах вышагивают анорексичные модели в стиле опять же Гавроша...

А для меня в детстве Гаврош был не персонажем огромного сложного романа, а героем тоненькой брошюрки — специальное детское издание, в котором как отдельное произведение были помещены эпизоды о Гавроше. Один — где он подбирает двоих потерявшихся малышей и прячет их в чреве деревянного слона, другой — баррикада и героическая гибель... (Кстати, очень неплохая идея — такие отрывки из по–настоящему хорошей прозы, адаптированные для детей.) Таким образом, Гаврош для меня — это не символ. Это героизм, озорство, милосердие — и терпение. Этот мальчишка, научившийся выживать, не станет отвергать семейные ценности. Помните, как он охотно взял опеку над двумя малышами, как обещает им, что будет о них заботиться, как подтыкает одеяло, чтобы им не было холодно...

наш, белорусский Гаврош? Прежде всего, конечно, вспоминается Миколка–паровоз. Удачный образ, созданный Михасем Лыньковым. Правда, в отличие от парижского гамена (уличного мальчишки), Миколка имеет любящую семью. У него — дом. Но, как Гаврош, ведет сражение с эксплуататорами, с теми, кто смотрит свысока на чумазого оборванного ребенка. И, как и Гаврош, он готов на подвиг и героическое озорство. Но в белорусской литературе Миколка–паровоз не одинок. Помните бронзовых литературных героев на площади Якуба Коласа? Рядом с престарелым партизаном дедом Талашом в типичной гаврошевской кепке еще одно босоногое воплощение детского героизма — юный разведчик Панас. А есть повесть «Мы с Санькой в тылу врага» писателя Ивана Серкова... Правда, деревенские мальчишки из этой повести вроде бы ничего героического не совершают, но образы их настолько живые и обаятельные, что вполне могут считаться архетипическими.

Любопытно, что слово «гаврош» сегодня часто можно прочитать в криминальной хронике. Употребляют его, как правило, в отрицательном смысле: что хорошего в том, что есть дети–бомжи? «Героическую составляющую» Гавроша как–то забывают. Зато в этом году Московский театр клоунады проводит фестиваль детских театров «Гаврош». «Он пока еще маленький, еще не подрос, но уже любопытен, дерзок и немножко нахален. Как тот мальчишка в кепке, что бежит по земному шарику», — заявляют организаторы.

Как обычно и происходит в результате литературной канонизации, нам остается внешность. И очень жаль, что уличный мальчишка, отдающий свой шарф замерзшей нищенке, переговаривающийся на воровском сленге со взрослыми уголовниками, сохраняющий веселость и достоинство на самом дне общества, превратился в кепку плюс песенку.

Оборвыш, гордо говорящий беглым разбойникам: «Такой малыш, как я, — мужчина, а такие мужчины, как вы, — мелюзга».

Юный талант — совсем как Сымон–музыка: «Проказливый гном, уличный мальчишка, он создавал попурри из голосов природы и голосов Парижа».

Мальчик, оставшийся последним из дозора на баррикаде.

С днем рождения, Гаврош!

Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".