Тайна следствия. Александр Алейников: Шанталосов должен сидеть в тюрьме

Источник материала:

Мы поменялись ролями. Теперь вопросы задаю я - подполковнику милиции, бывшему следователю ГУВД, вызывавшему меня на допросы, проводившему очные ставки и прочие официальные действия в рамках "кротовьего" уголовного дела, которое было возбужденно по материалам "ПБ", практически доведено до суда, но сослано в Сибирь. Дело закрыто, и теперь нам есть о чем поговорить с 39-летним пенсионером Александром АЛЕЙНИКОВЫМ, не опасаясь за тайну следствия.

- Александр Викторович, разумеется, главная тема нашей беседы - экспертиза постановления новосибирской милиции, опубликованного на страницах "ПБ" 23 мая. Но читателям нашей газеты наверняка будут любопытны не только анализ, оценки, но и само повествование, как вы расследовали это "гиблое" дело. Когда прочли самую первую публикацию "Операции "Крот", с которой, собственно, все и началось, - до или после того, как вас наделили полномочиями?
- Разумеется, до, в декабре 2004-го, когда вышел номер. Потом следил за развитием ситуации как болельщик, мне было интересно, возбудят или нет уголовное дело. Ведь затрагивались репутация и честь святая святых - национальной сборной. Для меня было честью, что заниматься расследованием поручили мне. Хотя ни о чем, естественно, не просил, дело ко мне попало обычным путем, как любое другое. Руководитель подразделения учел уровень подготовки, проще говоря, кругозор. Футболом я увлекся с детства, занимался им, так что могу объяснить разницу между забеганием и офсайдом.
Так совпало, что как раз в тот момент, когда Генпрокуратура возбудила дело, меня перевели в Отдел расследования преступлений в сфере организованной преступности и коррупции Следственного управления предварительного расследования ГУВД Мингорисполкома, сформированный в середине 90-х. Следующее "совпадение" уже не в мою пользу: отдел расформировали, когда это же дело было практически расследовано и готово к передаче в суд. Меня сократили, отправив на пенсию.

- В 38 лет. Теперь можете сказать, что это сокращение явилось следствием "чрезмерной активности" в деле "кротов"?
- Утверждать ничего не буду, я привык оперировать фактами. Тем более что сократили не меня одного. Следовало понимать, что специализированное подразделение по борьбе с организованной преступностью в Минске больше неактуально. Но, как бы то ни было, я вел дело год и четыре месяца - до декабря 2006-го. Поначалу допрашивали тех спортсменов, тренеров и функционеров, которые были в Минске - Вергеенко, Байдачного... Затем отправились в командировки.
На тот момент Шанталосов играл в Казахстане, Тумилович — во Владивостоке, часть фигурантов — Гуренко, Ромащенко, Кульчий, Островский, Лаврик — в России. Можно, конечно, было пойти по пути наименьшего сопротивления — направлять международные поручения об оказании правовой помощи, но, с моей точки зрения, это могло лишь навредить. Потому что, во-первых, дело само по себе необычное, все понимали, что такими словами, как престиж государства, шутить не надо, малейшая ошибка на объекте расследования — лишнее пятно на Беларусь. Непрофессионально это — поручать такое дело чужим следователям. Тем более о прыти российских СМИ, которые всегда получали, получают и будут получать информацию любого характера, вплоть до самой закрытой, напрямую из правоохранительных органов, хорошо известно.
Но сначала, в августе, наша следственная группа отправилась в Солигорск, а в сентябре — в Гродно. Там мы хорошо поработали, во всяком случае, картина сразу стала ясна, потому что города небольшие, спрятаться особо негде, у всех есть как друзья, так и враги, все друг друга знают. И как только появляются следователи плюс оперативные сотрудники, которые заинтересованы в информации о договорных матчах, с ними охотно идут на контакт. Причем даже на самый неожиданный, в совершенно различных формах. И всплывает масса информации, о которой и не догадывался, но которая в нашем деле не фигурирует. Хоть ты бери и возбуждай другое дело. Но когда мы возвратились из Гродно, я был абсолютно уверен и руководству потом докладывал, что никаким черным тотализатором там и не пахло.

— Но ведь из записей переговоров четко следовало — “заряжали”. Давайте еще раз вместе включим диктофон и прослушаем фрагмент разговора Геннадия Тумиловича с Валерием Шанталосовым относительно матча Кубка УЕФА “Стяуа” — “Неман” в августе 2003 года. Ведь это серьезный документ, улика, прошедшие фоноскопическую экспертизу.
Тумилович: Не, ну я так понял, что смотри. Гродно не прошло, да?
Шанталосов: Гродно, б..., я не знаю, что они там решали, честно говоря, я не влезал. Я только Ковы дал им телефон, Ковалевича. Говорю: если только он. Решайте. Я туда вообще не ездил, не решал на х... Мне тогда из Казахстана позвонили, б...: есть там кто в Гродно? Я говорю: ну позвони Ковалевичу. Потом смотрю: 0:0, б...! П...дец!
Т: А они там что должны были?
Ш: Ну им надо было, наверное, победа. Только со счетом... Вернее, поражение, чтобы Гродно проиграло.
Т: Ну вот не сделал. Гродно. Ковалевич не сделал. Что дальше? Что теперь?
Ш: Ну ни х...я.
— Попытка подкупа перед матчем Кубка УЕФА со “Стяуа” — да, скорее всего, была, но ребята не повелись. Позже у меня сложилось впечатление, что это у Шанталосова фирменная тактика такая — “засветить”, точнее, запятнать именно того, кто ему отказал. Так было, например, с Ковалевичем.
К тому же мы выяснили, что за победу над румынами гродненским футболистам суммарно предлагалось больше, нежели “заряжал” черный тотализатор. То есть у игроков была мотивация, и они сражались, прося замены лишь по причине травмы.

— Должен признать: здесь я вас провоцировал. И с удовольствием отмечаю, что наши мнения и впечатления относительно Ковалевича полностью совпадают. Думаю, вы попали в точку: “вина” Игоря перед черным тотализатором в том, что он честный футболист, порядочный человек. Мы встречались накануне нашей беседы, и я показал ему фрагмент записи. Его после ничьей со “Стяуа” навестила бригада из России, наезжали, устроили перекрестный допрос, однако никаких доказательств того, что Ковалевич взял деньги у Шанталосова не нашли. И это при том, что Валерий как правило пишет на диктофон того, кому предлагает сделку. Так, кстати, было и со мной, когда мы с ним беседовали относительно предложения уничтожить компромат за десять тысяч долларов. А то, что Шанталосов, по моим данным, на Ковалевича выходил, провоцировал и предлагал за 8 и 12 тысяч долларов слить соответственно домашний и гостевой матчи со “Стяуа” с разницей в три мяча — факт. Об этом теперь свидетельствуют не только аудио- записи, но и сам Ковалевич.
— Вот видите, выходит, у журналистов больше возможностей, нежели у следователей. Наш футбол в начале века недалеко ушел от “советских” традиций. В Гродно получил массу информации о других матчах. Факты продажи или попытки продажи некоторыми игроками продолжались, но это касалось 2004 года, 2005-го, но не тех конкретных игр, ради которых нас отправили в командировку. К тому же хотелось не распыляться, сосредоточиться на доказательствах конкретного эпизода, а уж потом, в зависимости от решения суда, пойти по прецеденту, раскрутить другие истории.
Мы уехали из Гродно, впереди была Москва. А накануне в Беларусь вернулся Шанталосов. И началось... Жуткое разочарование в персоне Валерия Дмитриевича, которого я позиционировал как заслуженного спортсмена, вратаря сборной. Представьте ситуацию: рабочий день закончен, поступает сигнал, что Шанталосов в Минске и его в данный момент легко задержать. Веду себя по-человечески, звоню ему и прошу приехать. По нормам уголовно-процессуального кодекса, как только подозреваемый появляется, я обязан предъявить ему постановление о возбуждении уголовного дела, ознакомить с правами подозреваемого и допросить. Учитывая особый характер дела, было бы неправильно, если бы я провел допрос без участия адвоката. Валерий приехал вместе с супругой, мы стали просто беседовать, без протокола. Я объяснил, что мне необходимо совершить три действия: постановление, права, допрос. Разъясняю право на адвоката, показываю постановление, а дальше наступает тонкий момент. Шанталосов говорит: “Понимаете, у дочки день рождения, а в десять часов я уезжаю”... Оснований не верить ему не было, человек вроде серьезный, семейный, заслуженный. Да и закон у нас — средство не устрашения, а помощи. Мы договорились с Валерием и его супругой, что подозреваемый вернется ко мне со своим адвокатом в начале октября, со 2-го по 5-е. И что сейчас мы не будем с ним официальным образом проводить никаких следственных действий. Хотя на всякий случай попросил написать заявление: я, Шанталосов, обязуюсь прибыть для проведения того-то и того-то, а сейчас прошу этого не делать по таким-то причинам. В общем, нормальное заявление, ничего в нем нехорошего нет, и расстались мы хорошо.
Наступает начало октября. Валерий Дмитриевич носа не кажет, никаких сведений о себе не подает. Я позвонил домой — его жена была жутко раздражена. Я перезвонил позже и вежливо предложил Марине Львовне, если у нее есть желание, поговорить по душам, обсудить тему того, обманываю я ее или нет, опять же приехать ко мне в кабинет, где я ей еще раз покажу постановление и объясню все права и обязанности мужа. Она приехала, и я окончательно понял, что в этих людях ошибся — они вообще ничего понимать не хотели. Смысл разговора сводился к тому, что знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, никаких мы обещаний не давали, вы все продумали, хотите опорочить мужа, это параноик-алкоголик Тумилович, он во всем виноват.
В общем, обыкновенная ахинея. Я полтора часа все это терпел, а мой коллега не выдержал, выходил несколько раз.

— “Муж и жена — одна сатана”...
— После этого мы отправились в Москву. В первый раз съездили туда в октябре, побеседовали с Гуренко, Ромащенко, другими свидетелями. И тогда же удалось найти, как ни странно, Пукшанского, того самого журналиста “П”. Ведь на наши неоднократные запросы о нем российская сторона неизменно отвечала: местонахождение данного лица неизвестно. А мы внаглую явились в офис “Спорт-экспресса”, побеседовали с сотрудниками редакции, где Пукшанский когда-то возглавлял отдел футбола. Я не буду называть фамилии, но после некоторых откровений спросили прямо в лоб: “А вы знаете, где Михаил? Мы установили, что он квартиру продал, в Германию выехал...” (До этого заранее получили информацию, что в 2005 году крупные ставки на матчи с участием белорусских клубов в еврокубках делали именно из Германии). Но тут говорят: какая к черту Германия — Пукшанский в Москве и как ни в чем не бывало трудится пресс-атташе футбольного клуба “Сатурн”...
К сожалению, я его не допрашивал, это делал московский следователь, потому что мы уехали, у нас закончилась командировка...

— Преследуя преступника, уходившего от погони на “Мерседесе”, в баке милицейского УАЗа кончился бензин... Помню еще, как мы пришли на экспертизу моего голоса. У экспертов не нашлось кассеты — вам пришлось бежать в ближайший киоск...
— Увы, проза жизни. Если бы мы остались в тот момент в Москве, может быть, и само дело уголовное повернулось бы в другую сторону. Пукшанский подтверждал факт нахождения в Минске в интересующий нас период. Но не более. По поводу его визита в Молдову запрашивали Кишинев, но пока я работал, ответа оттуда так и не поступало.
В командировки во Владивосток и Кустанай мы не выезжали — далековато. Но уже в конце ноября оперативники обнаружили Шанталосова в Минске. 22 ноября они с супругой явились и учинили скандал в ГУБОПиК. Но обошлось без наручников — их обоих вежливо доставили с улицы Революционной на Саперов — ко мне в кабинет, где, наконец, были официально произведены необходимые следственные действия. Подозреваемый от предложенного ему адвоката отказался и на следующий день пришел со своим. Все допросы сводились к одному и тому же: это оговор, я приезжал на базу сборной к врачу, никому ничего не предлагал, никаких дел с Пукшанским не имел и так далее. И активно противодействовал расследованию, отказывался предоставлять для экспертизы образцы голоса, нам больших трудов стоило их получить.
При этом мы были крайне ограничены в технических средствах. На некоторые следственные мероприятия необходимо получить санкцию прокурора. В то время как формально преступление по статье 253 УК тяжким не является, максимальное наказание всего-то три года лишения свободы, поэтому санкцию на прослушивание телефона Шанталосова нам не давали, а сам он, естественно, не разрешал и образцы голоса не давал. Что называется, выкручивайтесь, как хотите. Но мы выкрутились.

— Каким образом?
— Не сомневайтесь, все в рамках УПК. Шанталосов впоследствии нанял еще двух адвокатов, но ни один из них так и не смог оспорить законность появления образцов голоса их подзащитного в деле.

— Александр Викторович, почему не договариваете? Вы пенсионер, дело закрыто...
— Во-первых, у меня есть и свои профессиональные тайны, принципы. Я никогда не подвожу людей, которые мне когда-то доверились. Во-вторых, прекращение уголовного дела по нереабилитирующим основаниям — это почти приговор, точнее, своеобразная амнистия.
Нисколько не сомневаюсь, что и в Новосибирске у Шанталосова был хороший адвокат. И то, что обвиняемый написал заявление, что согласен с закрытием дела “за сроком давности”, говорит лишь о том, насколько сильно он был приперт к стене собранными здесь доказательствами. Фактически он признал собственную вину.
Но и это еще не все. Прекращено дело в отношении Шанталосова, но не Пукшанского, который в розыске. Когда Михаила поймают, предъявят обвинение и прекратят уголовное преследование “за истечением срока давности”, тогда можно будет говорить, что дело прекращено и расследования в дальнейшем не будет. Хотя я в этом не уверен.

— Скорее представлю, что пресс-атташе ФК “Сатурн” не найдут, чем обнаружится мотивация к еще одному расследованию. Всех все устраивает...
— Не скажите, дело может повернуться самым неожиданным образом. Причем, как это ни парадоксально, “перевозбудят” его те, кто изначально был заинтересован в закрытии. Адвокаты Шанталосова не устают кричать о том, что матчи Беларусь — Чехия и Молдова — Беларусь осенью 2003-го все-таки были проданы. И заявляют об этом в УЕФА. Они грозят белорусскому футболу санкциями, так как наша федерация не сообщила своевременно об имевшемся факте подкупа.
И в самом деле комиссарам из Европы будет крайне трудно объяснить, почему, например, заместитель председателя БФФ, на тот момент первый, “замял вопрос”.
Ведь, как следует из доказанных материалов уголовного дела, Вергеенко, Байдачный и некоторые другие высокопоставленные работники нашей федерации узнали о том, что происходило вокруг матчей с Чехией и Молдовой задолго до публикации в “Прессболе” и возбуждении уголовного дела.

— Особенно странно выглядело поведение Вергеенко. Байдачный, например, сразу после публикации обратился ко мне с просьбой прослушать пленки. А вот Михаил Никифорович долго молчал, а потом на сайте БФФ вывесил какое-то непонятное ко мне обращение. Мол, мы ничего не знаем, но если что-то у вас есть, передайте в милицию, а потом придите на исполком, куда мы пригласим журналистов, и всем все расскажите. Не знаю, чего ожидал от меня Вергеенко, но на том исполкоме, помню, когда я выступал, карты не раскрыл. Михаил Никифорович как-то прятал глаза, а поддержал меня только Якубович, редактор “Советской Белоруссии”. Ну и Невыглас, наверное, — Геннадий Николаевич пригласил высокопоставленного чиновника из Генпрокуратуры, слушал меня внимательно, заинтересованно. Кстати, как вам роль Невыгласа в этом деле?
— Невыглас был заинтересован в тщательном расследовании. Я встречался с ним в тот момент, когда отдельные товарищи явно хотели “закрыть вопрос”. И он звонил высоким людям в МВД и Генпрокуратуре. После этого давление прекращалось, но через некоторое время нам снова намекали, что прокуратура города примет от нас только один вердикт — “закрыто за недоказанностью”.
Но о том, что Невыглас хотел, чтобы все было законно, говорила не только наша встреча, но и другие факты. Начальники, которым я доверяю, рассказывали, что Геннадий Николаевич просил их расследовать дело как положено, без “вкусовщины”. Мол, не виновен Шанталосов — и суда нет, а если есть, то на суд этот придут федерация и национальная сборная в полном составе.

— И здесь наши впечатления совпадают. Однако вернемся к адвокатам Шанталосова и “санкциям УЕФА”...
— Да, Вергеенко был в курсе, серьезный минус. Но эти адвокаты забывают, что Пукшанский — гражданин России, и подкуп осуществлял представитель футбольного клуба РФ. И Шанталосов работает тренером вратарей команды, находящейся под патронажем РФС. Эти российские субъекты, как и БФФ, — юрисдикция УЕФА. Но белорусы насколько смогли, настолько расследовали это дело. А россияне его прекратили. И я допускаю, что еврочиновников может не устроить такой вариант развития событий, учитывая “особую” любовь ко всему русскому. К российскому спорту, с учетом его финансовых вливаний и криминального душка.
Не думаю, что на этом все закончится. Потому что, насколько я понимаю, российская пресса за сию тему еще и не бралась. Само постановление новосибирского следователя — находка для журналистов, в нем столько юмора! Одно только “Шанталосов добровольно заблуждался” чего стоит — “Прессбол” ведь не зря без купюр напечатал... Повторяю, дело прекращено таким образом, что можно хоть книги писать о Шанталосове. Вот он, живой антигерой, своими же руками и руками своих покровителей выставил себя пугалом. Потому что я не представляю, как с таким клеймом он и его дети будут ходить по этой земле, смотреть людям в глаза.
Ведь ситуация могла и поменяться. Нет, я не имею в виду спустить дело на тормозах. Но если бы Валера сотрудничал с нами, вел себя как мужчина, всегда есть способ, как сохранить человеку уважение, дать шанс на реабилитацию. Но Шанталосов выбрал путь конфронтаций, и это привело к тому, что все стопроцентно доказано: что вор, деньги под игры брал, к людям нашим, игрокам подходил, предлагал продать матчи — этот факт доказан на все сто.
Я уверен, если бы был суд неподкупный — нормальный, та самая Фемида с завязанными глазами, — он отвесил бы Валерию Дмитриевичу обвинительный приговор, а то и полные три года за его фокусы. Он себя сам привел к такому финалу. И где бы он теперь ни появился на территории бывшего СССР, везде будет одно и то же — вот он, человек, который продавал игры национальной сборной. Неважно, какая она, российская или белорусская. Вот оно, клеймо — на всю жизнь.

— Не боитесь ответить за свои слова? Шанталосов не осужден, приговора же не было...
— Почему не было? В таких условиях, я считаю, предъявление обвинения и есть приговор. Даже россияне не прекратили уголовное дело вчистую, а вначале предъявили обвинение. И Шанталосов с ним фактически согласился. Своим заявлением и подписью под постановлением обвиняемый подтвердил наличие в своих действиях состава преступления. Если человек совершает действия, которые в данный момент квалифицируются как преступление, а дело прекращают за отсутствием события преступления — это реабилитирующие обстоятельства. Преступника могут оправдать даже в том случае, если он убил человека в состоянии аффекта. Но Шанталосов по закону и согласно постановлению новосибирской милиции лишен права на реабилитацию. Реабилитация — это оправдание. А нереабилитация — подтверждение вины, хотя и несудимость.

— Если бы, скажем, Шанталосов не написал такое заявление, его перестали бы преследовать?
— Думаю, у них не было другого выхода. Я слабо представляю уголовный процесс россиян, их УПК, но по нашим законам и сам “срок давности” не прошел. Открываем УК РФ, статья 78: лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления небольшой тяжести истекли два года. Пункт 3: течение сроков давности приостанавливается, если лицо, совершившее преступление, уклоняется от следствия... Шанталосов ведь “бегал”...
Я об этом даже не заикаюсь. Срок давности по этому уголовному делу был прерван, как только его возбудили. А затем множество раз приостанавливали. Прошло менее двух лет. У нас срок давности по “нетяжким” — три года. Совершено преступление осенью 2003-го, но отсчет идет с момента его выявления, то есть с 1 июня 2005 года. Полтора года прошло — все, срок прервался. Мы выявили и расследуем.

— Однако со дня возбуждения дела прошло еще три года...
— Это не тот случай. Допустим, если человек убил и известен факт убийства — найден труп. Закон устанавливает, что за данное преступление человек может быть привлечен к ответственности в течение 10 лет. Если мы установили преступника через 10 лет и 1 день, все — мы не имеем права его преследовать. В нашем случае лицо, совершившее преступление, установили через полтора года — до двух лет точно не дотягивало.

— Тем не менее это видение сквозь призму белорусского УПК юрист из России, с которым я беседовал по данному делу, поддерживает решение новосибирского следователя, отсчитавшего срок давности со дня окончания преступления, 10 сентября 2003 года, до момента его объявления в розыск — 26 апреля 2007 года. И еще этот юрист сказал, что наша Генеральная прокуратура, отправляя дело в Россию, не могла не знать, что сроки давности по нему, с точки зрения российского УПК, давно истекли. То есть дело отправлялось на верные “похороны”...
— Допускаю, но не могу это комментировать. В Генпрокуратуре есть целый международный отдел, который обязан был предвидеть и предусмотреть такое развитие событий. Если в Новосибирске поступили незаконно, Генпрокуратура Беларуси вправе отозвать дело, как и обещал в интервью “Прессболу” Борис Казимирович Тарлецкий. Если же все по закону, значит, так оно и должно было случиться — всех все устраивает.
Хочу только высказать глубокое сожаление, что Шанталосова не признали виновным по “тяжкой” статье — за заведомо ложный донос.

— А вот здесь мы еще поспорим. В Новосибирск я отправил жалобу. Вот ознакомьтесь с доводами:
во-первых, уголовное дело “А” (ч. 4 ст. 33, ч. 1 ст. 184 УК РФ — “попытка подкупа”) и уголовное дело “Б” (ч. 2 ст. 306 УК РФ — “ложный донос”) изначально, с момента передачи из Беларуси в Россию, были соединены в одно производство. Следовательно, согласно УПК обеих стран, 10 апреля 2008 года обвинение Шанталосову должно было выноситься по двум, а не по одной статье УК РФ.
Если же прежде ст. следователь Сосунов Е.М. оказался не согласен с выводами и постановлениями белорусского следствия, он был обязан предварительно разъединить эти уголовные дела и по одному из них вынести постановление о прекращении уголовного преследования. Таким образом, грубо нарушены процессуальные нормы;
во-вторых, мне в принципе непонятна формулировка “Шанталосов добровольно заблуждался”. Фактически она подтверждает, что Шанталосов в отношении меня совершал ложный донос, шел на тяжкое преступление совершенно добровольно, т.е. намеренно, по своей воле. Как же в таком случае закрывать уголовное дело “за отсутствием состава преступления”?
Следователь Сосунов Е.М. установил, что “в действиях Бережкова В.П. отсутствует состав преступления, предусмотренный ст. 163 УК РФ”, т.е. я не вымогал 10 тысяч долларов у Шанталосова, как он об этом заявил в милицию, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за ложный донос. С этим трудно не согласиться. Но я категорически не согласен со следующим выводом, сделанным следователем Сосуновым Е.М. якобы на основании предыдущего:
“Невозможно обвинить Шанталосова В.П. в заведомо ложном доносе по обвинению Бережкова В.П. в совершении тяжкого преступления (вымогательстве), так как отсутствует сам факт вымогательства, поэтому невозможно обвинить Шанталосова В.Д. в заведомо ложном доносе о преступлении, которое не было совершено”.
Ведь факт того, что вымогательства (тяжкого преступления) не было, а донос (обвинение в тяжком преступлении) — был, свидетельствует как раз о ложности этого доноса, что установили правоохранительные органы Республики Беларусь, когда возбуждали уголовное дело по ч. 2 ст. 400 УК РБ (ч. 2 ст. 306 УК РФ) и воссоединяли его в одно производство с тем делом, которое в итоге принял к производству следователь Сосунов Е.М.
Считаю постановление следователя Сосунова Е.М. о прекращении уголовного преследования по уголовному делу “Б”... незаконным. На основании вышеизложенного прошу пересмотреть постановление Сосунова Е.М. и вернуться к производству данного уголовного дела”.

— Такой вот документ. Как вы к нему относитесь?
— Поддерживаю! Перефразируя Глеба Жеглова, Шанталосов должен сидеть в тюрьме.
— Так же считает и мой российский юрист. И еще он сказал, что, если бы такого же мнения придерживалась белорусская прокуратура, следовало как минимум оспорить законность получения Шанталосовым российского паспорта. А по большому счету, нужно было выносить не заочное обвинение, а заочный приговор суда, на основании которого и требовать экстрадиции на родину, по месту прописки гражданина Беларуси Шанталосова.
— Здесь непонятна позиция прокуратуры, которая как орган надзирает за исполнением законов гражданами и организациями. Я не понимаю, зачем они нам противодействовали?

— Кто именно?
— Без комментариев.

— Человек из Генпрокуратуры?
— Прокуратуры города. Нам дали понять, что дело может туда прийти только с одним постановлением — о прекращении уголовного преследования.

— Каким образом это было сказано, в специальной беседе?
— Естественно.

— Что заставляло вас сопротивляться?
— Здравый смысл.

— Вас поддерживали ваши руководители?
— Конечно! Если бы не позиция Владимира Наумова и других руководителей МВД, все замяли бы гораздо раньше. Мы, средняя структура, по следственной линии дошли до самых наших верхов — до первых лиц органа предварительного расследования МВД. Естественно, там люди контактировали с министром. Поддержка нам была обеспечена: работайте, как считаете нужным — по закону. Что мы и делали.
Мы были готовы предъявить Шанталосову обвинение уже в июне 2006-го. Валера тогда работал в Бобруйске и никуда бы он ни делся. Пришли в прокуратуру, доложили уголовное дело. Ведь именно прокуратура поддерживает потом предъявленные милицией обвинения в суде. Но этой самой поддержки мы не получили. Нам заявили, что действия Шанталосова по самому главному эпизоду — эпизоду подкупа... не образуют состава преступления. Так о чем вообще тогда можно было говорить? Нам почти в открытую заявили, что вы обвинение сюда не привезете.
Я тогда кивал: хорошо-хорошо, конечно, может быть, не привезем. Жалко, что тогда Валерий Дмитриевич быстренько убежал в Россию. Каким-то образом обманул их иммиграционную службу, получил российский паспорт. Я просто не понимаю, как такое могло произойти. Каким образом полноправный гражданин Беларуси с могилевской пропиской вдруг “оказался” без белорусского гражданства, получил российский паспорт. Что он туда представил? Справку, что он не гражданин Беларуси? Так это “липа”...

— Видимо, справку, что он гражданин Казахстана, с которым у России двойное гражданство предусмотрено. Мне сказал следователь, которому поручили дело после вашего увольнения, что в деле есть ответ на ваш запрос в Казахстан. Там Шанталосову паспорт не выдавали, и где он его “нарисовал” — неизвестно. Об этом я также сигнализировал в прокуратуру, выступая против отправки дела в Россию. Мы даже встретились с одним из высокопоставленных чиновников, говорю: Шанталосов — гражданин Беларуси, паспорт РФ он получил незаконно, загляните в дело, там ответ из Казахстана. В ответ: чего мне глядеть, вот ответ из России, у нас нет оснований им не доверять. Но ведь в любом случае для того, чтобы получить другой паспорт — казахский ли, российский, Шанталосов по нашим законам должен был выйти из белорусского. Валерий, говорю, этого не сделал. А если бы ему надо было идти в армию, вы бы тоже приняли российские справки?.. Но бесполезно — сослали в Сибирь.
— Вот она и получается, прекрасная роль прокуратуры. Как только нужно работать и что-то доказать, так ни на что ни времени, ни желания не хватает. При таком подходе Шанталосов всех устраивает. Нет дела — нет проблем. А договорные матчи продолжаются...

— И даже глава Администрации президента здесь бессилен...
— Не успел я выйти от него и доехать до работы, как мне телефон оборвали, мол, куда это ты сходил, что звонят в прокуратуру города с самого верха и интересуются, как же доказана вина Шанталосова. Тем людям, которые мне высказывали, что не пропустят дело в суд, я сказал: “Куда еще пойти? К генеральному прокурору, его заместителям? Пойти доложить дело? Я готов. Оно сшито, пронумеровано, владею всей информацией. Проект обвинения тоже напечатан. Только давайте это решим сегодня-завтра, потому что послезавтра я уже буду уволен”.

— Давайте конкретно: что именно отрицали в городской прокуратуре? Ведь в таких ситуациях нельзя быть голословным, того и гляди, подвинут с работы, а то и применят коррупционную статью.
— Четко это звучало так: в том, что Шанталосов предлагал Тумиловичу деньги за обеспечение нужного результата в матчах с Чехией и Молдовой, нет состава преступления. Мол, одно предложение — это ничто.

— То есть сам факт предложения прокуратура поддерживала, оно было доказано?
— Да. Тогда, в ходе обсуждения, я спросил: что же нужно было сделать Шанталосову, чтобы сейчас мы говорили о том, что в его действиях все-таки был состав преступления?
Наверное, Шанталосов должен был на своей “Ауди-А6” не приезжать в Стайки, а с включенными фарами кружить вокруг стадиона “Динамо” и орать в мегафон: “Гена, пожалуйста, возьми 20 тысяч долларов! Нам нужно проиграть в два мяча!”
Вот тогда бы сказали, что его действия активны, есть настойчивость, он хочет достичь результата.
Продолжение следует.