«На спектакль «Пить. Петь. Плакать» у меня ушло пять лет!»

Источник материала:

Ее «Двенадцатая ночь» в Современном художественном театре (СХТ) была одной из самых успешных комедий, в которой все роли играют только мужчины. Проект так и назывался «Мужской театр Екатерины Огородниковой». Но именно эта постановка принесла ей немало проблем - режиссер покинула СХТ, а спектакль еще долгое время прокатывался без нее.

Новая работа Огородниковой - спектакль «Пить, петь, плакать» - вызвал не меньше зрительского интереса. Ее «глупые истории про нас с тобой» заставляют публику и петь, и плакать…

- Банально говорить, что режиссура - не женская профессия, но все-таки. Обычно девочки мечтают быть актрисами…

- Никогда об этом не мечтала. Хотя на втором курсе работала в Молодежном театре, играла Гадкого утенка. Но на сцену меня не тянет. Не знаю, может быть, я и для режиссуры не созрела. Вдруг понимаешь, куда попал…

- И куда вы попали?

- Жизнь ударила сразу после Академии искусств, когда нужно было идти по театрам, проситься, умолять, становиться на колени, самой по ночам сколачивать декорации. Притом не превратиться в ремесленника с молотком. А когда начались самостоятельные проекты, свалилась еще и ответственность, ведь смотрят на тебя как на девушку с претензиями - замахнулась, так давай. Стало страшно. И чем дальше, тем страшнее. Это, наверное, никогда не закончится.

- А то, что вы свободный художник, сознательное решение?

- Сначала так сложились обстоятельства: свободный диплом и иди на вольные хлеба. А потом, когда стали получаться свои проекты, я подумала: вот и хорошо. А сейчас, честно говоря, я уже устала от этих вольных хлебов. Не хватает элементарно денег, организации, регулярности в творчестве. Становится глобальный философский вопрос: стоит ли вообще этим заниматься? Надо реально смотреть на вещи. Мы ведь существуем для зрителей.

- Но ваши спектакли как раз опровергают утверждение, что антреприза должна быть незатейливой, даже примитивной, чтобы удовлетворять интересы самого широкого зрителя.

- Спасибо, конечно. Но к тому же спектаклю «Пить. Петь. Плакать» я готовилась пять лет. Радует, конечно, что получился спектакль, который трогает, приятен публике. Это такой сложный процесс, когда к пьесе то возвращаешься, то откладываешь ее, проживаешь ее вновь и вновь. Это пять лет жизни. Моей жизни. Это много.

СПОНСОРОВ МНОГО, МЕЦЕНАТОВ НЕТ

- А что сложнее - найти пьесу, собрать актерский ансамбль, зажечь актеров своей идеей или найти человека, который даст на эту идею деньги?

- Наверное, самое сложное все эти компоненты свести вместе. Потому что пьесы есть, актеры есть, даже людей, готовых давать деньги, - пугающее количество. Но они зачастую не понимают, куда собираются их вкладывать.

- Им нужна немедленная отдача?

- Сиюминутная. Они смотрят на создание спектакля, как на производство колбасы. А что такого? Деньги заплатил - станцуйте, спойте, музыку погромче. Вот и спектакль.

- Выходит, спонсоры есть, а меценатов нет?

- Да. Остается самим зарабатывать и вкладывать в работу. Но я категорически против этого. Театр не должен превращаться в самодеятельность.

«ДВЕНАДЦАТУЮ НОЧЬ» РЕПЕТИРОВАЛИ ПО НОЧАМ

- «Пить. Петь. Плакать» назвали самым ярким проектом прошлого года.

- Я люблю наблюдать, как люди выходят после спектакля с улыбками. Это приятно. А кто-то и всплакнет. Это еще приятнее.

Правда, был однажды и неприятный момент. Я вышла из зала за пару минут до окончания спектакля. Через мгновения вышли люди, громко хлопнув дверью. Мужчина кричал, что он ничего не понял, в чем смысл? И где мораль?! Бывает и такое.

- А что вы чувствуете, когда в афише видите «Двенадцатую ночь»?

- Наверное, то, что может чувствовать мать, которая очень долго ждала ребенка, вынашивала его, лежала долго на сохранении, потом родила, и где-то на первом году жизни пришли какие-то бандиты, разбили дом, украли ребенка и стали его везде показывать.

- А все-таки, что произошло в СХТ, из-за чего вы вынуждены были уйти?

- Одним словом это называется предательство со стороны организаторов, актеров. Я ушла из СХТ. Прошло время, надо прощать, забыть.

- Но ведь ваша «Двенадцатая ночь» была визитной карточкой театра.

- Когда я пришла с идеей что-то сделать к Владимиру Ушакову, услышала: заслужите, докажите. Назначим испытательный срок, за который вы сделаете несколько спектаклей. Бесплатно. Где? Нигде. В подвале, в гримерках по ночам. На костюмы и декорации были выделены минимальные средства, мы с Михаилом Лашицким в течение месяца каждые выходные ездили на «поле чудес» в Ждановичи выбирать костюмы, перешивать. Так появился спектакль «Все мальчишки - дураки». На самом деле, это был первый спектакль СХТ. Правда, открывался театр «Мещанской свадьбой», но доказывала-то все я. Слава Богу, доказала. А к «Двенадцатой ночи» мы приползли на коленях от усталости. Актеры подбирались очень тщательно, это была такая любовь-дружба! Они готовы были идти на край света. И был успех. Вроде бы испытательный срок прошел, а обещания никакие не выполнялись. Я стала задавать вопросы. Ответов не получала… Хотя спектакль очевидно приносил прибыль.

- После вашего ухода из СХТ спектакль продолжал жить несколько лет.

- Да, и там играли неизвестные мне люди.

- Это значит, что этих актеров вы уже никогда не позовете в свой спектакль?

- Никогда, и не потому, что я такая злая. Самое страшное - разочароваться в человеке. Это были самые любимые люди, с которыми планировалось идти по жизни очень-очень долго. Когда ты видишь проявление трусости, глупости, даже жестокости, разочаровываешься.

- Вы пытались забрать спектакль?

- Смогу это сделать только в сентябре этого года. Мною, ничего тогда не понимающей, был подписан бессрочный договор. А когда я обратилась к юристу, оказалось, что могу его расторгнуть только по истечении пяти лет.

- Будете забирать?

- Это не так просто. Если возникнет подходящая ситуация, если подберутся молодые актеры, на которых это можно будет сделать заново, то да. Если нет, то доказывать кому-то что-то я не буду.

ФРАНЦУЗАМ ПРЕПОДАВАЛА НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ

- Французским студентам, которые приезжали к нам в Академию искусств, я преподавала несколько лет. У меня было три выпуска.

- Тогда, лет десять назад, было удивительным, что актерскому мастерству из Франции едут учиться у нас.

- Раньше я думала, что они едут к нам, потому что мы - последователи русской школы. Так и есть отчасти. Но сейчас я понимаю, что они едут сюда, потому что это дешево. Потому что там хорошее образование очень дорого стоит. Я, конечно, утрирую. Их влечет сюда еще и другая культура, в которой европейцам интересно пожить. И как ни странно, они влюбляются в нее и возвращаются достаточно часто. А Париж им кажется таким чужим, бессмысленным. Послушаешь, даже страшно туда ехать.

- И вы свободно говорите по-французски?

- Да, я свои занятия вела без переводчика. Язык сама выучила по учебникам, на курсах, общаясь. Я и в Париже ставила со студентами спектакль «Наш городок» тоже без переводчика. Это, кстати, один из моих любимых спектаклей, мы с ним съездили даже в Швейцарию.

ТО, ЧТО ПРЕДЛАГАЮТ СОЛИДНЫЕ ТЕАТРЫ, НЕ ИНТЕРЕСНО

- Я, наверное, баловень судьбы. Я никогда не боялась того, что мне нечего будет есть. Я ушла от французов и пошла преподавать в самодеятельный кружок.

- Но сейчас вас зовут на постановки многие государственные театры.

- Как ни странно, предложения есть. Если бы они поступили лет десять назад, я бы не думала ни секунды. Ведь это ведущие столичные театры. А я отказываюсь, если мне не интересно. Это приятно - сказать нет. Это тоже тренинг, я учусь говорить нет там, где очень легко сказать да, и десять раз да.