"Я - распутник по профессии". Что Казанова видел в России и кого любил

Источник материала:

Знаменитый обольститель и авантюрист оставил после себя 12 томов мемуаров, назвав их «История моей жизни». Казанова рассказывает там и о своем пребывании в России.

Джакомо Казанова говорил о себе так: «Я — распутник по профессии». Но он, как показывает и посвященный ему музей, только что открывшийся в Венеции, был не только неотразимым обольстителем. Казанова обладал незаурядным умом и множеством талантов. Он был юристом и целителем, дипломатом и математиком, написал несколько романов и памфлетов, трехтомный исторический труд, работу об удвоении куба и энциклопедию сыров. Но самая замечательная его книга — мемуары под названием «История моей жизни», давно ставшие бестселлером. Из трех тысяч страниц этих мемуаров мы выбрали те, которые рассказывают о его путешествии в Россию.

Инициативников не берем

Казанова приехал в Россию в декабре 1764-го или, возможно, 1765-го года (тут есть некоторая путаница) и пробыл здесь почти год. Его финансовое положение было катастрофичным для человека, который привык жить на широкую ногу. Но ни в Лондоне, ни в Берлине Казанове не удалось продать свою схему государственной лотереи, которая имела большой успех во Франции и принесла ему хорошие деньги. Тогда неутомимый венецианец решил попытать счастья в России.

Скажем сразу, что его идея и там не имела успеха. Оказалось, что нечто подобное еще до него пытались организовать в России, но императрице Екатерине затея эта не понравилась. Поэтому Казанова, встретившийся с императрицей как будто случайно в Летнем саду (встреча была специально подстроена с помощью графа Панина), даже не стал предлагать ей свою схему лотереи. Зато подробно изложил, как можно было бы провести в России реформу календаря, чтобы он стал единым с Европой. Екатерина благосклонно выслушала заезжего светского льва, но реформу календаря проводить не стала.

Кроме того, как рассказывает в своих мемуарах Казанова, он отправлял императрице свои труды «на многие темы», пытаясь поступить в России на гражданскую службу, но все его старания оказались напрасны. «В России идут в гору только те люди, которых специально приглашают туда приехать, — замечает он в „Истории моей жизни“, — и не ценятся те, кто приезжает по собственной воле». В общем, уже тогда, говоря современным языком, «инициативников» не брали.

Прекрасная Заира

Куда больше Казанове везло в России в делах любовных. Главной, хотя и не единственной его пассией была юная крестьянка, которую он купил у ее родителей за сто рублей и которую называет в своих мемуарах Заирой (так звали героиню драмы Вольтера, невольницу султана). Русской Заире было всего тринадцать лет. Казанова с нежностью пишет о ее белой коже и черных волосах и с сожалением, даже с раздражением — о ее ревности, которой она «изводила» его каждый день, и о «слепой вере» в то, что говорили Заире карты, с которыми она советовалась. После одной особенно бурной их ссоры Казанова даже взял с нее клятву, что она больше не будет гадать на картах — во всяком случае, пока живет с ним.

Несмотря на горячую любовь, наш герой время от времени «поколачивал», как он выражается, свою рабыню. «Три или четыре раза», — уточняет Казанова в своих мемуарах и оправдывает это тем, что, мол, в России женщины видят в «колотушках» доказательство любви мужчин.

Надо сказать, что знаменитый венецианец, побывавший в Санкт-Петербурге и Москве, оставил немало точных и уж, во всяком случае, любопытных наблюдений. Так, например, целый пассаж он посвящает русским печам, о которых с восхищением замечает, что их, несмотря на холодную погоду, достаточно топить всего раз в день. «Только в России, — пишет Казанова, — кладут печи с таким мастерством, с каким в Венеции строят цистерны и колодцы».

Русских дворян Казанова считал не только «энергичными», но и «щепетильными» — в том смысле, что никто из тех, кто видел его в обществе юной Заиры (якобы служанки), не задавал ему неудобных вопросов. Его поразило то, как хлебосольны и гостеприимны русские («Не было случая, — подчеркивает Казанова, — чтобы русский сказал: «Мы уже отобедали, вы пришли слишком поздно»), но и то, как сильно они суеверны.

Москва понравилась автору «Истории моей жизни» больше, чем Петербург. Петербург поразил Казанову контрастом между громадой домов, улиц и площадей — и общей неопрятностью, воплощением «великого замысла» (его слова) — и тем, что все было построено как будто наскоро, небрежно. «Улицы мостились с уверенностью, что их придется перестилать еще раз через шесть месяцев», — писал Казанова.

Московские красавицы

Зато Москва оставила у Джакомо Казановы гораздо более приятные воспоминания. «Кто не видел Москвы, — подчеркивал он, — тот не может сказать, что видел Россию, и тот, кто знает русских только по Петербургу, на самом деле не знает их». Жители Москвы более свободны, раскованы, толерантны, чем те, кто вращается при дворе в северной столице, подчеркивал он. И даже женщины здесь более красивы, заметил Казанова, которого можно считать экспертом в этой области.

«Свою дорогую Заиру» он, несмотря на ее юную красоту, не взял с собой, когда уезжал из России, хотя мог бы. Но уже начинался новый роман, и Казанова оставил Заиру — с ее согласия — придворному архитектору Екатерины Второй итальянцу Ринальди. Тот около сорока лет прожил в России, много строил в Петербурге, Ораниенбауме, Гатчине… Казанова пишет, что Ринальди было семьдесят лет, но он ошибается или привирает: архитектору в то время не было и шестидесяти. Как бы там ни было, но Антонио Ринальди действительно влюбился в юную красавицу Заиру, много хорошего сделал для нее, и она жила с ним до самой его смерти.