Я помню: "Бабушка стояла в воде по грудь и держала малыша на вытянутых руках"

Источник материала:

C каждым годом тех, кто пережил войну и мог бы о ней рассказать, остаётся всё меньше: ведь даже тем, кому в День Победы было 18 лет, сейчас 90. Поэтому роль детей, внуков, правнуков, которые сохранили память своих дедушек и бабушек, сложно переоценить. Мы продолжаем публиковать истории, которые прислали в редакцию внуки и внучки наших героических женщин, чтобы в грохоте парадов, которые скоро пройдут во всех городах Беларуси, услышать голоса свидетелей Великой Отечественной войны.

Первые тексты можно прочитать здесь:

• Я помню: «Когда бабушка была в плену, в нее влюбился немец и хотел, чтобы она осталась в Германии»
• Я помню: «Прабабушка узнала в куче сожженных людей свою маму — по кусочку обугленной юбки»

Днем приходили немцы забирали все, что плохо (да и хорошо) лежало, а ночью в окно стучались партизаны

Хочу рассказать о судьбе своих бабушек. Папина мама — Варвара Григорьевна Пригара (1907 г. р.). Мамина мама — Ольга Алексеевна Ковхута (1922 г. р.). До и во время войны они жили в одной деревне, но у них были совершенно разные судьбы. Принадлежали они не только к разным поколениям, но и их семьи отличались по достатку и, можно сказать, по социальному положению.

В семье бабушки Варвары было четверо детей — три сестры и брат. Образование отец разрешил получить только сыну. «А девкам учеба ни к чему», — говорил. Поэтому молодую красавицу Варвару, которой было чуть больше 17 лет, выдали замуж за парня Максима на пару лет старше ее. Кстати, до свадьбы они виделись всего лишь несколько раз. Один из них — на сватовстве. Уехала Варвара из родительского дома за 20 километров. По современным меркам это, конечно, не расстояние, а для того времени — дальняя даль. Бабушка по характеру была очень суровая, сказала — отрезала. Характер свой она показала прямо в день свадьбы. Об этом случае вся деревня вспоминала не один десяток лет. Дело было так. По сельским традициям молодая невеста должна была откусить от кочана свежей капусты как можно больший кусок. Так проверяли хорошие ли у нее зубы. Бабушка Варвара взяла кочан, секунду подержала его в руках, а потом как бросит в толпу гостей и зевак: «Я вам что, кобыла, чтоб мои зубы проверять!». По тем временам это была неслыханная дерзость. Но деревенские после такого случая зауважали молодицу. Дальше жизнь пошла своим чередом. Вскоре и детки появились — семеро всех было. Только судьба сложилась так, что четверых похоронила еще маленькими. От болезни умерла в конце 1930-х тринадцатилетняя дочка Катя. Слабенькими в голодные годы коллективизации рождались и остальные малыши. В начале войны похоронила Павлика, а потом и Ольку.

В воскресенье, 22 июня 1941 года, по радио объявили, что началась война, а в среду, 25 июня, немцы уже были в деревне. Дедушку Максима призвать на фронт не успели.

Во время оккупации в деревне стоял немецкий гарнизон. Днем приходили немцы забирали все, что плохо (да и хорошо) лежало, а ночью стучались в окно партизаны. Жили день и ночь меж двух огней. А что отдавать-то было? Сами впроголодь существовали. В хлеб то кору, то картошку гнилую подмешивали. В марте 1944 года (бабушке уже было 36 лет) родились мальчики-близнецы. Одного окрестили Александром, другого — Алексеем. Дети были очень слабенькие. Через месяц один из малышей умер. На мой вопрос, почему папу зовут Леонид, бабушка отвечала, что не смогли различить, кто умер — Сашка или Лёшка, поэтому моего папу назвали Леонидом. Но, думаю, дело было не в этом, а бабушка из суеверия дала выжившему младенцу другое имя.

С 25 по 28 июня 1944 года Красная армия освобождала наш Глусский район. Советские солдаты шли очень быстро, а немцы с такой же скоростью уходили на запад. Продвигаться нашей армии помогала авиация. Во время одного из таких авианалетов бабушка с 14-летним сыном-подростком, 10-летней дочкой и 4-месячным младенцем прятались под берегом реки. Стояли в воде почти по грудь и малыша держали на вытянутых руках по очереди.

В июле 1944-го деда Максима призвали на фронт. Покачал он на прощание колыбель, где лежал младшенький, поцеловал старших детей, жену и ушел, как оказалось, навсегда. Бабушка Варвара осталась одна с тремя детьми на руках. Деду на то время было 37 лет, в армии он никогда не служил, винтовку в руках ни разу не держал. В 1945 году бабушке пришло сообщение: «Ваш муж, Пригара Максим Анисимович, пропал без вести в октябре 1944 года». Такая формулировка, конечно же, давала надежду: «А вдруг ошибка, а вдруг вернется…». Но в то же время «пропал без вести» звучало как приговор для семьи, для детей. У соответствующих органов стали возникать вопросы: «Может, на сторону противника перешел, предателем стал, а может, в плен попал?». Да и у самой мелькала пару раз мысль: «Может быть, встретил в Европе какую-нибудь красавицу, да и остался там». Но все прояснили односельчане, которые в 45-м стали возвращаться с фронта домой — погиб в бою под Варшавой. Но, к сожалению, в списки погибших дедушка Максим официально так и не попал (до сих пор). Возможно, государство таким образом экономило на выплатах, ведь за погибшего отца детям пенсия полагалась, а за пропавшего без вести — нет.

В тяжелое послевоенное время бабушка одна поднимала на ноги детей. Чтобы младшенький сынок выжил, до трех лет кормила его грудью — кроме грудного молока, малышу и есть-то особо нечего было. Старшие понимали уже все, потерпеть могли, а как младшему объяснишь?! Корова появилась в хозяйстве только через пару лет после освобождения. Хлеб сами делали — перемелет бабушка немного ржаных зерен на домашних жерновах (до сих пор камни от них сохранились), еще чего-нибудь подмешает, вот и хлеб.

К молодой еще, очень красивой женщине постоянно сватались мужчины. Бабушка Варвара долго надеялась на чудо, ждала мужа каждый день на протяжении 10 лет. А потом смирилась. Когда моему папе было лет 10−12, сватался к ней хороший человек. Спросила совета у младшего сына: «Что делать? Трудно без мужчины и в хозяйстве, да и тебе, сынок, отец нужен». «Не надо, мама, нам никто, — сказал он. — Я буду за хозяина в доме. А если возьмешь примака — уйду жить к старшему брату». Так и осталась бабушка одна. Сын дороже любого мужчины, дороже личного счастья. Смирилась со своей вдовьей судьбой. Только с той поры душа ее захлопнулась, закаменела. Глаза на всю жизнь остались грустными, усталыми. Светились только когда смотрела на своих детей, да внуков нянчила. Ради них жила, ради них готова была на все. Это бабушка Варвара доказала всей своей жизнью.

Другая моя бабушка, Ольга Алексеевна Ковхута (в девичестве Соловей), была из довольно обеспеченной семьи. Отец грамотный был, бригадиром в колхозе работал. В семье кроме бабушки были еще дочь и сын. Все дети получили среднее образование.

Бабушка Оля в июне 1941 года окончила 10 классов. В деревне одна из первых в комсомол вступила. Красавицей тоже первой на деревне была. Успели 20 июня отгулять выпускной, а на следующий день — война. На фронт 23 июня провожала любимого парня Петю. С тех пор и до конца войны вестей о нем так и не дождалась. В условиях оккупации красивой молодой девушке жилось очень трудно — и в Германию могли угнать, да и так немцы недвусмысленно подмигивали. Вот и решилась себя обезопасить. В начале 1942 года фиктивно вышла замуж за моего будущего дедушку Василя. Договорились они так: обвенчаемся, чтобы немцы не приставали, а потом, после войны, если живы останемся, каждый пойдет своей дорогой. В доме у бабушки квартировал немецкий офицер со своим адъютантом Файхелем. Адъютант, пожилой уже немец, сочувствовал белорусам, говорил, что Гитлер неправильно делает, что война — это плохо. Когда в деревне проходил очередной «хапун» (молодежь увозили на принудительные работы в Германию), он всегда помогал бабушке Оле и дедушке Василю прятаться. Деда прятал на печке за сушившимся там камышом, а бабушку укладывал в постель, накрывал белой простыней и говорил приходящим в дом немцам: «Тиф!». Так и спасались.

В 1944 году дедушку Василя призвали на фронт. В бою под Варшавой (в том самом, в котором погиб дед Максим) его контузило и тяжело ранило в голову и ногу. Остался жив благодаря молодому советскому офицеру. Уже хотели положить как погибшего в братскую могилу, но офицер заметил, что дедушка дышит, и срочно приказал отправить в госпиталь. У деда за ухом в черепе на всю жизнь осталась вмятина, а в лодыжке — осколки. После лечения, в конце 1944 года, полуживой, инвалид I группы, дедушка вернулся в родную деревню. Бабушка Оля к тому времени уже узнала, что ее любимый Петя погиб еще в первые дни войны. Дед Василь на костылях пришел к складам, где она работала заведующей. Спросил: «Ну, Оля, что делать будем, как дальше жить? Может, примешь меня такого?» И она приняла. Не любила, но пожалела и приняла. В августе 1945 года у них родилась девочка — моя мама.

Свою бабушку Олю я никогда не видела (только на фото) — она умерла за пять лет до моего рождения в 49 лет. Все, что я о ней знаю, — из рассказов деда Василя и моей мамы.

Это история нашей семьи, и в ней жизнь только двух женщин. А ведь до войны в деревне, где жили мои бабушки, было 200 дворов. И если заглянуть в судьбы простых деревенских женщин, то в каждой можно увидеть разбитое осколками войны сердце.

Прислала Ольга Янушевская (Пригара), Глуск

«Яна сяздела на зямлі і спрабавала сабраць у сябе ўнутраныя органы»

Мой прадзед Хасяневіч Мустаф Аляксандравіч быў танкістам. Прайшоў усю вайну. Атрымаў медалі за адвагу. Мая прабабуля Хасеневіч Эмілія Раманаўна таксама прайшла ўсю вайну. Падчас вайны яна з сям’ёй знаходзілася ў акупацыі ў горадзе Гомелі. Аднойчы фашысты сагналі ўсіх людзей на цэнтральную плошчу, сярод іх была мая прабабуля са сваей сям’ёй. Яны адабралі маладых дзяўчат і хлопцаў ды павезлі ў Германію. У іх ліку была і сястра маёй прабабкі - Гэля. Астатніх жыхароў пагналі да ракі Сож. Там іх сабралі ў гурт і паставілі вартавых. Маці маёй прабабулі здагадалася, што фашысты задумалі іх патапіць. Не чакаючы раніцы, разам з суседскай сям’ёй, яны паўзком дабраліся да лесу, дзе і схаваліся. Гэта выратавала ім жыцце. На наступны дзень усіх людзей прымусілі пераплываць раку. Людзі загінулі.

Маёй прабабцы з сям’ёй пашанцавала дабрацца да радзімы яе маці, мястэчка Смілавічы, што пад Мінскам. Жылі яны на акупаванай тэрыторыі, дзе прыйшлося вытрымаць шмат пакут ваеннага ліхалецця, пра якія яна паведамляла маёй бабулі, маці і мне, яе праўнучцы.

У час вайны прабабцы было шаснаццаць гадоў. Не хапала не толькі ежы, але і не было ніякага адзення. Тады яе маці са зламанага парасона пашыла дачцэ спадніцу. Аднойчы, калі пад кулі трапіў суседскі конь, немцы, якія жылі ў іх хаце, асвежавалі яго, а вантробы аддалі прабабулінай сям'і. Яна часта ўспамінала, якімі смачнымі здаваліся стравы, прыгатаваныя з гэтых вантроб.

Сястра прабабкі Гэля, якую забралі ў Германію, змагла вярнуцца дадому, але тут загінула ад снарада. Прабабуля расказала, як разам з сястрой уцякалі ад стрэлаў, але снарад трапіў менавіта паміж імі. Прабабуля ўспамінае: «Мяне амаль што не закранула. Я пачала шукаць Гэлю. Павярнулася. Мяне ахапіў жах. Яна сяздела на зямлі і спрабавала сабраць у сябе ўнутраныя органы. Рэшткі снарада трапілі ў яе жывот…»

Бабуля майго бацькі, Корбут Софья Максімаўна, падчас акупацыі жыла ў весцы Азярцо Уздзенскага раёна і выхоўвала васьмярых дзяцей. Уздзеншчына з’яўлялася партызанскім краем. Мая прабабуля, як і большасць жанчын, дапамагала партызанам: пякла для іх хлеб, перадавала інфармацыю.

Прислала Виктория Довнар

«Указали на старшего сына со словами: «Jude!»

Несмотря на тяжелые военные годы, дедушки и бабушки рассказывали страшные военные истории со смехом.

У моего дедушки было 3 сестры и два брата абсолютно разных возрастов. Самый старший, теперь уже покойный, дедушка Коля с рождения был темноволосым и смуглым, в прадедушку, и когда немцы зашли в дом моих родственников, то сразу же указали на старшего сына со словами: «Jude!». Прабабушка Елена запричитала, прося военных не забирать сына: «Родненькие, какой же он еврей, он же плоть от плоти мой сын!». Прадедушка Влад, скорее всего, имел польские корни.

А еще мне запомнилось, как бабушка Ядя рассказывала, что итальянцы, стоявшие в деревне Сутин, забрали у них огромный котел и там варили лягушек. Дети, глядя на них, дивились этому чуду и смеялись.

Прислала Анастасия Новикова

Революция забрала первого мужа, война — второго

Соня была совсем молода, когда в соседнюю деревню из Петербурга

приехали два друга — Еремей и Николай. Парни когда-то оставили свою маленькую деревушку в поисках лучшей доли. Дядя Николая жил в Петербурге, вот хлопцы и уехали в том направлении. Николай устроился работать в суде, потому что у него был красивый почерк, а Еремей — штатным сотрудником в царскую охранку. Циркуляр службы требовал, чтобы Еремей женился. Похоже, знакомств в городе он из-за рода службы заводить не хотел, и решил увезти с собой Соню, с которой только познакомился.

Поздно вечером он подкараулил Сониного отца, начал свататься. Отец решил прибедниться, хотя имел 20 гектаров земли: «Дочь совсем молодая, приданое не собрали, не в одной же рубашке замуж отдавать?!». Зять ответил дерзко: «Голой отдай. Рубашку назад себе забери».

И хотя Соня любила другого парня, но уехала с Еремеем в Петербург. До революции родила троих детей — Нину, Николеньку и Веру. Жили они, по-видимому, неплохо. Сохранилось фото детей петербургского периода: Нина в нарядном платье с атласным поясом и кружевным воротничком и берете, Николенька в матросском костюмчике и Вера в белом креслице, в нарядном белом костюмчике.

После революции Еремея застрелили. Однажды в дом ворвались вооруженные матросы. Дочь Нина бросилась к ногам отца, закричала: «Не трогайте папу!» Матросы отпустили Еремея на миг, но, когда он сунул руку в карман, схватили снова. «Я хочу отдать жене кошелёк, я не сопротивляюсь», — сказал Еремей. Матросы вывели его, послышался выстрел и шум отъезжающей машины. Соня выбежала во двор, но там уже никого не было.

Кто-то подсказал Соне, что тело Еремея может быть на кладбище. Она и соседка приехали на кладбище, увидели много гробов на земле. Начали искать. Женщины поднимали крышки гробов. Осмотрели всё, но Еремея не нашли. Усталые, сели на один из гробов, и вдруг соседка говорит: «Соня, а гроб, на котором мы сидим, мы же не посмотрели!». Подняли крышку — там Еремей.

Соня рассказала о случившимся Николаю, тому самому другу. Николай, вдовец с детьми на руках, собирался вернуться в Беларусь. Соня напросилась с ним, она была напугана и хотела бежать подальше. По дороге домой решили растить детей вместе. Позже у них были и совместные дети, в том числе моя мама и тётя. Они часто рассказывали нам, детям, эту историю.

Николай устроился работать в суде в Любча, а бабушка Соня смотрела детей, дом, хозяйство. Она привезла из Петербурга свою швейную машинку и очень хорошо шила для семьи, брала заказы от соседок.

На второй день войны Николай собрался в Любча, в суд. Он хотел поработать с бумагами, навести порядок. В тот день Любча начали бомбить. Немецкие самолеты атаковали мост через Неман, возле Любча, заодно бросали бомбы и на посёлок. Николай погиб.

Владимир, единственный оставшийся сын Сони и Николая, ушёл в армию, партизанил, был в плену, штурмовал Кенигсберг.

Соня осталась одна в лесной деревне. Однажды к ним приехал немецкий карательный отряд. Соня услышала пулемётные очереди, крики, а потом увидела дым. Спрятались в подполье. С грохотом открылась дверь, кто-то отбросил крышку лаза. Соня увидела яростное лицо молодого немца. Он что-то кричал и направил автомат на них. Соня раскинула руки и заслонила девочек, но в этот миг появился второй немец, он успокоил первого, отвел от лаза. Первый ещё оборачивался и угрожал, но Соня потеряла сознание. Пришла в себя через несколько часов, девочки обрадовались, увидев, что мама открыла глаза. Вылезли из погреба; догорали пожары, а уцелевшие люди почернели от горя…

Соня пережила войну, дождалась сына Володю. Тот решил учиться, получить профессию. Но силы бабушки Сони гасли с каждым днём. Как-то Соня сказала своей лучшей подруге: «У меня к тебе большая просьба. У тебя две почти новые юбки, а я совсем обносилась. Дай мне одну, когда умру, пусть меня в ней похоронят».

Через несколько дней она ушла в мир иной. Был 1951 год. В тот год родилась я.

Прислала Леонила Ивановна Малевич, г. п.Кореличи

Бабушку вызвали в военкомат и в грубой форме дали понять, чтобы она не совала нос не в свои дела

Мои прабабушки Писарева Нина Никитична и Кущева Екатерина Сидоровна родились и жили в двух тысячах км друг от друга. В годы Великой Отечественной войны обе трудились в тылу, одна — на Урале в Башкирии, другая - в Казахстане и Узбекистане.

Войну Писарева Нина встретила в возрасте 20 лет в селе Шкапово Башкирской АССР. Её вместе с сестрами Марфой и Верой отправили на строительство оборонительных сооружений. Сёстры дошли до самого Сталинграда.

В феврале 1942 г. Нину отозвали обратно в колхоз, где она и проработала трактористкой до конца войны. В 1943 году родила первого ребёнка, мою бабушку Свету, и уже через 3 дня вышла на работу.

Нина Никитична часто вспоминала тяжелые военные годы, как они работали в колхозе. Не в счет были ни голод, ни холод, ни жара. Вспоминала, как ремонтировала трактор зимой, как руки примерзали к ключам. Все время хотелось очень сильно кушать и спать.

Хлеб пекли не из ржаной муки, а из коры липы, ели лепёшки из мёрзлого картофеля. «Вкус липкого хлеба пополам с лебедой и полынью я помню до сих пор», — говорила нам прабабушка. Но они работали из последних сил — так нужно было для Родины, для Победы.

За свою трудовую жизнь прабабушка была награждена медалями «Труженик тыла», «Ветеран труда», «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.».

После войны прабабушка до 75 лет работала в колхозе.

Вторая моя прабабушка Кущева Екатерина Сидоровна родилась в селе Балакчи Казахской ССР в 1919 г.

Окончила в городе Чирчик Ташкентской области Узбекской ССР 7 классов, вышла замуж за Потапова Василия Елисеевича 1906 г. рождения.

В 1936 году родила сына Геннадия, а в 1938 году сына Виталия, моего дедушку. Прадедушка работал в школе учителем старших классов, преподавал физику, математику и историю, а в 1940 году, по словам родственников, назначен директором школы. В 1941 году был вызван в военкомат и отправлен на курсы радистов. После окончания курсов был в срочном порядке, даже не успев попрощаться с семьей, отправлен на фронт. Он погиб, если верить похоронке, которая, к сожалению, не сохранилась, под Великими Луками в 1942 году.

В 1942 году Екатерина Сидоровна пошла работать. Вместе с ней в тылу трудились ее сестры. Кущевы Нина и Надежда работали медсёстрами в госпитале. О них много писали в местных газетах, эти статьи можно было увидеть в школьном музее. Обе имеют награды «Труженик тыла».

Екатерина Сидоровна работала стрелочницей, а затем ее назначили начальником ж/д станции города Чирчик.

Екатерина Сидоровна ежесуточно, не позже 22 часов, представляла наркому отчёт о продвижении и наличии эшелонов, отдельных вагонов с людьми по состоянию на 18 часов, а также сообщала, сколько вагонов отправлено и освобождено по прибытии на место за истекшие сутки. Спрос был строжайший. Работала почти круглые сутки без сна, а дома ждали дети.

Прабабушка после войны снова вышла замуж за достойного человека, военного, потерявшего семью во время войны, с которым прожила всю оставшуюся жизнь, приехала в БССР. Но всегда помнила своего без вести пропавшего мужа и пыталась отыскать его следы.

Моя бабушка Потапова Светлана Максимовна во времена СССР работала в архиве кинофотодокументов, в отделе немецкой хроники младшим научным сотрудником, пыталась отыскать информацию о своём свёкре. Бабушку вызвали в военкомат и в грубой форме дали понять, чтобы она не совала нос не в свои дела. На этом поиски были прекращены, но бабушку ещё не раз вызывали в военкомат. Моя мама писала в передачу «Жди меня», но также не получила ответа.

В доступных документах многое не совпадает с имеющейся у нас информацией. Например, в документах сказано, что прадедушка был призван в армию 18 февраля 1942 г. рядовым и беспартийным, но возможно ли такое, если он был директором школы. Мы делали запрос в управление образования города Чирчик, но пока ответа не получили. В секретном документе Чимкентского военного комиссариата указано, что Кущева Е.С. (а не Потапова, как по свидетельству о браке) получила письмо в сентябре 1943 года. На самом деле писем не было ни одного, и даже номер воинской части, где служил прадедушка, утерян. По документам прадедушка погиб в декабре 1943 года, а похоронка, по утверждению прабабушки, пришла в 1942 году.

К сожалению, на наши запросы приходят только такие ответы: данная информация отсутствует или данная информация пока недоступна, обращайтесь в Подольский архив. И мы с мамой надеемся и будем дальше искать информацию о пропавшем без вести прадедушке, чтобы в дальнейшем можно было преклонить колено у его могилы.

Теги: знакомства, Гомель