Наталия Забродская: «Туман и Рекс – собаки из моего детства»

Хочу рассказать о собаках моего детства – немецких овчарках. Наши отцы и деды – победители в Великой Отечественной войне, служившие простыми солдатами, сержантами, разведчиками и партизанами, ничего не боялись: ни жестоких мадьяров, ни фашистов, ни полицаев. Но от немецких овчарок не было спасения, они выслеживали и догоняли, если брали след.

Придя с войны, веселые, наивные, держащие свое слово, не бросающие товарищей в беде (аресты бывших в плену прямо со студенческой скамьи), они заводили, как правило, немецких овчарок.

Минск моего детства был небольшим провинциальным городом с парадным проспектом, запроектированным московскими и ленинградскими архитекторами как «Город солнца» с красивыми домами в стиле сталинского ампира. Когда Первый секретарь Коммунистической партии БССР Пономаренко утверждал проект, он спросил: «Какая ширина будет у проспекта?» Архитекторы ответили: «Как у Невского проспекта». Он приказал сделать на 10 метров шире. Да еще стояли, построенные пленными немцами, добротные кирпичные дома на Партизанском проспекте и в «Осмоловке» возле штаба Белорусского военного округа. Остальное – бараки, деревянные домики, весной утопающие в бело-розовой пене садов. Зимы стояли суровые, снежные с ноября по апрель. Мы дети запрягали Тумана в санки и он с удовольствием возил нас. Хозяин Тумана – дядя Саша, бывший разведчик, служил у Первого секретаря Центрального комитета Компартии БССР Петра Мироновича  Машерова водителем. Но когда случилась авария, в которой на Московском шоссе, у деревни  Углы, где трасса сужалась и спускалась в болотистую местность, где обычно стояли густые туманы, кортеж с Машеровым врезался в военную машину, солдатик-шофер которой заснул за рулем, дядя Саша был в гараже и чинил основную машину Машерова. Машерова срочно, в очередной раз, вызвали в Москву. Он уже два раза отказывался переходить на работу в ЦК КПСС. На третий раз погиб в  автокатастрофе, а на его место прислали «своего человека»  из Москвы с говорящей фамилией Слюньков, который подло повел себя после Чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года, скрывая правду и выведя всю республику детей, беременных женщин в майскую радиационную жару на Первомайскую демонстрацию. Не было сделано исключение для городов и сел, находящихся в непосредственной близости от Чернобыля.

У меня до сих пор стоит перед глазами Туман важно вышагивающий без повадка рядом с дядей Сашей, возвращающиеся домой из гастронома на Московской.   Дядя Саша идет налегке, а у Тумана в  зубах сетка-авоська  в которой обычно лежали батон и бутылка кефира.

Рекс жил в семье адвоката. Сторожил большой дом и огромный сад. Калитка  никогда не запиралась, но Рекс никого без разрешения хозяев не пускал на порог дома, кроме меня. Я до сих пор не понимаю почему. Я с единственным сыном адвоката  Ворганова училась в одном классе. Мы шутили:

- Адвокат Ворганов, защищающий воров.

Мама Ира Вовы Ворганова очень хотела, чтобы мы дружили, так как у меня одной была пятерка по математике. С адвокатом никто не дружил, не любили соседи и его жену Ирину, стройную красивую рыжеволосую женщину, одетую даже дома всегда безупречно и отбившую адвоката у своей старшей сестры.

В 8-м классе, весной, мы всем классом дружно сбежали с урока математики в кинотеатр Победа, смотреть «Айболит-66». Математику вела 50-летняя строгая учительница, мать 11-ти детей. 18-ть парней во главе с второгодником Кулем, играли на уроках под партой в шахматы и карты и привыкли списывать домашние задания перед уроком у меня. Скандал разразился грандиозный, с подачи жены адвоката. Директор 41-ой школы Козлова, весь педагогический совет и мама Ира собрали наш класс и стали выявлять зачинщиков: «Комсоргу отчитаться, кто организовал срыв урока. Это позор всей школы». Ирина:

- За такое поведение исключить комсорга Песнякевича из комсомола. Уволить учительницу математики, если дети не знают предмета, как они будут поступать в институт.

 Класс затих, все испуганно молчали. Козлова стала ставить вопрос об исключении Песнякевича на  голосование педсовета. Тогда  встала  я, отличница, спортсменка:

«Мария Ивановна хороший учитель. Кто учит, знает математику, а зачинщиков не было, мы все захотели пойти в кино».

Судилище прекратилось. Позже, Саша Песнякевич, доцент Белорусского государственного университета, кандидат биологических наук, пишущий сценарии для команды КВН, чемпиона высшей лиги, вспоминал  на одной из встреч выпускников:

«Если  бы меня тогда исключили из комсомола, я не смог бы поступить в университет…».

Старшие ребята – Малявский (теперь заслуженный артист Национального драматического театра им. Янки Купалы), его друг, мой брат Слава, занимались в драматическом кружке и сами сделали, невиданный нами, велосипед-тандем, катаясь на нем вдвоем, на зависть нам, малышне. Вместе с дядей Сашей, они оборудовали и разметили волейбольно- бадминтонную площадку, повесили сетку и вся округа в выходные играла в волейбол. По будням  Вова Ворганов и я резались на ней в бадминтон, до ночи, пока совсем не видно было волана.

Вова:

- Знаешь, в Прагу вошли наши танки.

Но на мой детский ум мне не понятна была чешская трагедия и мы продолжали играть дальше. Помню ликование всей школы, когда летали наши космонавты – первые в мире.  Уроки останавливались, все кричали, выбегали в большой школьный коридор, обнимались, поздравляя друг друга. Мы, дети победителей, росли веселыми, уверенными в завтрашнем дне, не деля друг друга по национальностям, религиям, богатству.

Рисование и черчение нам преподавал Лендацкий – чех, перешедший в войну к партизанам. В школе с техническим уклоном мы копировали тушью на кальку чертежи для секретного номерного завода «Калибр».

Немецкий – баварский немец-антифашист, а его молодая красивая жена – географию. Когда мы были в 9-ом классе, он неожиданно умер, перепутав бутылочки с лекарствами. Весь класс устроил географице бойкот, ничего не отвечая на ее уроках полтора месяца, пока ее не заменили на скучную толстую, с куксой, старую географицу (40-ка – 50-ти лет). В вузе я немецкий практически не учила, а на государственном экзамене комиссия у меня спросила:

- Где Вы научились берлинскому произношению?

Наверное адвоката больше всех любил только Рекс. Две недели он днем и ночью выл, не давая никому спать, пока адвокат не умер.

С детства я не боюсь собак и считаю настоящими собаками – немецких овчарок.

Наталия Забродская, г. Минск