Перстень Сфорца. Глава XIV

Источник материала:

Перстень Сфорца

(Почти невероятное правдивое повествование)

Глава XIV

Продолжение. Начало в №№7, 11, 15, 21, 24, 28, 31, 34, 38, 42, 47, 51, 55, 59.

– Я должен был просить твоей руки у твоего grand-pere* Николя, но в этом хаосе все смешалось, и вот я прошу благословения на наш брак у нашей общей любимой двоюродной бабушки Эжени!!! Могла ли ты думать, Вики, что у тебя и твоего будущего мужа будет общая бабушка-тетушка? – веселый голос и неотразимый смех Жан-Клода разносились, казалось, по всему особняку д,Амбуа на Рю Сент-Оноре. В процессе монолога он ухитрился не только основательно взлохматить распущенные волосы Виктории, но и исполнить со своей невестой несколько па какого-то немыслимого танго, а потом, легко оторвав ее от паркета, усадить к себе на плечо:

– Вот так я понесу тебя к алтарю! Наши отцы умерли, а месье Николя слишком стар и немощен, вряд ли он приедет на свадьбу, хотя мы, конечно же, пригласим его… Так что, моя маркиза, ты в моих руках!

– Поставь меня на пол, Жан-Клод. Пожалуйста. Меня поведет дедушка. Он приедет, Эжени уже выслала ему приглашение, – не глядя в глаза молодому человеку, серьезно и тихо произнесла Вика.

Улыбка на губах Жан-Клода медленно растаяла:

– Что у тебя с лицом, Вики? Ты не рада? Но разве мы не вместе решили, что нам нельзя больше расставаться? Или ты жалеешь об Артуре?

– Нет, я ни о чем не жалею. Я хо-чу быть только с тобой, ты же знаешь – мне больше никто не нужен! О, я так долго всех обманывала – тебя, себя, Эжени, Артура и его замечательную маму Веру. Я думала, ты просто играешь со мной, а сам уже присмотрел себе какую-нибудь титулованную невесту, красивую, как Шарлиз Терон…

– Но мне совсем не нравится Шарлиз Терон, Вики! И Анджелина Джоли тоже, хотя она и была красоткой, пока не развелась с Брэдом Питтом!

– Перестань смеяться, я… я чувствую себя таким ничтожеством, пойми! Мы здоровы, счастливы, весь мир у наших ног, а он… Артур даже не сможет ходить! А все потому, что у меня не хватило мужества сразу честно сказать ему, что я встретила тебя!

– Это был несчастный случай…

– Он был в стрессе, и он не увидел авто, которое неслось прямо на него.

– Но ты говорила, прогноз обнадеживающий…

– Да, все так думали, так говорили врачи… Но сегодня мне позвонила Света, моя подруга из Минска. Она видится с Артуром каждый день… И вот она побывала у главного медицинского светила клиники и сказала, что собирается замуж за Артура…

– Правда собирается?

– Не знаю, кажется, да… Она спросила, каковы шансы, что он скоро встанет на ноги… Так вот, это светило…профессор сказал, что шансы близки к нулю.

– Скажи мне теперь, принцесса, только это причина твоей грусти? Или ты печалишься, что совсем, окончательно теряешь своего бывшего парня? Говори же, Вики!

– Я не могу веселиться и ликовать, когда тот, кто был мне раньше дорог, прикован к  коляске! Можешь считать меня дурой или даже сказать об этом вслух. Другой причины нет, если ты о ревности… Мой человек – ты! А Света, она любит его…

Жан-Клод крепко обнял Викторию:

– Я не мог знать твою бабушку Катрин, но я великолепно знаю ее родную сестру, я также неплохо знаю тебя, Вики, и, поверь, люблю не только за красоту. Твоя душа, твой мир, твои терзания и метания, даже неуверенность дороги мне… Той ночью, когда мы слушали Эмму Шапплин… помнишь?..  О чем мы только ни говорили! О, Вик! Разве я упрекнул тебя, что ты, вернувшись в свою страну, забыла меня, нет… хотела забыть и вернуться к Артуру? Ты не умеешь раздваиваться, и твое благородство чуть не погубило тебя. Мне было горько, но я вспоминал, как ты смотрела на меня, как мы прощались на Gare de L’Est**, когда ты уезжала… и чувствовал: ты вернешься ко мне.

– Давай найдем лучших специалистов в Европе и вылечим Артура, мой дорогой!

– Да, конечно, и отправимся в Гималаи в свадебное путешествие! Ты видела Катманду, Вик? А Нанга-Парбат?

– Не знаю, если только в прошлой жизни.

– Значит, увидишь в этой. Откровенно говоря, я давно хочу туда забраться! Нам предстоит многое увидеть вместе, ma cherie.

Этот ноябрьский день в Минске выдался сухим и ясным. Из окна палаты Артуру хорошо были видны последние трепещущие листья на высоких ветвях клена. Как красные флажки, они трепетали на осеннем ветру, каждую минуту гро зя оторваться и умчаться в свой последний необратимый полет.

Вот и в его жизни появились красные флажки – за ними запретная зона. Там – Вика, там хоккей, там полнота жизни со всеми ее радостями… там, по сути, все, чем он так долго жил… Сегодня он впервые услышал вердикт врачей из уст заведующего отделением, того самого светила, к которому две недели назад ходила отважная Светка.

Вердикт давал один шанс из ста, что он сможет ходить. Ноль шансов, что когда-нибудь сможет выйти на лед… Ноль шансов, что сможет вернуться в большой спорт!

И девяносто девять шансов из тех же ста, что с этой койки он пересядет в инвалидную коляску. Коляску, кстати, уже купили бывшие товарищи по Национальной сборной, немецкую, крутую…

Всю жизнь Артур ставил цели, конкретные, четкие, казавшиеся кому-то невыполнимыми. Всю жизнь он неукоснительно достигал их. Первой из недостигнутых (или недостижимых?) стала Вика. Их отношения стали для нее лишь черновиком будущего увлекательного романа, она словно проверяла на нем, Артуре, свои способности вызвать у сильного и достойного мужчины настолько всепоглощающее чувство, чтобы он ради нее пошел на любые жертвы и безрассудства. Она, казалось, все время прислушивалась к какому-то дальнему зову – трубному звуку рога, конскому галопу, свисту сабель на поле брани. Как Ассоль, ждала свои алые паруса… своего рыцаря в доспехах, не хоккейных, а настоящих, из овеянной романтикой прекрасной книжной жизни. Для этой жизни – Виктория это знала лишь в глубине своего сердца – она и была рождена! Потому и жила в книжном мире, таком близком и понятном ей, потому и вы-брала библиотечный факультет.

Что ж, дождалась! Он ни минуты не сомневался: тот рыцарь, плейбой, тот не понятный ему альпинист француз завоевал ее, а не просто получил в подарок. Таких, как Виктория, завоевывают на рыцарских турнирах, а не «снимают» после двух бокалов шампанского. И он должен сейчас порадоваться за нее, а не тешить свою посрамленную гордыню, не баюкать свое поверженное самолюбие!

Но радоваться получалось плохо. Особенно сегодня, когда он узнал свой приговор, когда с четкостью рисунка завершенного чертежа понял: впереди ничего!

Он застонал, потянулся было к своим  импровизированным спор-тивным «снарядам» и, махнув рукой, бессильно упал на матрац –к чему все это? Будущего нет.

Мать дойдет до министра спорта и туризма, друзья будут собирать деньги на лечение за границей, Светка для его моральной поддержки организует шумную эпатажную свадьбу (они решили пожениться немедленно, как только Артура выпишут). Но он ничего этого не хочет!

А чего хочет? Выйти на лед главной арены и забивать без счета в ворота соперников.

И свадьбы… не со Светой, как бы мила, сексуальна и предана ему она ни была… Он хочет быть с этой теперь чужой Викой… Да, черт побери, из миллиона красоток он хочет одну только Вику!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась сияющая Светка. Мгновения хватило, чтобы она оценила ситуацию:

– Новый сеанс жестокого самобичевания? «Ах, Вика, почему я не ковбой?!» «Я инвалид, и моя жизнь кончена!» Да ты, оказывается, слабак, Артурчик! Ставь простые цели! Она влюбилась в своего француза, когда ты был вполне здоров и офигенно хорош, да или нет? Зачем тебе вселенская скорбь, когда жизнь прекрасна и я могу сделать тебя счастливейшим из смертных?! Сомневаешься? Сейчас проверим твою нечувствительность!

Отвечая на жаркие Светкины поцелуи, Артур с радостным волнением прислушивался к себе: да, он адекватно реагирует на женскую красоту и ласку… сейчас он чувствует себя вполне живым и почти здоровым. Как она сказала – «ставь простые цели»?

Самая простая цель для меня – встать на ноги! Для этого все средства хороши, в том числе и средство по имени Света … Ого! Да она в состоянии оживить египетскую мумию!

Поздний вечер 19 ноября 1557 года накрыл траурным покрывалом кастелло Норманно-Свево. Праздничное оживление, затеянное в замке Изабеллой, тихо угасло, не достигнув пика. Падре Джеронимо вышел из королевской опочивальни с низко опущенной головой: он был простым и добрым священником, далеким от политики и династических распрей, и сейчас, когда его прихожанка и благодетельница умирала, не мог сдержать слез.

– Синьора Бона отходит. Войдите, ваше королевское высочество (он все еще обращался к Изабелле Венгерской как к юной наследной принцессе).

Изабелла зажмурилась (так она делала в детстве, стоя перед дверями материнского кабинета в ожидании неминуемого заслуженного наказания; так она всякий раз поступала перед тем, как войти в апартаменты Сулеймана Великолепного) и распахнула дверь.

Бона лежала, опираясь на гору подушек, с открытыми глазами. Лицо ее было спокойным и сосредоточенным, все еще прекрасные, выбившиеся из-под чепца волосы разметались по подушке. Руки королевы бесконечно двигались, собирая в мелкие складочки и тут же снова разглаживая лиловый шелк одеяла.

«Это конец!» – впервые с беспощадной ясностью осознала и мысленно произнесла Изабелла. Приблизившись к материнскому одру, она смогла лишь едва слышно сказать: «Мама!»

Взгляд затуманили хлынувшие слезы, сквозь которые она, однако, увидела: Бона смотрит на нее, силясь что-то сказать. В следующее мгновение дочь уже стояла на коленях у постели умирающей, покрывая поцелуями ее руку:

– О, говорите, моя дорогая, я сделаю все, что вы прикажете!

В опочивальне повисла глубокая тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием королевы Польской. И вдруг, как из глубины соляной шахты в далекой Бохне***, где Изабелла бывала в детстве с родителями и малолетними сестрами и братом, наружу с шелестом вырвались слова:

– Пусть Бася покоится с миром, я покаялась в том, что умерт-вила ее… Скажи Сигизмунду, чтобы простил меня… Все ради короны… Прощай, Иза, поспеши к Сулейма…

Она сложила пальцы, как для благословения, глубоко вздохнула, голова ее дернулась в предсмертной муке и затихла.

Все еще стоя на коленях, дочь увидела, как от губ матери отделилось и воспарило к высокому расписному потолку невесомое прозрачное облачко.

– Душа возносится, – вслух подумала Изабелла и в голос зарыдала… Ей вторили громкие причитания челяди и дворян свиты.

Через полчаса Изабелла Венгерская вышла в малый тронный зал  замка к собравшимся местным дворянам и богатым горожанам, облаченная в глубокий траур:

– Синьоры! Я созвала вас по крайне печальному поводу. Королева Польская и великая княгиня Литовская, герцогиня Миланская и Бари, ваша госпожа и моя матушка Бона Сфорца-Ягеллонка после тяжелой болезни отошла к Господу.

Она возвысила голос над сокрушенными возгласами и рокотом учтивых соболезнований:

– Прошу вас завтра поутру быть в базилике святого Николая Мирликийского на церемонии отпевания и погребения Ее величества. Прошу также ваших молитв… La regina е morta****.

Эмилия НОВГОРОДЦЕВА.

Продолжение следует.

________________________________________________

* Дедушка (фр.).

** «Восточный» вокзал Парижа.

*** Старейшая соляная шахта на территории Польши, в 35 км от Кракова, территория Малопольского воеводства.

**** Королева умерла (ит.).