Как советские пионеры стали успешными капиталистами

Пять факторов: лидерские качества, смена ценностей в обществе, открывшееся разнообразие сценариев жизни, а также школы менеджмента и переводные книги по бизнесу — помогли советскому поколению 1970-х годов рождения добиться успехов в бизнесе. Заместитель заведующего кафедрой анализа социальных институтов факультета социальных наук НИУ ВШЭ социолог Роман Абрамов в качественном исследовании выяснил, как из пионеров периода перестройки воспитывали деловых людей, пишет IQ. 

Исторический перелом 1989–1991 годов — переход к рыночной экономике — сильно повлиял на судьбы тогдашних подростков. Поколение 1970-х годов рождения продемонстрировало непривычное для вчерашних советских людей разнообразие паттернов поведения. Те, кому в тот переломный момент было 14-16 лет, вдруг увидели перед собой массу новых возможностей и разны вариантов жизненных траекторий.

«Накатанная колея» — типичная биография рожденных в СССР (все на всю жизнь: образование, работа, семья) — перестала быть безальтернативной. Оказалось, что можно многократно менять занятия, убеждения, отношения и образ жизни. Можно произвольно перестраивать каноническую последовательность событий «учеба — работа — создание семьи». Регулярная занятость вовсе не обязательна — возможен фриланс. Появилась масса новых профессий: от программистов до рестораторов. И, наконец, открылось многообещающее окно возможностей — кооперативы и предпринимательство. Казалось, что быть предпринимателем — значит гарантированно получить высокий достаток.

Социализация «переломного» поколения шла по разным траекториям. Кто-то долго учился, получал не одно образование. Другие, напротив, бросили школу или вуз, решив, что деньги можно заработать и так. Часть оказалась в криминальных структурах. Заметная доля эмигрировала. У многих осталось чувство нереализованности, ощущение себя «лишним человеком».

И все же в целом вчерашняя советская пионерия довольно легко встроилась в новые капиталистические обстоятельства. Многие преуспели: основали собственное дело, научились зарабатывать деньги, возглавили крупные компании и пр. Заместитель завкафедрой анализа социальных институтов факультета социальных наук НИУ ВШЭ Роман Абрамов в качественных интервью с «подростками перестройки» выяснил, что именно помогло им стать успешными предпринимателями.

В историях респондентов можно выделить, по меньшей мере, пять обстоятельств, которые способствовали удачной карьере в бизнесе.

Личные качества, лежащие в основе деловой активности. Они в целом свойственны предпринимателям. Это лидерство, инициативность, открытость изменениям, жажда новизны, находчивость, готовность рисковать, деловая хватка, креативность и гибкость. Многих респондентов отличали целеустремленность и перфекционизм.

Смена идеологических и экзистенциальных установок. В начале 1990-х в России стали строить капитализм. Прежний (социалистический) приоритет общественных интересов сменился индивидуализмом, ориентацией на личный и деловой успех.

Открывшаяся вариативность жизненного пути. « Подростки перестройки», как отмечалось выше, взрослели в тот момент, когда появился широкий выбор того, как жить и чем заниматься. Тогда предпринимательство казалось панацеей. Интерес к бизнесу — рос.

Появление первых школ предпринимательства и менеджмента, в том числе для молодежи. В этих структурах преподавали советские специалисты по экономике (других не было), однако они осваивали зарубежные материалы по ведению бизнеса и передавали эти знания своей аудитории. Во многом это были школы лидерства.

«Пролог» к тренингам личностного роста и бизнес-коучингу — книги гуру предпринимательства. Ключевые авторы — Дейл Карнеги, Ли Якокка, Наполеон Хилл, Акио Морита и пр.

Рассмотрим эти факторы подробнее.

Предприимчивость и другие лидерские качества «подростков перестройки» стали главной гарантией превращения их в деловых людей. Эти молодые люди были активными, изобретательными, быстрее (по сравнению с предыдущими поколениями) освобождались от стереотипов, легко пробовали все новое — в том числе неожиданные способы заработать. Предпринимательские идеи подростков во многом объяснялись жаждой финансовой независимости, которая, например, позволяла купить те или иные — нужные, модные, дефицитные — товары. А кто-то понимал, что надо помочь семье. Доход респондентов часто превышал зарплаты их родителей.

«Мы яблоки рвали в заброшенных садах, — вспоминает 45-летний предприниматель. — <…> У нас был мотоцикл, у родителей машина была. Берешь сколько-то мешков этих яблок, привезешь на базар, половину дня посидишь, получишь зарплату. Деньги получишь такие, сколько, например, у меня мать получала за месяц, а я получал за день».

Топ-менеджер крупного холдинга (43 года) рассказывает: «Я начал работать с седьмого класса. Первая работа у меня была на безалкогольном комбинате, я бутылки расставлял на конвейере. Потом было что-то там купить, чтобы здесь потом продать и у родителей на кроссовки деньги не просить». По словам информанта, после 10 класса он заработал за два летних месяца вдвое больше, чем его отец.

Часто способы заработка поколения 1970-х были неприемлемы для их родителей, что ничуть не смущало самих подростков. Они действовали без оглядки, рисковали. И лишь впоследствии понимали неоднозначность своих юношеских бизнес-практик.

44-летний предприниматель говорит: «В 1987 году — пятый класс, мне пришла в голову мысль: почему бы не печатать фотографии и не продавать их среди таких же людей, которые тоже увлекаются музыкой. Берешь немецкий журнал, перефотографируешь его, делаешь фотографии и продаешь. Это был мой первый шаг в коммерцию». Любопытно, что отец респондента работал в структуре, боровшейся со спекуляцией, и «именно в этой семье начал расти спекулянт», который сначала торговал фотографиями, а потом звукозаписями. «Записал в одном месте за три рубля, и потом десяти человекам по три рубля стал продавать», — поясняет информант.

Респонденты довольно естественно восприняли новое рыночное мировоззрение. Это поколение характеризовалось амбивалентной — советской и российской — идентичностью. Как отмечает социолог Анна Круглова, оно сохранило в себе остатки социалистического романтизма и идеализма, но вступало во взрослую жизнь в период, когда нарочитый цинизм, агрессивный напор и даже наглость давали больше шансов на успех.

Детство «подростков перестройки» совпало с временами товарного дефицита, дряхления социалистической идеологии и огромного разрыва между реальной жизнью советских людей и официозными заклинаниями о всеобщем благополучии. Усталая система трещала по швам, было ясно, что необходимы перемены. Гласность позволила публично обсуждать самые нелицеприятные страницы советского прошлого (репрессии, военное вмешательство в дела других государств и пр.). Это окончательно подорвало веру в социалистический проект. Одновременно появилась прослойка людей, готовых к рыночным переменам. Они ощущали новый экономический порядок как пространство свободы и инициативы.

«Конечно, будучи детьми, подростки рубежа 1980–1990-х не воспринимали происходившее рационально, а, скорее, впитывали меняющиеся общественные настроения по разговорам родителей, телепрограммам, неуверенным интонациям школьных учителей, — комментирует Роман Абрамов. — И они были готовы принять новое мировоззрение, которое к тому же предполагало ориентацию на западные потребительские стандарты».

В годы реформ жизненные пути россиян стали менее предсказуемыми, чем раньше. Это изначально характерно для времени высокого модерна, когда произошла «революция притязаний» и люди стали сами планировать свою жизнь. Как отмечается в одном из исследований, «каждый выбирает свою биографию из широкого спектра возможностей, включая социальную группу или субкультуру, с которой он хотел бы себя идентифицировать». Рефлексивная биографическая индивидуализация приходит на смену прежней социальной категоризации индустриального общества — классовой принадлежности, социальной стратификации и пр.

Ярким проявлением «революции притязаний» был рост амбиций молодых людей в отношении карьеры, статуса и благосостояния. Они стали чаще мечтать о высоких должностях — руководителей крупных компаний, банков и пр. Надежду на реализацию этих амбиций давали открывшиеся в начале 1990-х социальные лифты (которые уже во второй половине 1990-х годов замедлили свой ход, а сейчас почти остановились).

Тогда каждый либо по своей воле, либо вынужденно (например, потеряв работу) мог изменить свой биографический проект, переменить образ жизни и вид деятельности. Информанты указывали на появившиеся тогда перспективы и говорили о сознательном разрыве с биографическими проектами родителей, которые могли быть, например, квалифицированными рабочими или милиционерами.

Разрыв бывал травматичным — прежде всего для родителей, которые часто не понимали увлечения бизнесом и предлагали детям действовать привычно: получить серьезное образование и работать в крупной организации. «В 1992 году меня родители перевели в другую школу, и о предпринимательской деятельности, связанной с рекламой, я на какое-то время забыл, — говорит 42-летний предприниматель-эмигрант из семьи советских инженеров. — Вообще, родители к этому негативно, скорее, относились. Им важна была успеваемость, институт, чтобы хорошую работу получить».

Некоторые респонденты бросали учебу, считая, что «лишние» знания им ни к чему, — надо сразу зарабатывать. Это отражение ситуации начала 1990-х, когда высшее образование обесценивалось из-за неприбыльности многих профессий (врачей, инженеров, учителей, ученых и пр.). Впрочем, мифы о «ненужности» вузовского образования довольно быстро сошли на нет.

В 1990-е годы стали появляться первые школы юных менеджеров (ШЮМ), юных предпринимателей и пр. Это были центры дополнительного образования, которые воспитывали новых деловых людей. Предполагалось, что вчерашние советские пионеры в итоге станут пионерами бизнеса. ШЮМ работали со старшеклассниками, а впоследствии могли становиться подготовительными отделениями факультетов экономики, маркетинга, рекламы и пр. В некоторых известных школах, например, в Пензе, обучение, по словам Романа Абрамова, изначально строилось в стиле вузовского (были аналоги лекций, семинаров и курсовых). Настрой организаторов был серьезным. Создатель школы, ученый-экономист Семен Резник, старался устраивать для учеников мастер-классы пензенских предпринимателей, психологов и пр. Он продвигал идею «нового делового человека», для которого главным было не столько «стремление к сытой жизни», сколько умение организовать свое успешное дело.

Для советских экономистов того времени образ «новых деловых людей» в целом был довольно абстрактным, а свободный рынок нередко идеализировался. Тем не менее, Резнику удалось создать определенный настрой у молодежи, вдохновить ее на предпринимательство. Он выстраивал для старшеклассников определенную систему координат, включая качества истинных бизнесменов: активность, реализм, самообладание, трудолюбие.

Частью учебных материалов были видеокопии зарубежных фильмов о бизнесе и переводные пособия. На это накладывались советские представления о западном бизнесе. Причудливый микс, который, тем не менее, выглядел на тот момент вполне убедительно.

В 1990-е годы в России еще не знали разнообразных «западных» программ личностного роста. Первыми наставниками и бизнес-коучами были… книги. Среди них лидировали работы Дейла Карнеги («Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»), Ли Якокки («Карьера менеджера») и Наполеона Хилла («Думай и богатей») — ныне хрестоматийные. В этих руководствах респонденты почерпнули прежде всего рецепты успешной коммуникации. Многие не просто детально изучали их, но и сразу применяли практически.

45-летний бизнесмен рассказывает, что его сильно впечатлила работа Дейла Карнеги: «Я просто не мог понять, почему одни люди успешны, другие не успешны <…> почему с одними хотят общаться, а с другими не хотят. <…> Я, когда прочитал книгу, поставил себе цель: стать в классе номером один и с точки зрения неформального лидерства. Я ее, считаю, тогда достиг».

43-летний топ-менеджер крупной компании вспоминает, как «буквально проглатывал» книги Наполеона Хилла, Ли Якокки, Акио Морита. Другой предприниматель подробно расписывает, как шли его тренинги по карнегизму: «Я пытался разложить главу на параграфы, из этих параграфов осознать какие-то тезисы. И эти тезисы пытался применить или в классе, или в школе юных менеджеров, или на улице, или при общении с родственниками. Я с каждой главой работал и экспериментировал, как это работает на людях». Серьезный подход, учитывая, что речь идет о школьниках.

Однако романтическое увлечение идеями бизнес-гуру столкнулось с реалиями тогдашней российской действительности и межкультурными различиями. Так, постоянная улыбка, демонстрируемое дружелюбие и вежливость воспринимались с подозрением.

«Эта открытость <…> сбивала людей с толку, — сетует 44-летний информант. — <…> Если он искренний и если он улыбается — ему есть что скрывать. Если ему есть что скрывать — его нужно бояться. И меня стали бояться».

С учетом серьезного разрыва между тогдашней теорией и практикой бизнеса, можно считать, что у респондентов были прирожденные лидерские качества, которые реализовались бы и в других условиях. Так, в советской действительности они бы могли возглавить завод, цех, конструкторское бюро, партийные структуры, стать профсоюзными лидерами и пр. Однако в новых условиях молодые люди занялись модным тогда бизнесом. И школы юных менеджеров направили их в нужное русло. Эти организации, по словам Романа Абрамова, предложили подросткам «дискурсивную оболочку и некоторые знания, адекватные ситуации становления рыночной экономики в 1990-е годы». По сути, обучение в ШЮМ стало для информантов дополнительным средством легитимации выбранного пути.

И если раньше школами лидерства и кузницами кадров были пионерия и комсомол, то теперь эту функцию выполняли школы бизнеса. Но если комсомол, хотя и катализировал многие карьеры, все же официально декларировал другие цели, то предпринимательские школы открыто заявляли, что способствуют личному процветанию.