Жандарм в Беларуси? Путин "получает возможность разместить оружие в районе Бреста и Гродно – а это значит новый инструмент блефа и шантажа в отношениях с Европой"

 Путин заявил, что об этом его попросил Александр Лукашенко. Российский президент впервые лично прокомментировал протесты в соседнем государстве: он заявил, что в Беларуси есть проблемы, но в целом ситуация, по его словам, "выравнивается".

Сам Лукашенко, который ранее обвинял Москву в подготовке протестов, также комментировал ситуацию в стране. Теперь он обвинил во вмешательстве во внутренние дела Беларуси страны Запада. Действующий президент уверен, что в отношении Минска "началась дипломатическая бойня на самом высоком уровне". По его словам, Беларусь сейчас вынуждена тратить огромные деньги, чтобы стабилизировать обстановку на западных границах.

Заявления Путина и Лукашенко для "Настоящего Времени" обсудили руководитель аналитических проектов информационной компании "БелаПАН" Александр Класковский и российский  политолог Дмитрий Орешкин.

 

Дмитрий Орешкин: Конечно, не совпадение. Конечно, Лукашенко важна виртуальная словесная поддержка Путина. Я вовсе не думаю, что он заинтересован в введении путинских войск, потому что войти-то они войдут, а выйти – это большой вопрос. Но в символической и словесной поддержке он был очень заинтересован. И Путин в этом заинтересован, потому что при всей его искренней нелюбви к Лукашенко он еще больше боится, что перед Россией будет пример возможности перехвата власти благодаря влиянию интересов большинства населения. Это в путинскую модель мира не вписывается.

Александр Класковский: Я согласен. Действительно, эта поддержка со стороны Путина, она имеет в первую очередь психологическое значение для Лукашенко. Это чтобы приободрить его сторонников, вертикаль, силовиков – дескать, Москва с нами. И одновременно это психологический удар по сторонникам перемен в Беларуси, это такой месседж, что "вы лучше и не дергайтесь, лучше и не прыгайте". Москва в очередной раз выступает, к сожалению, в роли такого международного жандарма.

Александр Класковский: Вы знаете, пока что у Лукашенко хватает и своей силы. Он долго лелеял, пестовал эти силовые структуры, оснащал их по последнему слову техники. Это где-нибудь на предприятиях, в колхозе все может быть допотопным и добитым, а тут – эти космонавты, они оснащены блестяще, и они пока ему верны. Он еще не использовал армию, хотя грозится. Так что в первую очередь это пока что чисто символическая поддержка, но это очень грозная поддержка, то есть сторонники перемен в Беларуси получили месседж, что даже если они станут одолевать Лукашенко, то может получиться так, как получилось в Чехословакии в 1968-м или раньше – в 1956 году в Венгрии. То есть приедет на танке из Москвы подмога, которая задушит эту демократическую заразу.

Дмитрий Орешкин: Я думаю, что это, как всегда, работа с общественным мнением. Что, собственно, делает Запад? Запад раздражает Путина фактом своего присутствия, и Лукашенко тоже он раздражает, потому что он дает пример того, что можно жить в более стабильной обстановке, с большим доходом, с лучшими социальными программами и так далее. Именно это рассматривается Путиным как вмешательство. Западу не следовало бы существовать – тогда точно у Путина была бы лучшая модель в мире, и у Лукашенко тоже.

Мы только что слышали высказывание лидера НАТО. Нет там войск. Это страшилки для населения, это мобилизующая риторика, это словесная интервенция. Лукашенко за месяц до сегодняшнего дня говорил о том, что из Москвы пришли какие-то чэвэкашники Вагнера, чтобы дестабилизировать обстановку. Сейчас он, как флюгер, перевернулся на 180 градусов и говорит, что с Запада лязгают гусеницы. Да нет там никаких гусениц. А если есть, то они картофельную ботву жрут и ничем не лязгают. Не собираются на Западе завоевывать замечательную Беларусь – у них своих забот хватает.

Я бы обратил внимание в словах Путина вот на что. Он же сказал, что создана эта резервная группа – да, собственно, что ее создавать, она всегда под рукой – Росгвардия называется. Он сказал размыто – [группа] "правоохранителей", а правоохранители – это и фээсбэшники, и полиция, и Росгвардия – кто угодно может выступить – и, может быть, миротворцы, которых введут для охраны жизненно важных объектов типа атомной станции. По-разному себе это можно представить.

Но самое главное, что он сказал: их введут не по просьбе законного, победившего на выборах, кого Путин поздравил с победой, правительства, а когда настанет критическая ситуация. А на вопрос, кто будет определять – настала критическая ситуация или еще не настала – он ответа не дал. Сильно подозреваю, что этот вопрос будут решать не в Минске, а в Кремле. Настала критическая ситуация – вот, пожалуйста, получите. Хотя, я думаю, это действительно будет крайний случай. Путину не очень хочется туда входить, потому что это не будет крымская прогулка.

Александр Класковский: Я думаю, что действительно это так. Ну то, что он на 180 градусов умеет поворачиваться, мы и раньше это видели. В минуты каких-то конфликтов с Кремлем он говорил, что это империя, они понимают интеграцию как инкорпорацию, а когда нужно было нефти и газа подешевле, тогда он уже говорил, что "мы братья навек" и так далее. В этих переобуваниях в воздухе ничего нового нет. Прижала его ситуация, и он сразу же побежал в Кремль за помощью, и, конечно же, не просто так. Я думаю, что в Кремле не такие уж альтруисты сидят.

Хочу напомнить, что там где-то в ящике стола лежат те дорожные карты так называемой углубленной интеграции, которые Лукашенко с гонором гордо отверг в прошлом году, но сейчас в такой слабой позиции, когда он свою легитимность утратил и внутри страны, и на западном контуре, когда экономика грозит обвалиться и когда его режим если не зашатался, то, во всяком случае, получил уже какие-то серьезные трещины, – вот в такой слабой позиции для Москвы это идеальная ситуация, чтобы Лукашенко сейчас принудить к подписанию этих дорожных карт.

То есть своей политикой, своим цеплянием за кресло, своей брутальностью Лукашенко в итоге обострил риски для белорусской независимости.

Дмитрий Орешкин: У Путина ведь тоже дела не самые блестящие в смысле экономики и в смысле социальной поддержки, которая идет вниз. А у него было четыре волны популярности, и все четыре связаны с военной экспансией. Первая – это чеченская война, вторая – это грузинская война, третья волна – это украинская волна. Если он присоединит или хотя бы сделает вид, что присоединил – подпишет какие-то бумаги – Беларусь, то это, возможно, будет четвертая волна поддержки здесь на внутреннем рынке.

Потом он получает возможность разместить оружие в районе Бреста и Гродно – а это значит новый инструмент блефа и шантажа в отношениях с Европой.

И, наконец, третье – это концепция "Русского мира". Если Беларусь уходит в самостоятельное плавание, для Путина это еще одна большая пробоина в борту, потому что Украина уже ушла благодаря его, в частности, творческим усилиям. А если еще и Беларусь уйдет – а Лукашенко понемножку ее уводит, – то "Русскому миру" мы можем сказать "большой привет" и Владимиру Путину как восстановителю великого могучего Советского Союза – тоже.

Александр Класковский: Что касается западной угрозы и, в частности, того, что якобы Польша хочет оттяпать Гродненскую область, во-первых, это какой-то идефикс для Лукашенко. Он [не в первый раз] говорит о том, что поляки хотят перекроить карту Беларуси. Хотя не единожды Варшава от этого открещивалась, это звучит снова. Для чего эти страшилки, высосанные из пальца? Это для того, чтобы перевести фокус общественного внимания с вопроса, поставленного ребром перед Лукашенко о том, что нужны новые выборы, что эти сфальсифицированы, что нужно выпустить политзаключенных, – дескать, отечество в опасности, не до того.

Потом это подыгрывание Путину. Там же антизападная риторика – как бальзам на душу. И Лукашенко показывает, что "мы снова в одном антизападном окопе".

И, наконец, эти перемещения войск – это просто подготовка почвы и психологическая, и организационная под возможное введение военного положения, если уж совсем припечет.

Дмитрий Орешкин: Мне кажется, что все, что только что прозвучало, у меня вызывает понимание и уважение. Я думаю, что так оно и есть, но я бы добавил чуть-чуть вот что. Все-таки, несмотря на то, что Беларусь очень монотонна и монолитна в этническом составе, в культурном составе, все-таки даже там есть некоторые территориальные различия. В частности, в Гродно в значительной степени больше поляков, там развитее католическая культура. Именно поэтому там власти ведут себя аккуратнее с разгоном демонстраций, во всяком случае, вели себя до сих пор. Для Беларуси это, может быть, в меньшей степени свойственно, а для России – очень свойственно.

Когда начинается общий кризис в стране, региональные власти при поддержке регионального населения могут отойти в сторону. Не присоединиться к Польше, а, например, объявить какую-то самостоятельную республику. Потому что если тонет линкор, то почему какой-то крейсер рядышком должен втягиваться в эту самую воронку? Здесь не какие-то происки Запада, здесь это просто как раз вина господина Лукашенко, который своими руками рушит ту самую государственность, которую он так высоко ценит. Государственность – это совокупность институтов, а он уничтожил институт выборов, например, он уничтожил институт народного представительства, как и Владимир Путин в России.

Кончаются эти истории кризисом, который, возможно, действительно будет сопровождаться территориальным распадом того пространства, которое объединяется этим жестким централизованным руководством, если централизованное руководство вдруг перестает справляться.

Так что это не теоретическая угроза. Просто он это все переваливает на то, что коварный Запад хочет откусить от хрустальной чаши, которую он прижимает к груди, называет ее Беларусью, вот этот кусок хрусталя хочет жадный поляк откусить. Это на кого-то должно сработать. Я не знаю, на кого, но, возможно, это работает. А у нас это гораздо более серьезно для России. Когда здесь начнется кризис, а он скоро начнется, вот здесь территориальное измерение этого кризиса будет еще болезненнее, чем в Беларуси.