Оппозиции не стоит размахивать пугалом люстрации

 

Обсуждение под названием «Люстрация: быть или не быть?» состоялось в Минске в конце июля. Участвовавший в дискуссии лидер Объединенной гражданской партии Анатолий Лебедько в своем аккаунте в социальной сети посетовал на малолюдность мероприятия.

 

 

«С журналистами человек 15. Многие политические структуры записались, но так и не направили своих представителей. <…> А зря, пока не будет ясного видения в этом вопросе, власть всегда будет пугать страшилками общественность и, в первую очередь, чиновников», — высказался политик.

 

В комментарии БелаПАН зампредседателя движения «За Свободу», политолог Алесь Логвинец отметил, что обсуждать этот вопрос следует после победы в стране демократии: «Не убив медведя, делить его шкуру мне кажется контрпродуктивным».

 

 

 

Ряд государств Центральной Европы и Балтии после падения коммунизма приняли специальные законы о люстрации.

 

Руководитель одной из экспертных групп в рамках инициативы «Европейский диалог о модернизации с Беларусью» (ЕДМ) профессор Михаил Пастухов поясняет: «Основная цель закона о люстрации состоит в том, чтобы выявить лиц, которые негласно сотрудничали со спецслужбами».

 

Этим людям при новой власти закрывают доступ на государственные должности. И хотя классическое понятие люстрации не подразумевает наказания всех бывших госслужащих, неоднозначный опыт этой политики в ряде европейских стран ассоциируется у обывателей с местью новых властей старым.

 

Это ложное понимание лишь подкрепляется жесткой риторикой некоторых белорусских оппозиционных деятелей и представителей политизированной интернет-публики, твердящих, что после смены режима его слугам мало не покажется. Однако в пору избирательных кампаний противники власти, как правило, стараются не разжигать страсти на этой скользкой почве. Так, в 2010 году три наиболее популярных оппозиционных кандидата (Владимир Некляев, Андрей Санников и Ярослав Романчук) выступили против массовых люстраций.

 

Что удивительно, против принятия закона о люстрации активно боролись отцы бархатных революций Лех Валенса и Вацлав Гавел.

 

В Германии, Чехии, Венгрии такие законы привели к громким разоблачениям и отставкам, а в Польше и вовсе вызвали всплеск доносительства.

 

Венгерский и польский конституционные суды были вынуждены даже отменить или ограничить применение люстрационных законов, когда новые власти увлеклись настолько, что в списки неблагонадежных начали вносить директоров школ, журналистов и бизнесменов.

 

В целом, однако, наблюдатели положительно оценивают результаты люстрации в большинстве посткоммунистических стран.

 

На это сработали широкая поддержка процессов демократизации и европеизации, высокий уровень гражданского сознания, духовный подъем народов, однозначная оценка преступности павших режимов, а как следствие — высокий кредит доверия у новых властей.

 

 

 

Коммунистические власти Чехословакии, Польши, ГДР, Венгрии, прибалтийских республик были заточены на всесторонний контроль над обществом. Спецслужбы через широкую сеть секретных сотрудников контролировали все сферы общественной жизни: от литературы и музыки до выезда за границу и почтовой переписки.

 

Белорусский режим использует все же более мягкие и гибкие механизмы контроля. Спецслужбы, хоть и являются важной опорой власти, не действуют с таким размахом, как их предшественники в Центральной Европе. Как следствие, «социальная база» для возможной люстрации в Беларуси несоизмеримо меньше.

 

Кроме того, неясно, захочет ли будущая власть браться за этот больной вопрос.

 

Аналитики не берутся однозначно предсказать, какой будет трансформация белорусского режима. Но учитывая незавидную динамику рейтинга оппозиции за последние годы, уповать на ее приход к власти пока сложно.

 

Все чаще звучит версия о номенклатурном перевороте как самом вероятном сценарии перемен. Если так, то новая власть будет опираться на старое чиновничество, а не воевать с ним.

 

Скорее всего, сложно будет и с поддержкой люстрации населением. Восточных немцев, чехов и поляков на улицы вывела мечта о свободе и независимости от советской империи. У них после победы бархатных революций была подходящая атмосфера для люстрации.

 

В Беларуси же, судя по данным соцопросов, наиболее вероятным двигателем перемен может стать экономическое недовольство, но не борьба за гражданские права. Когда у массы доминируют такие установки, вопросы нравственно чистой биографии чиновников стоят далеко не на первом месте.

 

 

 

Но даже если к власти каким-то образом придут нынешние оппозиционеры, вопрос люстрации не станет первоочередным. «У нас есть более насущные задачи, которые придется решать», — уверен Михаил Пастухов.

 

Эксперт имеет в виду, в частности, вопросы реабилитации лиц, пострадавших от репрессий, и наказание виновных в нарушениях прав человека.

 

Характерно то, что в экспертной группе ЕДМ, которая под руководством Пастухова разработала программу модернизации системы судов, юстиции и правоохранительных органов, вопросами люстрации не занимались. «Люстрация — слишком далекая цель, мы предлагаем лишь то, что может быть воспринято властью», — поясняет собеседник.

 

Алесь Логвинец тоже считает, что говорить о люстрации еще очень рано: «Этот вопрос нужно поднимать после того, как будет получен широкий общественный мандат». Пока оппозиция таким мандатом явно не обладает.

 

«На сегодня вопрос номер один для демократических сил — добиться большей поддержки общества. А категориями люстрации большинство не живет», — резюмирует политолог.

 

Как показывает опыт трансформации авторитарных режимов, оппозиция, чтобы повысить шансы на успех, должна найти общий язык с наиболее прогрессивными представителями номенклатуры. Последнее, что может этому способствовать — разговоры о грядущих чистках.

 

Здесь остается два пути: либо не обсуждать эту тему вовсе, чтобы не пугать потенциальных союзников в госаппарате, либо сформулировать единую позицию всех демократических сил с тем, чтобы развеять страхи чиновников.

 

Но до тех пор, пока способность договариваться — не самая сильная черта оппозиции, широкие споры о люстрации точно не помогут ей вылезти из политического гетто.

 

В этом смысле слабый интерес политиков к недавнему круглому столу, возможно, тот случай, когда нет худа без добра.