Весна, независимо от социальных укладов и эпох, рождает чувства, понятные всем: надежду, радость, энтузиазм. И, конечно, любовь! Пусть себе кто–то выражает нежные чувства через витиеватые послания или песни менестрелей, а кто–то объясняется исключительно в формате sms–сообщений. Декорации жизни меняются, а острота и глубина неизменных человеческих чувств остается навсегда.
В моем семейном архиве хранится открытка, адресованная моей юной бабушке ее таинственным воздыхателем — судя по всему, отвергнутым. Прошло уже чуть ли не столетие с момента написания тех кратких строк на обороте почтовой карточки, поэтому я посчитала себя вправе воспроизвести их здесь. Тем более ничего особо личного в послании и нет. Но есть та учтивая галантность и сдержанное благородство — не путать с провинциальной манерностью! — которых сегодняшним романтическим отношениям все–таки недостает. Итак, весна 1928 года. Незнакомец, скрывшийся за инициалами М.О., пишет из Москвы в Полоцк:
«Добрый день, Любочка!
Простите, что заставляю вас прочесть это нелюбое вам письмо, в котором прошу ответить на мой вопрос. Получили ли вы мое заказное письмо, и перед заказным послал вам биографии Гарри Пиля и Дугласа Фербенкса? Ответьте, пожалуйста. М.О.»
Да... Барышни всегда были склонны проявлять повышенный интерес к артистам и — о, ужас! — влюбляться в них. Более того! С тех самых пор, как изобрели кинематограф, какие бы то ни было сердечные конструкции без оного просто невозможны. Магические слова «пойдем в кино» давно стали своего рода паролем, пропускающим влюбленных в большой, сложный и такой заманчивый мир отношений мужчины и женщины. А «места для поцелуев»? Ради одного этого братьям Люмьер уже стоило жить и работать!
Вот только потом, случается, некоторые чрезвычайно впечатлительные особы обоего пола начинают подгонять свою жизнь под экранные лекала — говоря проще, желают, чтобы все у них происходило «как в кино». А так «в реале» не бывает. И тут начинаются проблемы... Что когда–то, что сейчас. И виновато опять–таки кино. Возьмем вышеупомянутого Гарри Пиля, немецкого актера и режиссера. Его даже Владимир Маяковский «прописал» в 1927 году в своем стихотворении с говорящим названием «Маруся отравилась».
... На улицах, под руководством Гарри Пилей, расставило сети Совкино, — от нашей сегодняшней трудной были уносит к жизни к иной. Там ни единого ни Ваньки, ни Пети, одни Жанны, одни Кэти. Толча комплименты, как воду в ступке, люди совершают благородные поступки. Все бароны, графы — все, живут по разным роскошным городам, ограбят и скажут: — Мерси, мусье, — изнасилуют и скажут: — Пардон, мадам. — На ленте каждая — графиня минимум. Перо в шляпу да серьги в уши. Куда же сравниться с такими графинями заводской Феклуше да Марфуше?
Не так, не так должно жить новое общество новых людей, уверен поэт. А как? Вот как:
Помни ежедневно, что ты зодчий и новых отношений и новых любовей, — и станет ерундовым любовный эпизодчик какой–нибудь Любы к любому Вове. Можно и кепки, можно и шляпы, можно и перчатки надеть на лапы. Но нет на свете прекрасней одежи, чем бронза мускулов и свежесть кожи. И если подыметесь чисты и стройны, любую одежу заказывайте Москвошвею, и... лучшие девушки нашей страны сами бросятся вам на шею.
А Валентин Катаев и того раньше раскусил бедного Гарри и «пригвоздил» в стихотворении «Причины и следствия». Сюжет показателен. У простого советского Антошки возникли серьезные проблемы — накуролесил он в общественном месте, нахулиганил. А причиной — все тот же безответственный Гарри, которому наивный Антошка решил подражать. Примерно как сегодняшний Антон самому Шварцу.
Угораздило Антошку В воскресение в киношку. Что и как и почему — Неизвестно никому. Только факт, что наш Антон Был картиной восхищен: Гарри Пиль в автомобиле Пер в столбах густейшей пыли. Гарри Пиля враг — бандит — Тоже был не лыком шит. Обогнавши Гарри Пиля, Упомянутый бандит Сбросить из автомобиля Гарри Пиля норовит. И для этой гнусной цели Из берданки в шину целит. Бац! — Пробита ловко шина. Бац! — Столбом клубится пыль, В пропасть падает машина, А за нею Гарри Пиль. Сердце скачет у бандита, В бар скорей бандит спешит, Но... не лыком лента сшита И не лыком Гарри сшит. На воздушном шаре Гарри Вверх из пропасти летит. Миг — и в баре ловкий Гарри За противником следит. Ничего не замечая, Враг заказывает чая, Но, его опередив, Гарри пьет аперитив. Покопавшись малость в торте, Заплатив за завтрак, Пиль Бьет противника по морде И спешит в автомобиль. Шум. Смятенье. Драка. Свалка. Мордобитие везде. Описать — бумаги жалко. И так дале... и т.д.
Я бы сказала: «Здравствуйте, Бонд, Джеймс Бонд! То есть Гарри Пиль... Или все–таки Антон?..» Запуталась. Не важно. Здесь самое время вернуться к любви. Гарри зацепили своим пером и творцы Серебряного века. Причем не абы каким пером — а самого Игоря Северянина, сделавшего перевод стихотворения эстонского поэта Алексиса Раннита «Ты и я». Здесь, конечно, мир звучит по–иному — метафорично, неврастенично и изломанно:
За тобою и мною с насмешкой наблюдают глаза фонарей. С тоской расстаемся поспешно, глаз — чернила осенних ночей. Из кармана лисичьяго губок отчужденная смотрит душа, убаюканный пошлостью грубой, город дремлет, тревожно дрожа. Над кино обнаглевшия буквы льдяно вспыхивают: «Гарри Пиль». Ухожу от тебя с криком муки, весь разорванный от сексапиль...
Конечно, не только Гарри Пиль провокационно смущал покой молодежи страны Советов. Другая мегазвезда немого кино, Дуглас Фербенкс, вместе с еще одной знаменитостью, Мэри Пикфорд, какими–то невероятными судьбами даже прикатили из своей преддепрессивной Америки в расцветающий СССР летом 1926 года. Более того, потом вышла книга — «Они у нас. Мэри Пикфорд и Дуглас Фербенкс в СССР». Ах, какой же красивой казалась нашим Машам их Мери! И Дуглас! И любовь у них была — а как же иначе. В жизни и в кино. Фербенкс — романтик, оптимист, герой, мушкетер, Зорро, «железная маска»... Пикфорд — нежная, трогательная девочка, сиротка, Золушка, которая в конце каждого фильма обязательно превращается в принцессу. «Глупая сказка...» — подожмут губы скептик с практиком. Кто б спорил. Однако отними эту сказку у нас — и никогда весна не станет состоянием души, только — климатической нормой. И вечная любовь зачахнет в своем холодном экранном убежище.
Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.