20 марта этого года (специально записал дату в блокнот) жена составила в коридоре и попросила выбросить пустые обувные коробки. Понес их через двор к мусорным контейнерам. Обычное дело. Начинается уборка — находятся ненужные вещи. Подхожу к серым железным контейнерам и вижу под ногами фотографии. Много, десятка три. Разные. Большие, как страница из школьной тетради, и маленькие, три на четыре, с белыми уголками. Теперь такие не делают.
Старые снимки, пожелтевшие, затоптанные в грязь. Надел очки, рассматриваю удивленно. Вот коллективный снимок, на нем дети в пионерских галстуках, внизу подпись белая. Название пионерского лагеря, июль, 1962 год. Вот фотография мужчины в гимнастерке без погон и портупее, две шпалы в петлицах, планшетка на боку, фуражка с кокардой авиационной. Женщины в беретах и платьях широких, цветастых. Губы забавно бантиком накрашены... Вот совсем грязный снимок. На нем мужчина в светлом плаще, с портфелем, в галстуке, в шляпе, на фоне массивной филенчатой двери...
У кого же рука поднялась фотографии выбросить? Ведь это история семьи, жизнь человеческая. Снимки лежали, как опавшие листья. Ненужные, хоть и красивые. Понятно, что чужие фотографии не греют. Ведь ни имен, ни фамилий не знаешь. История жизни неизвестна. Может, не осталось наследников, может, новые жильцы, строители, делающие ремонт, выбросили. Я стоял и пытался найти оправдание бытовому вандализму. Все ведь можно оправдать, найти веские причины. Преступления здесь не было. Выброшенные снимки вызывали досаду и грусть.
Видел много в моем понимании важных и нужных вещей, оказавшихся на свалке. Книги, мебель, одежда, посуда, зеркала... Никогда не доводилось видеть на свалке иконы. Хотя читал, что и старинные иконы выбрасывали, рубили топорами, жгли. Но тут непримиримая борьба идеологий, противостояние. А с семейными фотографиями дело другое...
Случалось — забывал. Случалось — терял. Но никогда не выбрасывал переполненные записями блокноты. Храню все фотографии, а также записные книжки и телефонные справочники. Складываю в большую обувную коробку. Собралось их несколько десятков. Разные они — большие и маленькие, дорогие и дешевые, в твердых обложках и мягких... Есть полностью исписанные, места свободного не найдешь, а есть начатые и по какой–то, сегодня неясной, причине оставленные. Может, бумага не понравилась, а может, формат... Не думаю, что кто–то, кроме меня, может в них разобраться, понять бессистемные записи, адреса, короткие и длинные телефонные номера. Не уверен, что и сам когда–нибудь стану этим заниматься. Тогда возникает все тот же вопрос. Зачем храню, для чего?
Самый старый — синий блокнотик в твердой клеенчатой обложке, с алфавитом. Завел его в 1974 году. Купил в здании старого железнодорожного вокзала в газетном киоске. Стоил он всего 47 копеек. Цена указана на предпоследнем плотном листе.
Открыл, листаю. Просматриваю, как роман о своей юности читаю. Кто такой Олег Кудлаев? Кто такая Наталья Панацка? Почему их имена и фамилии на одной странице рядом синими чернилами записаны? Ни адреса, ни телефона... Расписания поездов, автобусов, стоимость билетов. Адреса магазинов. Нет уже по тем адресам давным–давно магазинов, где продавали книги. И Союз художников находится в другом месте, а там, где он раньше был, где выставки проходили, на углу проспекта и улицы Энгельса, зал игральных автоматов... Странно, в блокноте телефонный шестизначный номер и фамилия... Многие записи зачеркнуты. Где черным стержнем, где синим, а где красным. А есть и такие, что замазаны, вытерты ластиком, — их даже с лупой прочитать не получится.
Кто такой Федор Цицарко, которому следует звонить в понедельник после 17 часов? Может, врач? Тогда почему без отчества? А вот рядом телефон и адрес врача — Галины Львовны Киселевой. Знаю, что она лет двадцать живет в Германии. В Минске, на улице Восточной, 50, ее давно не найдешь. Галина Львовна меня, учащегося художественного училища, от гастрита вылечила...
Телефонные номера с пожелтевших страниц давно изменились. По многим адресам живут другие люди. И девичьими фамилии подружек и однокурсниц остались только в моем синем блокноте...
Если бы мне пришлось избавляться от старых фотографий и записных книжек, то я не стал бы их выбрасывать. Как–то это неправильно. Наверное, сжег бы.
Главная
Гороскопы
