Люди тверже крепостной стены

«Он в огне полыхал, — и целый. Он в крови утопал, — и живой. Перед славой его Цитадели замираю спасенной душой». Это вслух размышляет о Бресте и его крепости Анатолий Павлович Гарай — журналист, поэт. Брестчанин с 1940 года, начало Великой Отечественной он увидел воочию в пять лет. Все три года оккупации, вплоть до освобождения, драматические картины войны разворачивались на глазах у мальчика. Он видел смерть друзей, ощущал голод и лишения. Мне посчастливилось услышать эти нелегкие воспоминания из первых уст.

Встречу Анатолий Павлович назначает, конечно, в Брестской крепости. Руины вокруг безмолвны, а потому свидетельство брестчанина о тех днях еще убедительнее. Он не упускает ни одной возможности побывать здесь или еще раз пройтись по брестским улицам. Признается: «Даже по Москве устаю гулять, а по родному городу — никогда».

В Бресте Анатолий Гарай живет уже 74 года, хотя родился в Гомеле. После воссоединения БССР и Западной Белоруссии отца семейства отправили служить политруком в брестскую милицию. Первые воспоминания — это стужа зимой 1940-го, возница, по-польски задающий вопрос «На ктурэй улицы ест пана дом?», и новая холодная квартира на теперешней улице Маяковского. Именно в ней семья Гарай переживет годы оккупации Бреста. Именно здесь он познакомится с соседскими ребятами — местными белорусами, поляками, евреями, которых в городе до войны было очень много.

— Помню мальчика-еврея Лейбу, прекраснейший был парень, жил в доме напротив нас. Мы быстро обжились, познакомились. Мама время от времени устраивала нам прогулки по городу. С приходом советской власти уклад жизни здесь практически не изменился: было много старушек с маленькими собачками, бойко шла торговля в центре города. Брест все еще называли Бжэсць над Бугем. Мы же знали его как Брест-Литовск. О нас самих тогда говорили: «восточники». Сложилось впечатление, что приезжих здесь недолюбливали. Смотрели с некоторой иронией. Возможно, мы не были готовы к этому быту, этой культуре. Но июнь 1941-го уравнял всех: и местных, и приехавших. Мне до сих пор мерещатся кошмары фашистской оккупации.

Голод. Холод. Обыски. Аресты. Расстрелы. Погромы. Облавы. Порой с ужасом думается: неужели все это было на самом деле?!

Мы продвигаемся по крепости дальше. Перед нами — казарма, разрушенная в июне 1941-го немецкими снарядами. Самого нападения на крепость и ее героической обороны юный Толя Гарай, конечно, не видел. Зато хорошо помнит, как на рассвете отец подхватился с постели и открыл ставни. Небо серое. Провода на столбах обрезаны. Стоит гул самолетов. Доносятся звуки взрывов и стрельбы. Со стороны вокзала валит черный дым. Земля и стены дома трясутся. «Учения?» — спросила мать. «Война», — ответил отец и ушел, держа руку на кобуре. Забыл, правда, часы. «Хорошая примета», — сказала тогда бабушка.

Но 22 июня мальчик видел отца, увы, в последний раз.

С болью говоря о гибели отца на фронте, Анатолий Павлович вспоминает пришедшее тогда острое ощущение реальности. Утром у дома семьи Гарай появились немцы. Подвыпившие, с закатанными рукавами. Анатолий Павлович на всю жизнь запомнил одного из них. Огромный рыжий детина, так он его описывает. Солдаты смеялись, заходили в дома, нагло рылись в шкафах. Срывали золотые цепочки у женщин. Но искали, конечно, шнапс. Мама и тетя маленького Толика быстро спрятали кое-какие вещи под кровать, и только это впоследствии спасло семью от нищеты и голода. Анатолий Гарай признается: «Было страшно. Очень страшно, даже несмотря на смутное понимание происходящего».

Так начались оккупационные будни. Мать Анатолия Павловича до войны была заведующей детскими яслями, но с началом оккупации их закрыли. Ей и тетке приходилось наниматься к крестьянам, менять у них вещи на продукты. И все равно рацион был скудным. Ели «кулагу» — суп из муки, который варили на небольшой печурке прямо в комнате.

— Вкусно было, аж слюнки текли! — говорит Анатолий Гарай. — Но и такое пропитание обеспечить было адски тяжело. Город стоял в очередях. Настоящего хлеба не было в принципе. А так называемый хлеб из неизвестных ингредиентов выдавали нерегулярно. И то для объектива немецкого фотографа. После чего лавку закрывали.

…В крепости — тишина. Лишь каждые полчаса нарушает ее звон церковных колоколов. Анатолий Гарай вспоминает атмосферу оккупированного Бреста. Но было, конечно, в городе и сопротивление, и подполье. О подвигах героев сегодня свидетельствуют мемориальные доски и печальный обелиск жертвам еврейского гетто. Его ликвидация унесла тысячи жизней. Всю ночь в Бресте гремели взрывы и выстрелы.

Каратели сильно зверствовали. Когда с рассветом семья Гарай открыла окна, то увидела обгоревшие дома. Пустые. С выбитыми дверьми и окнами. Разрушен был и дом Лейбы напротив. Позже стало известно, что мальчику удалось выжить в этом нечеловеческом погроме. Анатолий Гарай видел, как его друг прятался в руинах с ведерком. Хотел набрать воды в колонке, что была на углу. Но улицу патрулировал часовой. Как только каратель повернул за угол, Лейба выскочил из укрытия. Но противник оказался хитрее: повернув за угол, он тут же вернулся. Выстрел — и мальчик падает на землю. Тихий зимний вечер разрезает дребезг упавшего ведра…

В крепости вновь звонят колокола. Вновь разливается тишина. В нашей беседе наступает пауза. Недолгая. Видно, что воспоминания о смерти друга Анатолию Павловичу даются непросто. Чтобы немного разрядить обстановку, он рассказывает, как они, пацаны, любили пугать немцев. Рядом с домом семьи Гарай была войсковая часть. А в ней — туалет. Туда-то Толик с друзьями частенько закидывали кирпичи. Солдаты без штанов выбегали и кричали: «Партизанен! Партизанен!» А это были обычные мальчишки, наученные горьким опытом и закаленные оккупацией.

Анатолий Павлович вспоминает, что немцы строили доты прямо в городе. Стала доходить информация, что белорусские города и села стремительно освобождает Красная армия. Накануне 8 марта на Брест и окрестности сбросили бомбы советские летчицы из знаменитой женской эскадрильи. Те «кукурузники» Анатолий Гарай видел лично. Но уже не в городе, а в деревне под Брестом. Туда семья переехала, как только начались бои.

За помощь в работе крестьяне согласились приютить горожан. Для себя семья вырыла специальный схрон, замаскированный травой. Там ночевали и прятались во время бомбежек. Никто не знал, что прямо возле укрытия однажды встанет лагерь немцев. Правда, через день солдаты ушли из деревни. А раз наступило затишье, Толя с другими ребятами решил порыбачить.

— Идем мимо поля. Только зашли в рожь, кто-то хвать за руку. Смотрим: солдаты в пилотках с красными звездочками. Спрашивают: «Немцы есть?» Мы говорим: «Нет». А они нам: «Марш домой, свои идут!» Мы со всех ног в деревню понеслись, кричим: «Наши идут!» Видим, женщины выбежали, солдат обнимают. А лейтенант, молодой совсем, командует: «Поднять красный флаг на самое высокое дерево. Населенный пункт занят».

Семья Гарай вновь вернулась в Брест. Закопанные в сарае вещи украли мародеры. Но это не помешало начать новую жизнь. Анатолий Павлович окончил школу, пединститут, работал учителем и журналистом, стал автором книги воспоминаний о военном детстве. Видел писателя Сергея Сергеевича Смирнова. Беседовал с ним в своем саду, где по соседству жил участник обороны крепости Михаил Игнатюк. Видел и архитектора Александра Кибальникова, чьи монументальные скульптуры героической крепости знает весь мир. Не раз сам работал в крепости как репортер. Встречался со школьниками Бреста на уроках мужества.

Мы снова на площади Церемониалов. Сегодня здесь оживленно. Горит Вечный огонь. Памятные доски некрополя хранят фамилии погибших. Анатолий Павлович всматривается в имена. Все здесь уже по-другому, все не так, как сразу после войны. Тогда крепость лежала в руинах. И лишь упорный труд брестчан, год за годом, помог превратить ее в этот величественный гордый мемориал.

Осознание бессмертного подвига защитников твердыни приходило постепенно. Цветы у крепостной стены — неувядаемый символ благодарной памяти потомков. «Здесь все — земля, вода, камень и даже воздух — воздух сам — слилось в бессмертие с веками, штыком взметнулось к облакам», — говорит брестчанин Анатолий Павлович.

…Все дальше от нас те дни. Все меньше тех, чья живая память еще хранит детали страшной войны. И тем дороже становятся воспоминания о ней. Ведь недаром говорят, что память тверже крепостной стены.

P.S. Материал подготовлен при содействии Фонда развития Брестской крепости, который с весны 2014 года реализует проект сохранения устной истории цитадели. Редакция благодарит фонд за предоставленные материалы.