"Когда зять кричит про тварей, я ухожу из квартиры". Как активисты кормят бездомных

Источник материала:

Ранним утром в субботу Лина проснется и первым делом включит плиту — сразу четыре конфорки. Примерно в это же время полубездомный Андрей покинет квартиру, где ему не рады, и побредет в Михайловский сквер. Там, спустя три с половиной часа, их миры пересекутся — в очереди за едой, которую активисты приготовят для бездомных и бедных.

TUT.BY познакомился с инициативой «Еда вместо бомб» и провел несколько часов в окружении бездомных. Кого собирает бесплатная еда в центре Минска, во что они верят и чего боятся — в этом репортаже.

Еда должна быть веганской

09.55. Квартира на Логойском тракте начинает оживать звоном бака и плеском воды. На кухне — лишь кошка Фасоль и активистка Лина, в доме которой проходят главные приготовления. К «Еде вместо бомб» она присоединилась пять лет назад.

— Просто узнала, что такая инициатива существует в мире. Мы с друганом решили: что-то подобное нужно сделать в Минске. Напряглись, начали искать еду, посуду. Как это организовать, мы не знали. Пока про это все думали, ребята из местной инициативы нашли нас сами. Оказалось, они занимаются этим с 2005 года.

Справка

«Еда вместо бомб» — международная инициатива, которая зародилась в США в 1980-х. Сегодня она представляет собой сотни независимых друг от друга групп, которых объединяет единая цель: привлечь внимание к проблемам милитаризма, бедности и голода. Согласно постулатам движения, если бы государство тратило деньги не на содержание армии, милиции, финансирование войны, а на нужды человека, в мире не было бы голодных и бедных. Протестуя против такого мироустройства, активисты раздают бесплатную еду всем нуждающимся. Обязательное условие — она должна быть веганская. Таким образом активисты не поддерживают мясную и молочную промышленность, основанную на насилии и эксплуатации животных.

В Минске у инициативы есть три локации — в парке Симона Боливара, у станции метро «Восток» и в Михайловском сквере. По субботам и воскресеньям они становятся центром, который притягивает десятки бездомных и бедных людей.

Спустя 15 минут квартиру заполняет писк звонка в дверь. «Открыто!» — кричит из кухни еще сонная Лина. На пороге появляется Вера. Она принесла пакеты с продуктами. В них восемь пачек риса, по три килограмма лука и моркови, томатная паста, приправы, хлеб.

— Чаще всего мы готовим кашу с зажаркой из овощей. Делали макароны с соей, когда она была доступна по цене. Раньше получалось чередовать их с гречкой. Но она стала на порядок дороже риса.

Одно из главных условий — еда должна быть веганской. В этом заключается философия инициативы: если бы люди на планете ели только растительную пищу, ее хватило бы на всех. Продукты обычно покупают в магазине, хотя летом есть возможность фриганить (искать еду на мусорках. — TUT.BY) .

— Добывать продукты получается только в теплое время года. На Комарах или возле магазинов, особенно в Каменной Горке. Там часто выбрасывают хорошую картошку, кабачки, лук, морковку, бананы. Мусорки обычно закрывают, но часто нам везет. Однажды мы фриганили и вроде все, что нужно, уже добыли. Но решили еще на один магазин заехать. Залазим в бак, находим здоровенный черный пакет. Начинаем его тянуть, он рвется, а там — протухшие рыбьи головы. Это было последней точкой.

— Вы пробовали договариваться, чтобы магазины не выбрасывали продукты, а отдавали их вам?

— Только один раз кафе списало нам лепешки. Еще с одним пытались договориться, но не получилось. А с магазинами не пробовали. У нас все слишком занормированно, чтобы даже пытаться. Знаю, раньше их обязывали передавать остатки непроданного на фермы, чтобы кормить скот. Как сейчас с этим — не знаю.

Пьяных — не кормить

Перед тем как накормить едой других, девушки пробуют ее сами. Это первое правило. Второе — они не кормят пьяных.

— Если у них нашлись деньги на выпивку, значит, еда — не самое важное, не то, что нужно.

Обычно, по наблюдениям активисток, в Михайловский приходит минимум 20 человек. В комфортную погоду может собраться и 60. В основном — «клиенты» (так их называют активисты) постоянные. Время от времени приходит кто-то новый, но быстро исчезает. Среди них не только бездомные, но и люди, которым элементарно не хватает на еду.

— Мир бездомных — это свой микросоциум. Но за жизнью они наблюдают со стороны, как будто она им уже не принадлежит. Есть у них одна тетя, которая всех крышует. «Вот ты, ты не стоял в очереди, отойди», «Э, э, Лизочка, положи ему побольше», «Э, ты уже вторую порцию получил, а этот еще не ел, отойди». Ее боятся, с ней не пререкаются. Есть Валентина — она пишет стихи и передает нам. Год назад активно ходил человек, который жил на Ваупшасова, очень любил Коэльо, просил приносить книжки. Читал он действительно много. Но потом пропал. Мы стали волноваться о человеке, потому что никто о нем ничего не знал. То ли уехал куда-то, то ли исчез. Приходят и те, кто особенно потерпел в жизни. Они понимают, почему мы это делаем. Рассказывают, как их притесняет милиция. Одну зиму были дикие случаи, когда их просто сажали в машину и выбрасывали в 20 км от города.

У нас — тьфу-тьфу-тьфу — ничего серьезного с милицией не было. Если мы понимаем, что начинается какое-то притеснение, то собираем суппорт людей. Чтобы, если что, быстро унести баки либо перебраться в другое место. Так было на Востоке (станция метро «Восток». — TUT.BY). Приходит милиция и запрещает раздачу. Тогда наши люди предлагают переместиться. Пока все было нормально. Как ни странно, больше всего злятся дворники, кричат, что мы бомжей собираем, они мусорят. Почему-то за человеком, который бросает окурок мимо урны, он не бежит и не воспитывает его, а на наших «клиентов» наезжает.

Под слезоточивые эфиры лука Вера продолжает свой рассказ:

— Если мы приезжаем в 13.20, в 12 уже начинает формироваться очередь. Они сами распределяют, кто за кем. Но если кто-то влезет без очереди, начинается гвалт. Иногда рукопашная. Но мы сразу предупреждаем: если не прекратите вы, перестанем мы. Все остальные стараются успокоить «завадатора». Потому что важно получить еду. Конечно, бывает по-разному, но очень жаль, что они не проявляют солидарности. Уговоры действуют редко. Сложно с ними.

Случайные прохожие тоже не проявляют понимания, говорит Вера. Многие возмущаются, зачем кормить бомжей. Некоторые презрительно подходят к баку, смотрят в него и фукают. Или спрашивают, сколько стоит поесть. Но находятся и те, кто пытается помогать своими силами.

— К нам часто приходит бабушка, которая считает, что мы студенты. Она передает деньги: то пять рублей, то десять. «Вы такие молодцы, такие молодцы», — приговаривает. Есть те, кто приходит со своей едой, разложенной в контейнеры. Люди разные, и, к счастью, не все из них равнодушные.

О том, что у инициативы политический контекст, знают далеко не все. Большинство «клиентов» вовсе не догадывается, зачем и для чего молодые люди раздают бесплатную еду.

— Стараемся объяснять, что мы не студенты, не благотворительная организация, не Красный Крест. Но они не воспринимают это: думают, мы просто пришли покормить их, — рассуждает Вера.

— Многие думают, что мы или церковь, или БРСМ, — добавляет Лина. — Или нас финансирует Мингорисполком. Мы объясняем, для чего это делаем. Но вникать в нашу философии бездомным хочется меньше всего.

— В прошлую субботу подошли три женщины. Читают нашу листовку и спрашивают: «А почему бомбы?» Объясняем на пальцах: «Понимаете, складывается такая ситуация, когда государство финансирует силовые структуры больше, чем социальные, развивает вооруженные силы, а не помогает таким, как вы». Они говорят: «Все правильно государство делает, лишь бы не было войны. Это все на благо людей». Еду у них мы не отобрали, конечно. И людей с такой точкой зрения мы будем кормить. Вообще, с ними интересно разговаривать, объяснять. Но никому и ничего мы не навязываем. Если спрашивают, рассказываем. Но сами как миссионеры убеждать не станем.

Тем временем, вода в кастрюле закипает.

— Сейчас будет целое шоу, когда начнем перемешивать рис. Уже подумывали купить строительный миксер. Бывает, до дна не можешь долезть, хорошо не размешаешь, даже самая большая ложка не достает. Потом это обязательно заметят: «Смотрите, у него была оранжевая каша, а у меня белая. Положите мне то, где больше оранжевого».

Философия, стихи и новогодний сюрприз от милиции

Когда рис в кастрюле только начинает покрываться кипящими пузырьками, Андрей уже в сквере, занимает очередь. Он глубоко вдавливает плечи в куртку, иначе снег попадает за воротник: шарфа у него нет. На часах — 12.09.

При первой встрече Андрея можно принять за современного Аристотеля: такая же философская борода и не менее философские разговоры. Что для мира значит аннексия Крыма, каков смысл Всебелорусского народного собрания — вопросы он задает сложные, но рассуждает складно. О себе рассказывает сдержанно, о еде, которую приносят «студенты», — с удовольствием.

— Здесь нас кормят вторым: чаще всего угощают рисовой кашей. И хлебушком. И чаем. На Захарова обычно бывает супчик, но хлебушек есть не всегда. В воскресенье, на Востоке, тоже что-то из второго бывает. Но иногда и пряник дадут, и вафельку, или просто хлеб, — с акцентом на каждом слове говорит Андрей.

На бесплатные раздачи в сквере он начал ходить прошлым летом. До этого питался дома, который он делил вместе с дочкой, внуком и зятем.

— Зять у меня служит в ОМОНе. Когда он начинает кричать что-то про тварей, я ухожу из дома, обычно рано утром, возвращаюсь поздно вечером. В будние дни хожу в церковь. Там у нас каждый день молитва, после которой всегда дают горячий обед. На выходных иду сюда.

До такой кочевой жизни Андрей работал мастером на заводе. Но потом получил сложную черепно-мозговую травму, свидетельством которой стала вмятина на лбу.

— Из-за этого начал терять сознание, и на работе меня сократили, — протирая очки, говорит Андрей и замолкает.

Долго стоять в неловком одиночестве нам не приходится — подходит женщина в лиловом берете.

— У тебя новая куртка. Теплая? — прощупывая толщину синтепона, спрашивает Валентина — очевидно, та, которая пишет стихи. — Представляете, в те морозы он ходил нараспашку: замок не работал!

Валентина только что вернулась из поликлиники: приболела, потому сходила выписать льготные лекарства. Она, как перед этим нашептал Андрей, инвалид с детства: случаются приступы эпилепсии. У Валентины есть дом, но здесь ее воспринимают своей: к ней прислушиваются и даже сватаются.

— Выходи за меня замуж, Валюш, — с хитрой улыбкой предлагает мужчина с набитой чем-то тележкой. — Я брошу пить ради такого дела.

— Ты сначала перестань, а уже потом предлагай, — стоит на своем «Валюша».

Оставаться на обед мужчина с тележкой не будет: «набил живот у сестры». В качестве презента любимой Валюше он принес булку хлеба.

— Зачем он мне? — пряча хлеб в пакет, рассуждает Валентина. — Мне бы себя прокормить на 170 рублей пенсии. Мать и брат пытаются выжить из квартиры. Свою они продали, переехали в домик под Пуховичами. У брата есть сын и внук, так хочет для них мою квартиру отобрать. Я уже и дверь не открываю. Настроили против меня соседей. Выхожу из квартиры, а они мне: «Эй, ты куда пошла, сумасшедшая?» — рассказывает Валентина. Обычно свои переживания она описывает в стихах. Пишет — и передает либо активистам, которые сверстали из них книгу, либо «нашему Саше».

В разговор о «нашем Саше» подключается все, кто стоит в очереди. Некоторые, вспоминая его образ, невзначай причмокивают. Похоже, Саше они очень благодарны.

— Это он собирает нас в церкви, кормит. Но пьяных не пускает. «Это не закусочная», — говорит. Он очень добрый! Вот бы все люди были такими. Особенно милиция… А как он с американцами по-ихнему разговаривает?! Сколько Саша языков знает, четыре? — запускает вопрос в толпу мужчина на одном костыле.

Несмотря на перелом ноги, до Михайловского Иван докульгал: очень хотелось есть. Живет он на улице, ночует — где придется. Но морозы, говорит, для него вовсе не проблема.

— Так на вокзале ж хорошо. Езжу в Озерище или еще куда-нибудь. В те сильные холода ночевал в электричке. Едешь в одну сторону пару часов, потом в обратную. Самое любимое направление у нас — на Борисов. В те морозы человек 50 так ездило. Есть у меня мамка, где можно бы ночевать. Приду к ней, а сестра у меня еду отбирает, которую мамка дает, выгоняет. И никто не заступится. Разве это семья?

По иронии жизни, родственники некоторых бездомных работают в милиции. С «органами» у всех отношения натянуты. Говорят, могут прицепиться просто из-за внешнего вида, даже если будешь свежим и трезвым. Когда в городе проходит какое-то важное мероприятие, то на улице вовсе лучше не показываться: увезут.

— Что вы наговариваете, — вмешивается в разговор шумный Руслан. — Как-то я приехал на Институт культуры. Выхожу, смотрю по сторонам — никого. Только присел, открываю вино — стоят двое. «Поехали», — говорят. Завезли в отделение, посадили в «клетку». Бегали передо мной: капитан, майор, подполковник. Бегали — а потом кричат: «Выходи». Я выхожу, жду, что машина подъедет, повезет куда-то. А меня на самом деле отпустили. Даже вино не забрали.

Недавно, рассказывают бездомные, милиция удивила похожим неожиданным поворотом. 31 декабря все, как обычно, ждали обеда в сквере. К 12 подошли милиционеры, попросили проследовать за ними. Те, кто согласился, уже смирились с планами на ближайшее пять суток. Но подходят к месту — а там на скамейке стоят термос и бутерброды.

— И так вежливо, так вежливо с нами разговаривали! — вспоминает Андрей.

— А мне нравится на сутках! — говорит кто-то из очереди. — Хотя бы знаешь, что целых 15 дней будешь накормленным.

«Зачем выбрасывать крошки? Я съем»

13.30. Активисты с едой немного опаздывают, замечает Андрей. Продрогнув от сырости, он все глубже прячется в свою синюю куртку. К слову, большинство бездомных одеты в добротные вещи, которые, правда, давно вышли из моды.

К очереди примыкают все новые и новые лица. Некоторые здороваются и становятся в конец. Большинство приходят и молча нарушают сформированный порядок — ныряют в середину.

Две женщины в красных пальто топчут снег около, но стать в общую толпу не решаются. Вместо этого они кружат по парку, не сводя взгляд с места, где должны раздавать еду. На вид обеим дамам за 70. У одной из них большие темные очки и маленькие жемчужные сережки. Под руку она ведет свою спутницу, которая много лет назад ослепла.

— Вывела родственницу на прогулку, — будто оправдываясь, начинает разговор дама с серьгами. И, понизив голос, добавляет: — Были бы не против угоститься вашей кашей. Мы инвалиды.

— Не знаю, как вы, но я не инвалид, — громко возражает родственница. — Кем вы себя назовете, тем и будете. Я — не инвалид.

До выхода на пенсию одна из них работала инженером на закрытых объектах более 20 лет.

— Да, раньше была работа, семья, забота о ней. Все было по-другому. Но по ресторанам не ходили, что вы.

— Как же! Может, вы и нет, а я ходила. Вспомните, тогда все рестораны были заполнены, — бескомпромиссно не соглашается родственница. — На десятку можно было хорошо поесть и отдохнуть. И это с вином! Ну так смотрите, куда и с кем вы сейчас ходите. Слава Богу, я этого не вижу.

Пока дамы отвлекаются на споры и воспоминания, наконец приезжают активисты «Еды вместо бомб». Четыре девушки тащат огромный бак с кашей и бидон с чаем. Очередь начинает шевелиться, сжиматься, шуметь. Родственницы забывают о своих интеллигентных манерах, достают контейнеры, в которых когда-то продавался салат из моркови, и становятся впереди тех, кто пришел сюда полтора часа назад.

Но Андрей не скандалит, а молча подставляет свою посудину — бутылку с отрезанным горлом. Получает порцию риса, хлеб, чай, печенье в количестве одной штуки — и сразу же идет в конец, на второй круг. Пока очередь движется, он успевает проглотить примерно 800 грамм каши.

— А можно еще хлебушка? — просит Андрей.

— Подождите, сейчас мы распределим между всеми. Если останется, мы вам дадим.

Получив долгожданную порцию горячего, бездомные расходятся по скамейкам. В центре остается стоять мать с сыном, едят они из общего контейнера.

— Сколько тебе лет, мальчик? — спрашивают бездомные, которые раньше, видимо, здесь его не встречали.

— 25, — отвечает.

— А мне 40.

— А мне 45 будет.

Напоследок, когда собственный голод отступил, некоторые кормят местных голубей — бросают ложку оставшейся каши. Активисты, раздав печенье, хотят бросить им крошки из пакета.

— Стой, зачем выбрасывать. Насыпь мне в руку, — просит бездомный безымянный мужчина. — Как раз хорошо, у меня ж зубов нет.

В один момент Михайловский сквер затихает. Большинство спешит на другую точку — в парк Симона Боливара, где двумя часами позже будет еще одна раздача от «студентов». Те, кто еще не ушел, сражаются за немодные вещи, принесенные активистами. Еще 10 минут — и миры вновь разойдутся: один — в свою привычную неравнодушную жизнь с верой в идеалы и брокколи, второй — в холодное завтра, в котором нет ни надежды, ни хлеба.

* Все имена изменены

Теги: Минск