"Жестокий убийца может сформироваться в 5 лет". Эксперты о психологии маньяков и влиянии семьи

Источник материала:

Правда ли, что склонность к насилию передается по наследству? Может ли в хорошей семье вырасти холоднокровный убийца? И жалеют ли серийные насильники о содеянном? TUT.BY поговорил со специалистами Государственного комитета судебных экспертиз.

Чуть ли не каждый месяц на экраны выходит очередной американский сериал, где агенты ФБР то расследуют запутанное дело об убийстве, то пытаются составить психологический портрет убийцы. «Охотники за разумом» в мельчайших деталях узнают все о детстве серийного маньяка, его увлечениях, отношениях с мамой и девушками. И показывают, как внешне обычный человек становился монстром. Мы решили поговорить с белорусскими экспертами о том, можно ли составить психологический портрет белорусского преступника, как ведут себя после задержания серийные насильники и правда ли, что воспитание мамы может сыграть ключевую роль в формировании убийцы.

— Может ли обычный человек распознать потенциального преступника?

— Только постфактум: «Я всегда знал: с ним что-то не так, какой-то он странный был», — улыбается Владимир Семенов, начальник управления судебно-психологических экспертиз центрального аппарата ГКСЭ.

— А профессионал?

— Как психиатр я оцениваю людей по поведению. Что может сказать внешность? Красивый человек или нет, опрятный или нет — не более. А вот по поведению можно определить, насколько человек адекватен, и можно сделать предположение, есть у него психическое расстройство, — отвечает Максим Подоляк, начальник отдела сексологических экспертиз.

— Западные криминалисты составили средний портрет серийного убийцы: это мужчина в возрасте от 20 до 30 лет, чаще всего совершает преступление возле дома или работы. Он обаятелен и интеллектуален, ненадежный, лживый, рассеянный, отсутствует раскаяние и стыд, ему присущи нарциссизм, замкнутость, подозрительность и мстительность. Вы согласны с этим? Какой психологический портрет белорусского преступника?

— Нужно учитывать, что в менталитете американского и белорусского преступников будут наблюдаться существенные различия, отражающиеся как в характере, так и в масштабности насильственных преступлений. По сути, те характеристики, которые вы сейчас перечислили — это портрет психопата в его классическом англо-американском понимании. В наших широтах такие личности, к большому удовлетворению правоохранительных органов и обычных людей, — большая редкость, даже можно сказать исключительный случай. Например, психологические портреты известных российских серийных убийц — это противоположности описанному вами портрету серийного американского преступника.

— Те убийцы, с которыми обычно работаем мы, это, как правило, люди с заниженной самооценкой, с повышенной тревожностью, желанием самоутвердиться. Те, кто в детстве был эмоционально отвержен родителями, либо подавлялся властной матерью, — подключается к разговору Анжелика Назаренко, государственный медицинский судебный эксперт-психолог отдела сексологических экспертиз центрального аппарата ГКСЭ.

— Это правда, что достаточно часто убийца может спокойно подойти к милиционеру, спросить, в чем дело, и даже помогать расследовать преступление?

— Это еще одно киношное клише, оно эксплуатирует «образ преступника», который раз за разом возвращается к месту совершенного им преступления, чтобы заново пережить случившееся. Такие преступники в начале серии совершаемых ими преступлений проявляют определенную осторожность и не заинтересованы в скорой поимке. Чаще всего серийные преступники оставляют у себя различные «сувениры» (например, личные вещи жертвы) с места преступления, которые позволяют им еще раз пережить некоторые моменты совершенного преступления. Как только сила переживаний, вызываемых «сувениром» ослабевает, может быть начат поиск новой жертвы. Такое представление о поведении серийного преступника является серьезным упрощением многообразия и сложности механизмов такого поведения, — говорит Владимир Семенов. — Среди тех, кто проходил экспертизу в нашем учреждении, встречались и те, кто мог участвовать в поиске убитой жертвы, но это делалось с целью сокрытия следов совершенного преступления.

— Речь идет не о том, что преступника тянет на место преступления, скорее есть потребность контролировать расследование и чувствовать, когда приближается опасность. Это классическое поведение виновного человека, — отмечает Людмила Мун, начальник отдела психолого-физиологических исследований центрального аппарата ГКСЭ.

Тот, кто в детстве подвергся насилию, в будущем и сам может стать преступником

— Я где-то читала, что маньяк начинает формироваться в возрасте 8−10 лет. Вы изучаете человека с самого детства?

— В ходе проведения экспертизы жизненный путь каждого исследуемого детально изучается различными специалистами, начиная с момента беременности его матери и завершается изучением психического состояния во время текущего исследования. Благодаря такому исследованию удается определить некоторые условия формирования будущих проблем в поведении. Некоторые зарубежные специалисты утверждают: возраст 5−6 лет может быть критическим для прогнозирования риска проблемных форм поведения в более старшем возрасте. А наличие таких проблемных форм поведения может служить средством для прогнозирования риска преступного поведения. Иными словами говоря, будущий жестокий убийца первые тревожные признаки поведения демонстрирует уже в возрасте 5−6 лет, — комментирует Владимир Семенов.

— Взрослых должно насторожить, если ребенок постоянно бьется и кусается в детском саду, ведет себя слишком агрессивно (особенно, если это делается исподтишка), к примеру, не просто толкает другого, а старается специально причинить кому-то сильную боль, — добавляет Максим Подоляк, начальник отдела сексологических экспертиз центрального аппарата ГКСЭ.

— Это правда, что у всех жестоких убийц была какая-то психотравма: насилие со стороны родителей, плохие отношения в семье? И обязательно ли человек, который оказывается за решеткой, испытывает что-то подобное в детстве?

— Чаще всего — да. Непринятие ребенка, авторитарный стиль воспитания, пренебрежение потребностями ребенка — все это может сыграть ключевую роль в будущем, — отмечает Анжелика Назаренко.

— Например, у парафиликов есть такое явление: совершенное над ними сексуальное насилие вызывает впоследствии изменение психо-сексуального развития, меняет личностные особенности, появляется замкнутость, эмоциональная отрешенность, в связи с этим становится невозможно выстраивать отношения со сверстниками, нарушается коммуникация. И чем взрослее человек становится, тем больше отдаляется от общества на такое расстояние, когда уже становится невозможно не только выстраивать отношения, но и понимать сигналы других людей. Например, некоторые убийцы и парафилики не совсем понимают и не умеют расценивать эмоциональные переживания жертвы, то есть не понимают, что причиняют боль другому человеку, — рассказывает Максим Подоляк, начальник отдела сексологических экспертиз центрального аппарата ГКСЭ. — Такое поведение также может развиться вследствие неправильного воспитания, неполноценной семьи, значительной психотравмы, которая может растянуться во времени. Например, родители не просто раз ударили ребенка ремнем, а годами он испытывал сексуальное насилие со стороны отца.

— Иногда когда мальчик воспитывается одной мамой и не видит модели мужского поведения, он начинает брать на себя роль гипермужчины, потому что внутри нет того самого мужчины. Он пытается самоутвердиться рядом с представителями своего пола, если внутри пустота, он пытается заполнить ее снаружи, например, причиняет физическую или насильственную боль женщинам, — говорит Анжелика Назаренко.

«Родители генетически могут передать ген насилия»

— Были ли случаи, когда человек вырос в прекрасной семье, а потом неожиданно для всех превратился в монстра?

— Конечно, были. Роберт Д. Хайэр, известный канадский психолог-криминалист, описывает случаи, когда в семье теплых и душевных родителей вырастает «ребенок-психопат», который проявляет бездушное отношение ко всем, кто его окружает. До поры его криминальный потенциал остается скрытым для окружающих, но в определенный момент этот с виду обаятельный паренек или милая девушка совершает леденящее кровь преступление. Ближайшее окружение в этой ситуации шокировано произошедшим и не может поверить, что за маской «славного парня» или «милой девушки» скрывался хладнокровный убийца, — говорит Владимир Семенов.

— Преступника формирует не только воспитание, у некоторых эта предрасположенность заложена в виде наследственного фактора, так называемая психопатологическая отягощенность. То есть, родители не применяют насилие к ребенку, но генетически передают ему этот ген. Мы живем в таком социуме, что постоянно можем испытывать насилие, если не дома, то на улице, и если человек формируется правильно, он способен это прожить, пережить и адаптироваться к ситуации. А ребенку, которому склонность к насилию передалась генетически, сделать это сложнее, может сформироваться преступник. К тому же могут сработать такие факторы, как ранние поражения центральной нервной системы, внутриутробные инфекции, родовые травмы, черепно-мозговые травмы в течение жизни, — поясняет Максим Подоляк.

— И прервать эту наследственность уже никак нельзя?

— В некоторых прогрессивных работах, выполненных зарубежными исследователями, было показано, что аномальная стратегия воспитания может приводить к стойким изменениям в биохимических системах головного мозга, связанных с регуляцией агрессивного поведения. Таким образом, было продемонстрировано влияние социальной среды на функционирование биохимических систем мозга.

— В исследованиях психиатров и криминалистов говорится о том, что жесткое обращение в детстве с животными должны насторожить родителей ребенка. Это теория подтверждается на практике?

— То, что выглядит, как жестокость, может в ряде случаев являться проявлением естественного интереса ребенка к тому, как внутренне устроено животное, поэтому он может разрезать червяка на две части или раздавить букашку. В таком случае мы вряд ли можем говорить о формировании у таких детей садистских наклонностей в будущем. Такой ребенок может в дальнейшем стать блестящим хирургом, — рассуждает Владимир Семенов.

— Наши исследуемые никогда не говорят, что мучали в детстве животных, и в школьных характеристиках тоже об этом не пишут. Однако в литературе действительно указано, у садистов есть такая склонность — издеваться над животными, — отмечает Максим Подоляк.

«Отсижу, выйду и буду делать то же, что и раньше»

— После преступления эти люди жалеют о случившемся? Раскаиваются?

— Я работал с серийными насильниками, они не испытывали раскаяния. Эти люди четко понимают, что делают, и получают от этого удовольствие. Они хотят его получать вне зависимости от того: будут нести за это ответственность или нет. Порой даже звучат фразы: «Ну отсижу, выйду и буду делать то же, что и раньше». Преступники, которые совершили преступление под воздействием алкоголя или ситуативно, чаще всего горько сожалеют о случившемся, — отвечает Максим Подоляк.

— Если человек понимает всю чудовищность своих мыслей и фантазий о том, что он хочет кого-то лишить жизни, это желание можно подавить лечением? Его можно контролировать? Или рано или поздно он все равно совершит преступление?

— Я плохо себе представляю ситуацию, когда человек приходит к доктору и говорит: «Помогите мне, я жестокий». Как правило, за помощью приходят те, кто не умеет себя сдерживать, плохо владеет собой, то есть здоровые люди, которые могут себя критично оценить, — говорит Людмила Мун. — Некоторые же гордятся своей агрессивностью и уж точно не пойдут к врачу, чтобы тот помог себя контролировать.

— Один известный российский психотерапевт рассказывал историю, как сформировался садист. Мальчик шел с мамой и увидел, как на дереве мужчина душит кота, и испытал при этой картине сильный оргазм. Потом он сам начал душить котов, просить, чтобы мама с рынка приносила живых куриц, и отрубал им голову. Он зафиксировал для себя: насилие ему приносит удовольствие. Когда уже стал взрослым человеком, приготовил чемодан с инструментами для нападения на женщин, не выдержал и пришел на психотерапию. А кто-то не приходит…

— Это миф, что каждый жесткий убийца хочет, чтобы его поймали, и наконец наступила минута славы?

— Не каждый, но такие люди действительно встречаются. Однажды человек пошел убивать с топором, чтобы в итоге оказаться в суде и в последнем слове сказать все, что он хотел.

— Кто-то осознает, что больше себя не может контролировать, и задержание правоохранительными органами — единственный способ себя остановить.

«Преступники могут сделать фото жертвы, чтобы потом получать удовольствие»

— Уже не первый раз во время суда выясняется: человек, который лишил жизни другого, сам задумывался или даже предпринимал попытки суицида. Это характерно для многих убийц?

— Это характерно для сексуальных убийц, у них агрессия направлена как внешне, так и внутренне, — говорит Максим Подоляк.

— Часто слышу, что об убийцах лучше не писать, потому что это порождает новые преступления.

— Вряд ли. Человек, который уже имеет предрасположенность к каким-то отклонениям, сам по себе будет интересоваться данной тематикой: читать определенную литературу, смотреть фильмы. Здорового психически человека публикация в СМИ не может подтолкнуть к убийству, — уверен Максим Подоляк.

— Я считаю, люди должны знать все, понимать, что происходит в мире, — высказывает свое мнение Людмила Мун. — Но есть разница между информированием и эмоциональным смакованием.

— Не так давно в Москве студент университета убил свою подругу и в подробностях в социальной сети описал, как это делал. Убийцы и раньше делали записи своих зверств, но не публиковали, потому что не было интернета?

— Мне не встречались убийцы, которые бы записывали преступление в блокнот, но некоторые делают фотографию или видеосъемку жертвы, чтобы потом посмотреть и получить удовольствие. Кто-то забирает вещи с места преступления, один насильник забрал шишку из леса, где напал на женщину, — рассказывает Максим Подоляк.

— За годы работы кого вы большего всего запомнили? Кто вас впечатлил?

— У сексуальных насильников выражен синдром охотника, он еще хорошо просматривается у некоторых садистов. То есть, когда человек, страдающий расстройством полового предпочтения в форме садизма, считает себя неким охотником, который выходит на улицу и выслеживает жертву. Однажды мужчина мне описывал ситуацию, что часто фантазировал, как избивает женщину ногами по лицу, течет кровь, а он от этого испытывает половое возбуждение. Эти мысли были настолько навязчивыми, что он вышел на улицу и избил без причины незнакомую женщину. Первоначально это преступление выглядело как обычное хулиганство, пока мы не стали с ним говорить и уже в ходе беседы выяснилось: у мужчины проблемы в сексуальном плане. А второй насиловал женщин, чтобы чувствовать себя значимым, поднять самооценку, быть властным. Он мог из окна электрички заметить женщину, сразу же выходил, выслеживал ее и нападал. Как правило, парафилики убивают незнакомых людей и это свидетельствует об их сексуальных отклонениях, — рассказал Максим Подоляк.

— Это классика: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». Такой человек упивается властью, чувствует, что контролирует ситуацию, хотя в обычной жизни он «тварь дрожащая». И после получения удовольствия возвращается к обычной жизни, но потребность чувствовать себя значимым не исчезает, — говорит Людмила Мун.

— Вы, наверное, детективные сериалы смотрите с улыбкой?

— Нет, мне нравится сериал «Кости», «Мыслить как преступник», «Менталист», — говорит Людмила Мун.

— Хороший сериал «Крах», кстати, в нем хорошо показано, как формировался преступник, — отмечает Анжелика Назаренко.

— А я чаще всего смотрю исторические: «Викинги», «Тутанхамон» и все комедийные английские сериалы, чтобы отвлечься от работы, — говорит Максим Подоляк.