Зачем Беларуси омбудсмен. Мнение Натальи Поспеловой

Источник материала:

В преддверии Международного дня защиты детей давайте сравним эффективность механизмов защиты детства в нашей стране и за ее пределами.

Наталья Поспелова — специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. 28 лет работала в органах охраны детства Беларуси, из них 12 — в Национальном центре усыновления. Автор более 100 методических и публицистических работ по проблемам социального сиротства и семейного неблагополучия. Одна из основателей республиканского портала по поиску семей для детей-сирот www.dadomu.by и единственного в СНГ ежемесячного издания для замещающих родителей и специалистов органов опеки и попечительства — газеты «Домой!». Референт Белорусского общественного объединения замещающих семей «С надеждой». Профессиональная специализация: альтернативные формы жизнеустройства детей-сирот; споры родителей о воспитании детей; сопровождение семей, желающих принять или уже принявших детей-сирот на воспитание.

E-mail автора: nastapos@mail.ru.

Дискуссия о том, нужен ли нам уполномоченный по правам детей (омбудсмен), или у нас его с успехом заменяет Национальная комиссия по правам ребенка, — носит на протяжении последних тридцати лет то затихает, то обостряется. В нынешнее неспокойное время, когда буквально каждый взрослый сомневается в вопросах допустимых и возможных методов воспитания детей, как своих, так и чужих, — эта дискуссия может оживиться. Поэтому полезно проанализировать, какая из двух конструкций — омбудсмен и Нацкомиссия — лучше для детей, а, значит, и для взрослых.

Впервые об омбудсмене или уполномоченном по правам ребенка в Беларуси заговорили в начале 90-х, когда активно продвигались идеи прав ребенка, человека и необходимости их всемерной защиты. В те далекие годы нам хотелось приблизиться к демократическим институтам и уйти от советских способов регулирования правоотношений «взрослый — ребенок».

Но как-то не срослось, и несмотря на то, что сегодня уже более чем в сотне стран работают офисы «детских» и «взрослых» омбудсменов — мы в этом вопросе идем своим путем. У нас вместо одного уполномоченного — целая Национальная комиссия, которая работает вот уже более четверти века.

На первый взгляд, комиссия — даже как-то основательнее, коллегиальнее и внушительнее. Не поспоришь: в Национальной комиссии собраны люди представительные, обладающие властью и должностями, имеющие собственный опыт воспитания детей. Есть и ученый, есть и рабочий (родитель-воспитатель детдома семейного типа), есть и представитель интеллигенции. Советские комиссионные расстановки соблюдены.

Но, опять же по-советски, т.е. как-то совершенно не гласно работает Национальная комиссия. Вот захочет обычный родитель ознакомиться с насущными задачами и трендами защиты детства: не тут-то было! Материалы работы Нацкомиссии публике не доступны. У комиссии даже сайта нет. Между тем у наших самых ближайших соседей (в Украине, России) уполномоченные по правам детей имеют не только сайты, но и целые офисы с экспертными советами и различными общественными инициативами и такими же общественными помощниками.

Даже приблизительное сравнение объемов деятельности уполномоченных по правам ребенка и нашей Национальной комиссии, к сожалению, не в нашу пользу: уполномоченные работают ежедневно, а наша комиссия собирается… «не реже одного раза в полугодие».

Омбудсмены внимательно следят за ситуациями, происходящими с детьми, и немедленно реагируют на них, публично выступая, выражая свое экспертное мнение, или непосредственно вмешиваясь в ситуацию. Наша Национальная комиссия по правам ребенка в этом плане не особо активничает: никто не знает мнения и позиции Нацкомиссии в отношении резонансных случаев с участием детей, будь то очередное громкое похищение ребенка родителями друг у друга, педагогическое насилие (матерщина или рукоприкладство на глазах и в отношении школьников), травматичное изъятие детей из семьи с целью изменить отношение их родителей к жизни.

Ни слова не проронила Национальная комиссия по правам ребенка о пандемических метаморфозах с длительностью каникул, началом и окончанием учебных четвертей, выпускными и вступительными экзаменами… Будто все эти дела не детей касаются, а просто прохожих. Остается терзаться вопросами: то ли комиссия считает ненужным выражать свое мнение, то ли взрослым и так все должно быть ясно, чего тут рассусоливать.

По мнению ряда заявителей, подача заявления в Национальную комиссию является делом бесполезным. Вместо решения вопроса люди получают письменные рекомендации, куда они могут обращаться за решением своей проблемы. В результате заявители теряют время в напрасных надеждах, что особенно болезненно в ситуациях трансграничных похищений детей. К примеру, одна белорусская мама, чей сын был незаконно и насильно оставлен у кавказских родственников покойного супруга, не смогла получить помощи у Нацкомиссии. Собственно, как не парадоксально, комиссия по правам ребенка защитой этих прав и не занимается. Она их просто рассматривает и анализирует.

Возможно, кто-то скажет, что в нашей стране и без всяких там омбудсменов достигнут высочайший уровень защиты детства, поэтому и Нацкомиссия почивает на лаврах, изредка собираясь и зачитываясь аналитикой, собранной исполнительными ведомствами, отвечающими за счастье детей в стране. Но не все так радужно.

Детство нуждается сегодня в защите не меньше, а даже больше, чем в прежние времена. Появилось немало новых вызовов, которые постоянно проверяют систему защиты детей на прочность, и, к сожалению, система нередко проходит эти испытания с отрицательным результатом. Взять хотя бы те же споры родителей о детях, которые выливаются в международные скандалы и похищения детей, когда папы или мамы вывозят детей за пределы Беларуси в надежде спрятаться и таким образом застолбить свои права на воспитание детей.

Очевидно, что номинальное подписание страной соответствующих международных документов не приблизило нас к счастливому «завтра» детей, оказавшихся в котле родительских разборок, если международные механизмы их защиты игнорируются судами, прокуратурой, органами опеки и не включаются то ли по незнанию, то ли из-за желания потешить национальное самолюбие и потанцевать на идее «мы своих не отдаем». Ну так и нам наших никто не отдает в виде алаверды: о мытарствах белорусских пап и мам, чьи дети сегодня за границей без их разрешения, мы узнаем крайне редко, т.к. побед на этом поприще мало, а случаев много.

Вот тут как раз и поле для деятельности Нацкомиссии: а плотно ли имплементированы в национальную правоприменительную практику международные правозащитные механизмы? А какие барьеры существуют на пути к реализации на практике механизмов, предотвращающих международные аспекты похищения детей?

Не менее актуальным вопросом для Нацкомиссии сегодня является защита права на жизнь и воспитание в семье детей, чьи родители поражены в правах на воспитание в силу наличия болезни, особенностей психофизического развития. Ежегодно детей из таких семей отбиралось почти на два детдома. А в прошлом году этот показатель был перекрыт почти на треть и составил 195 детей…

Дальше — что? Этим детям, как и всем другим, жизненно необходима связь и контакты с родителями. Кто и как это обеспечит? Мы упорно не признаем, что категорию детей, отобранных по причине особенностей здоровья их родителей, можно существенно сократить, обеспечив социальный патронат таких семей на местном уровне. Но нет ни нормативной базы, ни практика такая (а она, пусть единичная, есть) — не распространяется. Нам «выгоднее», чтобы такие дети все детство провели на казенной краюхе хлеба? Почему Нацкомиссия не обращает свое комиссионное внимание на возможности решить эту серьезную общественно-детскую и затратную для нашего бюджета проблему?

Пристального внимания Нацкомиссии требует вопрос дальнейшей концентрации власти одного должностного лица — министра образования — в межведомственном процессе международного усыновления. Очевидно, что в таких обстоятельствах шансы на объективное рассмотрение вопроса о каждом случае заграничного усыновления детей значительно уменьшаются. То, что по статистике в 2018 году оно резко растет, а в 2019-м на треть сокращается, несмотря на ситуацию годами стимулируемого международным оздоровлением «спроса»), лишь подтверждает этот тезис.

Почему до сих пор интернатные учреждения для детей-сирот и оставшихся без попечения родителей продолжают оставаться контейнерами и хранилищами для воспитанников? Когда такие учреждения получат право и освоят функции учреждений (служб) по семейному устройству и сопровождению переданных в семьи детей?
Почему нет движения в разработке законодательной базы благотворительности? Благотворительность есть, псевдоблаготворительность — тоже имеется, и участившиеся злоупотребления на почве благотворительности не способствуют формированию порывов граждан поделиться теплом своей души и денежными средствами. Как сделать эти порывы адресными и полезными для нуждающихся, ведь это то, что способствует консолидации нашего общества и улучшает качество жизни тех, кому не повезло родиться здоровым и обеспеченным?

Есть еще множество вопросов, которые не нуждаются в комиссионном заслушивании и анализах, а требуют решения. И омбудсмен здесь был бы кстати, во всяком случае эффективнее, чем собирающаяся раз в полгода под красивой и многозначительной вывеской когорта должностных лиц.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.