А деревня верила

Источник материала:

А деревня верила тому, кого обвинили в совершении особо тяжкого преступления и предали суду

Эти два письма, поступившие в редакцию полгода назад из полесской глубинки, деревни Лыще Пинского района, выделялись среди других своей искренней непосредственностью и верой в силу прессы. В коллективном обращении жители деревни защищали своего односельчанина Игоря Шиловца, на которого пало подозрение в совершении особо тяжкого преступления. Прислал в «Р» свое письмо и сам Игорь. Но прошли месяцы, прежде чем истина была установлена.

Письмо отчаявшегося

«24 февраля 2004 года после звонка матери, — писал Игорь Шиловец, — я приехал в родную деревню Лыще Пинского района. Вместе с родителями затаривал для продажи картошку, собранную на их приусадебном участке. Около 19 часов с этой работой справились. Позвонил мой бывший одноклассник Юра Пригодич и предложил пойти в спортзал поиграть в настольный теннис. Я согласился. По дороге мы за-шли к Виктору Боровскому и взяли его с собой.

Спортзал был закрыт, и мы решили заглянуть в кафе «Пралеска». Чего скрывать, купили бутылку водки. Вскоре к нам подошли Александр и Людмила Гладыщуки – местные батюшка и матушка. Мы сидели и беседовали. В кафе зашел пенсионер Виктор Романович Трушко, который был изрядно выпивший, но просил у отдыхающих, чтоб его угостили спиртным. Получив отказ, он возмущался и ругался на весь зал. Буфетчица даже просила вывести его на улицу. Но Трушко все не мог угомониться.

Семья Гладыщук пригласила меня посмотреть, как они покрасили свою машину. Я вместе с ними вышел из кафе. С нами решили пойти Юра Пригодич и Виктор Боровский. Все мы пошли по протоптанной в снегу дорожке. А Пригодич направился к Трушко, который стоял в пяти метрах от кафе. Когда мы шли, то слышали, как дед ругался на Пригодича. Выйдя на дорогу Логишин—Ганцевичи, которая проходит через нашу деревню, я обернулся и увидел, что Трушко замахнулся на Юру палкой, с которой постоянно ходил, и они оба упали. Я быстрым шагом подошел к Пригодичу.

— Юра, зачем ты связываешься с этим дедом?! – сделал ему внушение. – Неужто не видишь, что он пьян?!

Пригодич попросил меня найти шапку, которую он потерял в снегу. Я нашел шапку, передал ее бывшему однокласснику. Мы вместе зашли в гараж к Гладыщукам, посмотрели машину, а потом разошлись по домам.

27 февраля меня вызвали в Пинский РОВД и там сообщили, что Виктор Романович Трушко скончался в больнице. Спустя пару дней после того, как вместе с нами был в кафе «Пралеска». Я рассказал милиции все, как было. Подчеркнул при этом, что в злополучный вечер 24 февраля даже не прикасался к деду. Допросили также Ю. Пригодича и В. Боровского. Они также утверждали, что не били Трушко.

Между тем следствие продолжалось. В апреле меня снова вызвали дать показания. Я повторил то, что сказал ранее.

9 июня 2004 года, возвращаясь из Минска, я заехал в деревню Лыще к матери и отцу. Возле дома родителей меня ожидали два молодых человека. Они пригласили меня проехать с ними в Пинский РОВД. Там меня допросила следователь СУ предварительного расследования Брестского облисполкома лейтенант милиции Н. Дерунец и тут же предъявила мне постановление о задержании меня по подозрению в причинении тяжких телесных повреждений В. Трушко.

Меня поместили в изолятор временного содержания. Я находился в шоковом состоянии, так как никогда не бывал в подобной ситуации и не ожидал такого поворота событий. В камере, в которую меня завели, был один человек. Он назвал себя Михаилом и начал живо интересоваться моим делом. Я ему говорил, что ни в чем не виноват, не бил деда Трушко и даже не прикасался к нему. Михаил же уговаривал меня признать нанесение ударов, убеждал, что после этого меня отпустят из ИВС. Если же я не признаю свою вину, то меня осудят и при этом мало не покажется, так как у следствия «что-то есть», коль меня содержат в изоляторе.

Мой сокамерник позже советовал, чтобы я сказал так: когда подошел к Пригодичу и Трушко, последний зацепился за мою ногу, и я, освобождаясь, ударил его ногой в живот. Он утверждал, что, если я так скажу, то мне ничего не будет. Мол, я оборонялся и хотел отцепить свою ногу.

Назавтра сотрудники милиции снова меня вызвали на допрос. Я опять говорил, что не виноват. И снова меня никто не хотел слушать. После допроса перевели в другую камеру. Там также находился один человек. Он назвался Степаном. Выяснив подробности моего дела, он настойчиво советовал признать свою вину и тогда меня выпустят из изолятора.

Я находился на грани срыва. Не выдержал и подписал явку с повинной, которую от меня требовали. Тут же пришла следователь и произвела допрос. А через полчаса после этого меня ввели в комнату, в которой находилась женщина. Это был адвокат Лариса Лепесевич, которую наняла моя жена. Адвокат попросила меня рассказать, что случилось на самом деле. Я признался Ларисе Ивановне, что, опасаясь за жизнь свою, жены и десятимесячного сына, взял на себя вину за то, чего не совершал.

Пришли понятые и эксперты, и в присутствии адвоката я заявил следователю, что не бил Трушко, признание меня вынудили дать. Следователь была очень недовольна. Через охрану ИВС я подал жалобу на имя прокурора Брестской области, но у меня ее поначалу не приняли. Приняли только через двое суток. И лишь 23 июня 2004 года, после того, как на прием к прокурору Брестской области В. Омельянюку съездили моя жена, мать и адвокат Л. Лепесевич, было вынесено постановление об освобождении меня из-под стражи под подписку о невыезде.

Тем не менее 20 мая 2005 года мне позвонила старший следователь следственного управления предварительного расследования УВД Брестского облисполкома старший лейтенант милиции Н. Ковалева и сообщила, что уголовное дело теперь ведет она. Попросила меня приехать к ней в Брест на беседу. Мой адвокат Л. Лепесевич в это время находилась в больнице, и следователь посоветовала не брать с собой другого, так как это будут зря выброшенные деньги.

Когда я приехал в областной центр, Н. Ковалева представила мне дежурного брестского адвоката и в присутствии его вынесла постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого по факту причинения умышленных тяжких телесных повреждений

В. Трушко. И сказала, что дело направляет в суд. По всему видно, что правоохранительные органы уверены в том, что я буду признан виновным в смерти деда Трушко. Помощь редакции – мое единственное спасение…»

***

Ответы ценою в свободу

Во время командировки был я в деревне Лыще Пинского района, издревле расположившейся в глубине Полесья. Видел расположенное возле шоссейной дороги невзрачное кафе «Пралеска», не очень-то отвечающее своему весеннему названию. Это в нем и около него произошли события, активно обсуждающиеся деревней вот уже два года, которые возникли после смерти Виктора Романовича Трушко. Масла в огонь подлило и то обстоятельство, что Игорь Шиловец был не первым, на кого пало подозрение. До этого роль обвиняемого розыск и следствие примерили на Сергея Можейко, который в злополучный вечер 24 февраля 2004 года также был в «Пралеске». Именно он по просьбе буфетчицы Светланы Протасюк («выведите его на улицу, он всем надоел») подошел к В. Трушко и предложил покинуть кафе. На улице, куда вышли вдвоем, по словам Сергея, он толкнул того, кто всех достал. Трушко упал на левый бок. А через некоторое время как ни в чем не бывало снова появился в кафе.

В основном из-за этого толчка С. Можейко оказался даже в изоляторе временного содержания. Но позже подозрения с него были сняты, и в судебном заседании он давал показания в качестве свидетеля.

Жители деревни Лыще мнений и суждений высказывали множество. Если их суммировать, то они преимущественно были в защиту Игоря Шиловца. Более того, председатель сельисполкома Т. Маркевич, директор школы С. Лодыга, классный руководитель А. Татаревич, председатель СПК «Лыще» К. Линкевич, староста деревни Лыще А. Мещеряков, соседи в письменном виде дали обвиняемому в тяжком преступлении исключительно положительные характеристики. При этом утверждали, что скромный, приветливый и порядочный молодой мужчина никак не мог совершить то тяжкое преступление, которое ему вменялось в вину.

Но, конечно, все зависело от суда Пинского района и города Пинска, которому редакция направила письмо Игоря Шиловца, ставшее, по сути дела, криком его души. Надо отдать должное Фоме Павловцу, который председательствовал при рассмотрении этого сложного уголовного дела. Фома Иванович дотошно, шаг за шагом исследовал в судебных заседаниях то, что ставилось в вину обвиняемому, все обстоятельства, как-то связанные со смертью 70-летнего жителя деревни Лыще. Я дважды ездил на судебные заседания в Пинск и лично убедился, что суд не берет на веру ни признательные показания, добытые, мягко говоря, сомнительным способом, ни авторитетные заверения и свидетельства. Все перепроверяет, подвергая сомнению. Когда в показаниях свидетелей обнаружились противоречия, суд их передопросил. Потерпевшая сторона, инициировавшая уголовный процесс, видимо, не ожидала такого скрупулезного разбирательства. Вдова покойного и два его взрослых сына заметно нервничали. То и дело в зале вспыхивали словесные перепалки между ними и родственниками И. Шиловца, твердо убежденными в том, что на Игоря наговаривает трио Трушко в меркантильных целях. Казалось, еще чуть-чуть — и стороны начнут выяснять отношения между собой с помощью рукоприкладства. Пришлось их призывать к выдержке не только председательствующему на процессе, но и милиционеру, поддерживающему порядок в суде, – страсти разбушевались после того, как был объявлен очередной перерыв в заседаниях.

Скажите, как им было не разгореться, если в судебном зале происходили немыслимые кульбиты и неожиданные рокировки. Например, в очередной раз приехала в Лыще Мария Пронина, ныне жительница Москвы, дальняя родственница покойного Виктора Романовича Трушко (их отцы, по словам Марии Григорьевны, были двоюродными братьями), и обратилась с письменным заявлением. При этом стала защищать не своего родственника, а того, кого обвиняли.

— Виктор Романович, — заявила Пронина на бумаге и в судебном заседании, где дала свидетельские показания,— злоупотреблял спиртными напитками и являлся большим скандалистом. Когда я ранее приезжала к матери, которую недавно похоронила, он приходил в гости, жаловался на плохое здоровье, на то, что не ладит с сыновьями, особенно с Романом.

Разразилась очередная перепалка между родственниками, представляющими две противоборствующие стороны. Судья строго предупредил, что удалит из зала всех, если повторится нечто подобное, и попросил свидетельницу давать показания дальше.

— Моя человеческая совесть чиста, я говорю правду и выступаю за справедливость, — прокомментировала реплики трио Трушко Мария Григорьевна и начала излагать подробности своей последней встречи и беседы с Виктором Романовичем. Он ей говорил про то, что все горит и болит, – обижают его сыны. Выпьет вина – вроде, затихает боль.

— Нужно показаться врачу, — посоветовала я родственнику. — Он в ответ вздохнул: «Да с кем ехать?!». В следующий мой приезд в деревню Виктора Романовича не было уже в живых…

Меня как журналиста заинтересовало, что подтолкнуло Марию Пронину совершить такой гражданский поступок.

— Во всяком случае, не деньги. Никто меня не подкупал, как пытается представить якобы потерпевшая сторона, — ответила Мария Григорьевна. – Знаете, десять лет назад убили моего отца. Прежде чем умереть, он, весь побитый, еще прожил без памяти четыре дня. У убийцы (не без труда, но его вину доказали) на суде не взяла ни одного рубля. Поверьте: мне бы такие деньги руки жгли. Кстати, в этом несложно убедиться: председательствовал на том судебном процессе тот же судья, который устанавливает истину и сейчас, — Фома Иванович Павловец. Ему я доверяю, знаю, что он во всем разберется, как бы сложно это ни было…

Суд доподлинно установил, что из показаний многочисленных свидетелей, которые были очевидцами конфликта между В. Трушко и Ю. Пригодичем, имевшего место поздним февральским вечером около кафе «Пралеска», вытекает: И. Шиловец в контакт с потерпевшим не вступал и ударов ему не наносил. Со всей скрупулезностью судом установлено, что не было между ними и малейшей ссоры.

А что же сокамерники, о которых рассказывает в своем письме автор обращения в «Р»? Первый, будучи доставленным в суд, отказался давать показания. Заявил: следователь что хотела, то и писала в своих бумагах. Второй отказался ехать в суд и давать показания. Защитник обвиняемого – адвокат Игорь Дьячков (он сменил свою коллегу Ларису Лепесевич, которая скончалась от коварной болезни) четко и ясно доказал, что отказавшийся дать показания бывший сокамерник Шиловца – «подсадная утка».

Свидетели-медики показали, что больной В. Трушко им не говорил, что его побили. Непосредственно с Виктором Романовичем в последние часы его жизни общался хирург Пинской горбольницы О. Головко. При осмотре Трушко жаловался на боли в животе, говорил, что у него тошнота и рвота. Но при этом не сообщил о каких-либо травмах живота. Через день у больного выявили внутрибрюшное кровотечение. Головко поинтересовался у больного: может, у него была травма, не падал ли он? Но тот все отрицал. Позже выяснилось, что у этого пожилого пациента произошли разрыв селезенки и надрыв печени. И снова хирург Головко интересовался у Виктора Романовича: не избил ли кто его? И опять больной все отрицал.

Суд установил также, что заявления о явке с повинной Игорь не писал. Его написал сотрудник милиции И. Яромчик, чего последний не отрицал в судебном заседании. Признание Шиловца было вынужденным, совершено под психологическим воздействием.

Государственный обвинитель В. Жерко убедилась, что Р. Трушко, выступающий в качестве потерпевшего, ловчит и в суде. Тем не менее запросила у суда для обвиняемого пять лет лишения свободы.

Можно представить, в каком состоянии находился Игорь Шиловец, когда около недели дожидался после этого вынесения приговора судом. Причем и в этот трудный для него период родная деревня от него не отвернулась – кто как мог, так и поддерживал. А когда суд разложил все по полочкам и объявил: Игоря Шиловца признать невиновным (за недоказанностью его участия в совершении преступления), односельчане радовались этому справедливому приговору . Коллегия по уголовным делам Брестского областного суда 31 января 2006 года, рассмотрев кассационный протест прокуратуры Пинского района, вынесенный приговор оставила в силе.

Эта история, на мой взгляд, наглядно подтвердила, что порой обычные люди (в нашем случае сельчане-полешуки) лучше, чем правоохранители, знают, кто чем дышит, может ли человек совершить тяжкое преступление или нет. Их вера в порядочность и непорочность односельчанина и поражает, и окрыляет. Верою своей, подчеркнул после всего пережитого окрыленный Игорь, интерпретируя известные симоновские строки, деревня его спасла.