Русский белорус Юрий Дуров…

Источник материала:

Бежит, бежит время. В житейских буднях неприметно складывается в десятилетия. Примерно одно из них мне довелось быть членом художественного совета Минского государственного цирка. Освещать в прессе новые его программы, поддерживать творческие и дружеские отношения со многими видными мастерами манежа, популярным союзным журналом «Советская эстрада и цирк». Особенно запали в сердце встречи с ярким представителем легендарного семейства цирковых артистов Юрием Владимировичем Дуровым. Первая состоялась более полувека назад, а затем были и другие…

Волшебство на  манеже

Иначе и не скажешь: вол-шеб-ство… И прежде всего, когда на манеж выходил Юрий Дуров со своей «артистической братией», со своим «звериным семейством» — так он, устало и счастливо посмеиваясь, говаривал в перерыве между представлениями. 

Да, вол-шеб-ство… 

Ожиданию сказочной встречи обычно предшествовали на подступах к цирку неизменные и многочисленные просьбы: «Билетика лишнего нет? Эх, счастливцы, к самому Дурову на праздник идут… Билетика не-ет?!» 

К этому времени, уже в 1959 году, в Минске было построено капитальное здание нового цирка. Высится оно и ныне на проспекте, теперь Победителей, привлекая на каждое представление согласно числу мест ни много ни мало около 1700 поклонников искусства манежа. 

В прошлые давние-предавние времена, еще до Октябрьской революции, и позже, до войны с гитлеровцами, в нынешнем парке М. Горького, а до этого, как он назывался, в Губернаторском саду и саду Профинтерна возводились обычно неподалеку от реки Свислочь с помощью мачт-креплений и брезентового шатра куполообразной формы цирки шапито. 

Об этом, помнится, мы при знакомстве и заговорили с Юрием Владимировичем. С грустинкой отдавшись на миг старине, снова затем вернулись в реальность. Он готовился к выступлению, и я поспешил занять свое место в амфитеатре. 

Уже одно его появление в традиционном «дуровском» костюме, с улыбкой и какой-то необыкновенной добротой на лице, первые слова приветствия, скупые, но выразительные жесты вселяли торжественно-праздничное настроение. А вслед – чудо: номера-выступления. Подергивая маленькой головкой, преодолевал расставленные барьеры страус Петя. Стремительно поднимались на вышку и прыгали вниз, на брезент, поддерживаемый униформистами, эффектные собачонки – облачены они были в спортивную форму. Тут же взбирался на тумбу слоненок, вышагивал затем по расставленным табуретам, возвращался назад. Неподражаем был «зооджаз», слаженно исполняющий бодрую мелодию… Столичные зрители были в восторге. 

Каждый номер проходил четко, легко. Создавалось впечатление, что если бы на манеже не было дрессировщика, то все равно представление шло бы именно так, а не иначе. 

Однако не счесть, сколько эта «легкость» требовала труда, знаний, терпения, не говоря уже о таланте. Большой мастер дрессуры, Дуров тонко и незаметно умел навязать свою волю — волю человека питомцам, знал, чего он хочет от них. 

В ярких, метко бьющих в цель представлениях было задействовано около ста животных и птиц – верных и активных друзей-исполнителей признанного народом артиста. 

Под  счастливой  звездой

Путь к мастерству и всенародному признанию у Юрия Владимировича был крутым, очень и очень нелегким, со многими «неизвестными». Ведь еще мальчиком он мечтал о кино и театральной сцене, снимался даже в фильмах «Юлиан-отступник», «Поцелуй Мери», читал с эстрады рассказы. Пришло это, должно быть, от матери, Натальи Владимировны, которая часто снималась в кино, была одной из первых в России женщин-конферансье. Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы мальчик рано не лишился матери. 

Одним словом, за его воспитание взялся знаменитый дед Владимир Леонидович Дуров, категорически потребовавший, чтобы внук раз и навсегда забыл о кино и сцене. 

— Сразу это сделать не удалось, — задумавшись, вспоминал Юрий Владимирович. – Нет-нет да приходилось обманывать деда. Знаете, вот и потом в моем-то уже возрасте я был приглашен на роль… Черчилля в многосерийном фильме «Освобождение Европы»… 

По-настоящему дрессурой он занялся, когда получил группу животных. А потом за годы работы в цирке всякое случалось. Но главное то, что уже с первых шагов он заявил о себе как о своеобразном таланте, который не только продолжал сложившиеся семейные традиции, но и вносил новое, неподражаемое, свое. 

Порой об удачливом человеке говорят, что он родился под счастливой звездой. Должно быть, и у Юрия Владимировича была такая звезда. Только успех и признание ему прежде всего принесли неиссякаемое упорство и повседневный до устали труд. Даже если плохо себя чувствовал, преодолев слабость, выходил на манеж – таков был девиз народного артиста. 

Вспомнил Юрий Владимирович, как во время гастролей в Польше он серьезно заболел. Но уже через десять дней был на ногах. И не только «на ногах», но и на манеже. И не потому, что не доверял вести программу своему сыну, тоже Юрию, нет, он не беспокоился, был рад уверенности и успехам сына, а потому, что… «в бездействии болезнь прогрессировала». К тому же «артист должен быть артистом». 

«Люблю  каждой  клеточкой  сердца  Минск»

Так случилось, что свое шестидесятилетие в январе 1970 года Юрий Дуров встретил в нашем городе. А до этого, десять лет назад, на пятидесятилетие, он тоже был в Минске. Поэтому мне по-особому были понятны его трогательно-нежные, осветленные сердцем слова, когда он сказал: 

— А знаете, я тоже белорус, ну, почти, почти. Очень люблю и понимаю ваш народ, все его заботы, беды и радости. Ведь сколько войн, по существу, начиналось и заканчивалось на вашей земле, сколько всего ваш народ пережил, вынес. Но выстоял, не пал духом, – Юрий Владимирович задумчиво замкнулся в себе, а я вдруг в глазах заметил жгуче-горящие слезинки — и это у такого могучего, всесильно-крепкого человека! А он, куда-то затуманенно глядя, снова продолжал: — А еще люблю каждой клеточкой сердца Минск. Рад, что он, как птица феникс, встает из руин, хорошеет после войны. Ведь она, кроваво-разрушительная, застала и меня почти в Белоруссии. А точнее, в граничащем Смоленске, где должен был выступать. В первые дни фашистского нападения, как и белорусы, хлебнул сполна. 

Он замкнулся, перенесся куда-то в свои мгновенные, далекие-далекие воспоминания, как позже сказал, фронтовых выступлений, в том числе при освобождении Белоруссии. 

В свободное время, хоть и редко, встречал я Юрия Владимировича возле оперного театра, музея Янки Купалы – на месте его перед войной стоял дом, в котором жил песняр. В черные дни этот дом был стерт с лица земли. Остались лишь груды обгорелого фундамента да кирпича. Погруженный в свои мысли-думы, Дуров долго стоял, изредка поглядывал по сторонам. Наведывался на Немигу, улицы Бакунина, Герцена, Торговую – на нее спускался по Музыкальному переулку. 

Но, конечно же, большую часть своего времени Юрий Владимирович проводил в цирке. Надежным помощником у него был представитель четвертого поколения династии — сын Юрий. В ту пору ему шел шестнадцатый год. Очень любил животных и птиц. Был достойным представителем артистических традиций своей знаменитой семьи. И так же, как и отец, поклонником нашего города. 

В том же 1969 году нельзя было не заметить женщину, которая ассистировала Юрию Владимировичу. Это его жена, в прошлом известная наездница, заслуженная артистка Узбекской ССР Лола Ходжаева. Весьма удачно она выступила и в самостоятельном номере с группой дрессированных собак. 

Помнится, несколько удивительных, еще не показанных на манеже номеров она продемонстрировала во время нашей общей беседы. В это же время в артистическую комнату заглянула группа женщин и мужчин. Дуров их радушно встретил, усадил. Нескладным хором они заговорили: 

— Работаем мы на тракторном заводе. Хотели бы пригласить вас к нам, на-ам. Вы такой, вы та-а-кой… 

Дуров просиял лицом, глазами, широко и добро улыбнулся, стал рассказывать о своих подопечных, что-то демонстрировать, и все счастливо, улыбчиво. 

В артистической царили добрые, дружеские отношения. 

Свидетелем таких встреч-просьб я был неоднократно. Дуров любил людей, и люди любили Дурова. А это, конечно же, самое главное в жизни. 

Как ни горько говорить, но в феврале 1971 года Юрия Владимировича не стало. Казалось бы, ему еще творить и творить, осуществлять мечты и задумки – и вот… 

Уже через одиннадцать лет в Минске на манеже цирка вновь появился Дуров с группой экзотических животных. Юрий Юрьевич, возмужавший и такой же артистичный, как отец. Было приятно видеть, что добрые традиции любви и доверия к животным нашли продолжение на манеже. Рядом с известными традиционно-дуровскими номерами «Сон охотника», «Слон-математик» и другими демонстрировались совершенно новые. Так, в истории отечественного цирка впервые была осуществлена еще давняя задумка Юрия Владимировича – дрессура жирафа. Да, дело его жило, развивалось… 

Бежит, бежит время. Складывается в десятилетия. Нет-нет и переношусь в давние-предавние годы. Перечитываю снова и снова написанные рукой Юрия Владимировича Дурова теплые, от души, как бы прощальные слова: «Желаю минчанам хорошего здоровья, плодотворного труда на благо нашей Родины». 

Был он русский белорус. И была у него одна с нами Родина. Одна душа.