Живое наследие

Источник материала:

РУБЛЕВСКАЯ Людмила, СБ

Сегодня об опасности глобализации, угрозе исчезновения культурного разнообразия говорят во всем мире. Даже в нашей стране, где, казалось бы, сохранились богатейшие уникальные традиции, есть место для тревоги. Недавно довелось услышать рассказ, как зашли в дом ряженые и прочитали хозяевам... стихотворение: «Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, везущая хворосту воз...» А то из всего обряда колядования исполнители знают только, что им в торбу должны положить подарки. А между тем обряды, традиции, ремесла должны быть живыми, передаваться из поколения в поколение...

С 20 апреля 2006 года для Республики Беларусь вступила в силу подписанная нашим государством Конвенция ЮНЕСКО об охране нематериального культурного наследия, ратифицированная 79 странами. Беларусь подписала этот документ в числе первой десятки. Какие проблемы возникают в связи с реализацией конвенции? Какой должна быть национальная стратегия охраны и использования нематериального культурного наследия? Об этом и многом другом рассуждали за «круглым столом» «Вопросы всесторонней охраны нематериального культурного наследия Республики Беларусь», который состоялся в Государственном литературном музее Я.Купалы. В дискуссии принимали участие председатель Постоянной комиссии Палаты представителей Национального собрания по образованию, культуре, науке и научно–техническому прогрессу Владимир Зданович и заместитель председателя этой комиссии Наталья Авдеева, заместитель начальника управления по охране историко–культурного наследия и реставрации Министерства культуры Игорь Чернявский, председатель Национальной комиссии Беларуси по делам ЮНЕСКО Владимир Счастный, начальник кафедры Института национальной безопасности Ирина Петрик, председатель Белорусского комитета Международного совета музеев «ИКОМ» Алла Сташкевич, заместитель директора Института государства и права НАН Марина Сатолина, журналист Регина Гамзович, заведующая лабораторией традиционного искусства Института проблем культуры Елена Боганева и ведущий научный специалист этой лаборатории Ольга Лобачевская.

В.Счастный: Мы все время слышим, что в Беларуси — одно из самых богатых фольклорных наследий в Европе... Что наш фольклор сохранился в самом чистом виде... Но услышим ли мы на современных застольях те же песни, которые пели наши прадеды? Да и обряды сохранились только в театрализации. На бытовом уровне они почти не существуют. Так что по большей части это наследие — уже музейное, или музеефицированное. Конечно, оно присутствует в шикарных энциклопедиях, записях... Но достаточно ли этого? Нельзя сказать, что ничего не делалось, чтобы объяснить обществу, что такое нематериальное культурное наследие и в чем его отличие от музейного, зафиксированного. У нас были проведены две международные конференции на эту тему... И тем не менее напрашивается вывод, что термин требует дополнительного осмысления. Как отметил начальник отдела нематериального наследия секретариата ЮНЕСКО Р.Смит, который приезжал к нам, нематериальное наследие — то, что существует на протяжении нескольких поколений, привязано к одному месту и к поколениям исполнителей.

А.Сташкевич: Основная цель конвенции 2003 года об охране нематериального культурного наследия — обратить внимание общественности и государств, что такое наследие исчезает в результате глобализации и нуждается в срочной охране. Был создан межправительственный комитет по охране нематериального культурного наследия, в состав которого вошла и наша республика. Этот комитет определил, что именно должно включаться в Репрезентативный список нематериального культурного наследия человечества, которое нуждается в срочной охране, а также разработал еще одно понятие — элемент нематериального культурного наследия. Если мы ставим под охрану какой–то особо значимый обряд или традицию, то обязательно учитываем культурный ландшафт, в котором они существуют, носителей этого обряда, костюмы и вещи, которые в нем используются. Кроме того, элементом нематериального культурного наследия можно назвать только существующий объект, который постоянно развивается и передается из поколения в поколение. И я нахожу некоторое несоответствие между нашим законодательством об охране историко–культурного наследия и основными положениями конвенции 2003 года. По закону Республики Беларусь нематериальное культурное наследие делится на два вида: фиксированное, то есть отраженное в материальных носителях, но уже утраченное, и воплощенное, то есть живое, существующее в сегодняшней практике. Но согласно конвенции под нематериальным культурным наследием понимается только живое наследие, имеющее конкретных носителей и, самое главное, признаваемое ими как свое.

И.Чернявский: Понятие нематериального наследия находится на стыке законов. Одним законом его сохранность не регулируется.

М.Сатолина: Законов много. Но несмотря на то, что мы подписали конвенцию и тем взяли на себя определенные обязательства, возникшие проблемы решаются медленно.

И.Петрик: Понятие «нематериальное культурное наследие» широкое, но нельзя сказать, что в наших документах его нет. Вот у нас есть Крест Евфросинии Полоцкой. Мы знаем, что это была национальная святыня белорусов. Но Крест пропал. И сегодня он точно воссоздан. Как его оценивать? Тут ведь не просто материальная ценность. В этом Кресте воплотилась некая идея. Наверное, можно говорить об этом Кресте как и о нематериальной культурной ценности.

В.Счастный: Вопрос спорный... Среди элементов, которые мы будем номинировать в Список всемирного наследия, называется нематериальное воплощение духовного наследия Евфросинии Полоцкой. Это и Спасо–Преображенская церковь в Полоцке, и тот же Крест... То есть возможен симбиоз духовного и материального.

А.Сташкевич: Дело не в трактовке, дело в понимании. Сегодня список нематериального культурного наследия формируется сверху... Но согласно конвенции элементы должны быть предложены носителями этого нематериального наследия.

В.Зданович: Охрана нематериального культурного наследия, как и материального, имеет один аспект... Если что–то может быть выражено в материальном эквиваленте — в долларах, в золоте, тогда у нас чувствуют реальную ответственность за его сохранность. А определить истинную стоимость нематериального наследия очень сложно. Конечно, самобытная культура Беларуси должна цениться столь же высоко, как и та, что воплощена в какой–то материальный носитель. Но я бы не спешил делать выводы о том, что разночтение понятий в конвенции и белорусском законодательстве представляет такую уж серьезную угрозу для охраны нематериального культурного наследия. Мы охраняли наследие и до принятия конвенции, и до наличия какого–то конкретного закона. Цель законодательства Республики Беларусь и цель конвенции совпадают — сберечь для будущих поколений нематериальное культурное наследие в условиях глобализации. Есть термин «нематериальное историко–культурное духовное наследие», и если он устроит все стороны, то мы готовы рассмотреть вопрос о внесении его в Закон Беларуси «Аб ахове гiсторыка–культурнай спадчыны» и в другие законы по данному направлению.

И.Чернявский: Наши законы не обязательно должны во всех нюансах повторять ратифицированные нами конвенции. Дело в том, что в правилах работы ЮНЕСКО заложено, что сама эта организация своими документами не вмешивается в национальные традиции законотворческой деятельности. Да и в своей работе Министерство культуры пользуется не только одним законом, но целым комплексом их. Замечу, что сам термин «нематериальное историко–культурное наследие» появился у нас потому, что мы ориентировались на конвенцию ЮНЕСКО. И я не вижу потребности срочно менять это понятие. Министерство культуры приняло постановление, которое утвердило два положения, одно из них регламентирует фиксацию, научную обработку и художественную оценку культурных ценностей, в том числе нематериальных, а другое положение — об эталоне нематериальных историко–культурных ценностей. Фактически в развитии закона об охране историко–культурных ценностей был сделан шаг вперед. Есть и конкретный пункт, который поручает управлениям культуры исполкомов создать творческие коллективы, привлекая представителей Академии наук, специалистов университета культуры и искусств, Белтелерадиокомпании, то есть организаций, где сосредоточены собрания нематериального наследия. В свое время была проведена огромная работа, наследие было собрано и зафиксировано. Но, к сожалению, записи положены на полки. Они не пошли назад в деревню как образец для самодеятельных коллективов.

В.Счастный: А как вы относитесь к предложению со временем все же пересмотреть терминологию, касающуюся нематериальной культуры, в нашем законодательстве?

И.Чернявский: Можно со временем и изменить терминологию... Но сегодня наше законодательство позволяет проводить работу должным образом.

Р.Гамзович: Вместе с корреспондентом газеты «Звязда» мы только что делали инспекцию по местам, где живут носители культурного наследия. Мы проехали по Солигорскому и Житковичскому районам, где были засняты колядные обряды. Меня очень обрадовало, что в одной деревне, несмотря на то, что там нет ни одного ребенка, сохраняют традицию вечерок. Да, наши основные информаторы — это пожилые люди. Поэтому появляются высказывания, что фольклор умирает. Мы оторвались от нашего народа. Мы не знаем, чем он живет... А вот в Лунинецком районе я записала семь застольных песен.

В.Счастный: Эти песни исполнили потому, что вы, журналисты, приехали. Если местные жители собираются за столом без посторонних наблюдателей на какие–то события — дни рождения, крещение, я не уверен, что они поют те же песни.

Р.Гамзович: Мы придали статус историко–культурных ценностей двум обрядам. И я эти обряды наблюдала. Они живут. Просто раз чиновники этого не видят, то и говорят, что этого нет.

А.Сташкевич: Вот в этом все и дело. У нас в регионах и на республиканском уровне нет конкретных структур, которые бы занимались охраной нематериального культурного наследия и были ответственны за нее.

И.Чернявский: Появилась статья закона об участии местных органов управления в сохранении культурного наследия. Есть соответствующие статьи в административном кодексе... Дело не в недостатках законодательства. Прекрасно, что зафиксировано еще несколько песен. Но где предложения от специалистов по внесению каких–то элементов в список всемирных ценностей? Их нет. Богатейшие фонды Академии наук... И оттуда ни одного проекта. Диссертации защищаются — предложений по конкретной деятельности ни одного. Богатейшие фонды Белтелерадиокомпании... Специалисты, фиксирующие на местах... Но кроме предложенных Региной Гамзович двух материалов, больше предложений нет. Сейчас мы пробуем вместе с управлениями культуры создать механизм для привлечения специалистов, которые написали диссертации и положили зафиксированные ценности на полки...

Р.Гамзович: Все не так. Я предлагала взять под охрану обряд «Карагод», которому дали 1–й статус ценности, но два с половиной года ничего не делается.

В.Счастный: Два раза мы предлагали внести свои элементы в Список всемирного культурного наследия, и два раза не получилось. Один элемент — культура Восточного Полесья, а другой — весенние обряды Восточного Полесья. Материалы имели высокое качество. Проблема в том, что те, кто готовил их, не разобрались в требованиях, которые предъявляет ЮНЕСКО. Главное замечание — присутствовали элементы театрализации. Это недопустимо для нематериального наследия, для которого нужна абсолютная аутентичность. Например, в обряде «Грамнiцы» на исполнительницах были костюмы, сделанные на заказ по образцу, они не были связаны с данной местностью и не соответствовали возрасту участниц. Следовательно, была нарушена аутентичность, появился элемент театрализации.

А.Сташкевич: Необходимо понимать разницу между понятиями «архив» и «инвентарь». Действительно, необходимо срочно заархивировать, перевести на новые электронные носители все существующие фольклорные записи. Но не менее важно все–таки создавать инвентари живого наследия. Кроме того, сами сообщества носителей должны решать, какие элементы нужно хранить, какие можно представить на международном уровне. Нужно продумать республиканскую программу, создать центр, который займется созданием инвентаря инвентарей, будет вести образовательную работу, собирать форумы... Не обязательно, чтобы это было создано с нуля, — у нас есть структуры, на базе которых это можно сделать. Просто теперь эти структуры между собой зачастую не связаны. Например, музеи имеют опыт работы с материальной культурой, а нематериальной могут не заниматься. Хотя иногда становятся действительно культурными центрами. В мозырском музее «Палеская Веда» есть проект «Шляхам Сержпутоўскага», когда каждый год специалисты проводят мониторинг по тем местам, которые в свое время навестил известный фольклорист Сержпутовский, и фиксируют перемены в культурном наследии.

И.Чернявский: Мы должны думать о людях, которые являются носителями и хранителями этого наследия. У нас есть категория «народные мастера». Но под определение «мастер» не подходит, скажем, исполнитель обрядовых песен... Давайте придумаем категорию «носители нематериальной культуры». Вручать таким людям свидетельство, со временем проверять, как это наследие передается. Но я не могу сказать, что мастер, который плетет соломенные шкатулки, является носителем нематериальной культуры, потому что я не уверен, что эти шкатулки являются традиционными изделиями для местности, где он живет.

О.Лобачевская: Мне кажется, мы со слишком большим пиететом относимся к той терминологии, которую предлагает нам международное сообщество. Определение, предлагаемое конвенцией, — тот же термин «фольклор», только несколько уточненный и расширенный. Наша основная проблема в том, что существующие документы не работают в полной мере. Сохранение фольклора должно стать одним из приоритетных направлений государственной культурной политики. Новые подходы, которые предлагаются нам международным сообществом, у нас еще не апробированы.

А.Сташкевич: Под нематериальным культурным наследием понимается не только фольклор. К этому понятию относится также и профессиональное искусство, скажем, театр или музыка. В Репрезентативный список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО внесено творчество профессионального японского театра кабуки.

Е.Боганева: На самом деле возвращать в деревню материалы, которые в ней записаны, не нужно. У нас уникальная сохранность этой среды. Если говорить о сообществах местных краеведов, учителей, районных отделов культуры, конечно, они способны выполнять функции инициирования по сохранению наследия. Что касается непосредственно носителей, то это абсолютно нереально. Представьте себе деревенских бабушек, которые бы инициировали для сохранения какую–то свою песню. Если говорить об инициативе снизу, это все равно будет идти через местную интеллигенцию. Такова наша реальность: если не будет первичной инициативы сверху, то инициатива снизу не сможет реализоваться.

В.Зданович: Все ли без исключения нематериальное наследие надо сохранять? Здесь, по–моему, и есть отличие между конвенцией и нашим законодательством. Наши законы защищают нематериальные ценности. А ценность того либо иного нематериального наследия определяет эксперт. По конвенции предполагается признание нематериального культурного наследия ценностью не специалистами, а сообществами, группами людей, а в определенных случаях — отдельными людьми. То есть исходя из субъективных предпочтений человека или его амбиций. Вы боитесь, что что–то исчезнет, а я боюсь, что, если мы примем эту формулировку, наше Министерство культуры захлебнется от предложений. Теоретически группа нудистов имеет право потребовать закрепить обычай хождения без одежды как признак их культуры и передавать его из поколения в поколение. Я родом с Западного Полесья. Например, вот деревня, где люди раньше добывали лопатой торф. Эта традиция перестала передаваться из поколения в поколение — туда подвели газ. А если кто–то предложит: давайте мы эту традицию добычи торфа лопатой будем сохранять и дальше, потому что это признак самобытности?

В.Счастный: Согласно конвенции под нематериальным культурным наследием понимается только то наследие, которое согласуется с существующими международными правовыми актами и требованиями уважения между сообществами, группами людей и отдельными лицами.

В.Зданович: Все равно это обтекаемое понятие, которое позволяет разную трактовку.

А.Сташкевич: Обряд убийства тюленей у эстонцев и некоторых других народов не может попасть в списки конвенции, потому что противоречит другой конвенции — о защите природной среды. Точно так же, как бой быков.

В.Зданович: В таком случае, как глубоко проникать нам в историю, выбирая элементы культуры для сохранения? Или вплоть до охоты на мамонтов на Полесье?

В.Счастный: Это не будет соответствовать конвенции...

В.Зданович: Потому что мамонтов нет?

А.Сташкевич: Конечно, должны работать эксперты. Не будет бабушка из деревни какой–то обряд подавать в репрезентативный список ЮНЕСКО. Просто на региональном уровне эксперты выявляют элементы и согласовывают их с носителями.

В.Зданович: Всегда относился скептически к созданию новых организационных структур. Особенно тех, которые требуют дополнительных ассигнований. Ведь в регионах уже действуют подобные структуры.

Н.Авдеева: Наверное, для начала надо узнать, насколько эффективно работают уже существующие структуры на местах, чтобы не изобретать велосипед. То, что возникла потребность в этом «круглом столе», значит, что проблема существует.

А.Сташкевич: Сейчас заседание межправительственного комитета будет проходить в Болгарии, которая создала инвентарь нематериального наследия. Над этим инвентарем работает Эстония. Беларусь, по существу, не приступила к этому процессу.

И.Чернявский: Ну почему же? Работа ведется постоянно...

А.Сташкевич: Нужна не фиксация, а создание инвентаря. Думается, что это вполне осуществимо. И важным этапом в исполнение подписанной Беларусью конвенции станет принятие итогового документа по нашему «круглому столу».