«Жетон на метро». Вышел триллер от «живого классика белорусской литературы»

Источник материала:

«Самая ожидаемая книга года» — эту характеристику роман Андрея Федоренко «Жетон на метро» получил в Сети еще до того, как вышел в издательстве «Мастацкая літаратура». И это неудивительно. Сначала это произведение появилось на страницах журнала «Дзеяслоў» и стало настоящим событием для белорусскоязычных читателей, открывших для себя совершенно новые грани таланта этого автора.

Читая книги отечественных писателей, постоянно сталкиваюсь со следующей ситуацией: авторы разводят по разные стороны сюжет и стиль, оставляя читателю выбор. Или захватывающее повествование, без всякой претензии на психологизм, высокий слог и глубокие мысли. Или унылая рефлексия, без попытки заинтересовать читателя чем-либо, кроме собственных размышлений и стилистических красот.

На мой взгляд, это одна из самых странных проблем современной белорусской литературы. И, честно говоря, до последнего времени мне казалось, что этот разрыв непреодолим.

Поэтому было очень любопытно увидеть текст, который, с одной стороны, блестяще написан Андреем Федоренко, одним из лучших белорусских прозаиков, которого по праву считают превосходным стилистом, с другой — построен по законам триллера.

Да, да, триллера! Удивительно, но даже название романа «Жетон на метро» отсылает подготовленного читателя к этому жанру, практически отсутствующему в белорусской литературе. Потому как именно жетон, вынесенный в название, является тем предметом, вокруг которого крутится фабула романа. В западном литературоведении есть даже специальное обозначение для таких предметов — макгаффин. Под ним понимают, согласно «Википедии», «механическую формулу для конструирования сюжета», при этом суть его сама по себе не играет роли. Зато часто выносится в заголовок!

Вообще, у меня сложилось впечатление, что Андрей Федоренко реально бросил вызов самому себе: «А слабо мне написать триллер?». По тому, как грамотно построено произведение, очевидно, что Федоренко ориентировался именно на триллер в его классическом понимании (жанр произведений литературы и кино, нацеленный вызвать у зрителя или читателя чувства тревожного ожидания, волнения или страха).

В современной белорусской литературе такой прием триллера, как саспенс (нагнетание сюжетного напряжения), довольно удачно использовали Владимир Орлов в «Танцах над городом» и Валер Гапеев в «Пазле». Но именно Андрей Федоренко доводит его до виртуозности.

Собственно, уже сам роман начинается с того момента, когда разнеженный теплым летним днем поэт Виктор Рак, мечтающий наконец засесть за работу, слышит тревожный звонок городского телефона, по которому уже давно никто никого не беспокоит.

«Тут і ўдарыў ззаду з пакоя ў вушы званок. Стацыянарны тэлефон! Як ён на яго забыўся? Мабільны адключыў, а гэты — хто ім цяпер карыстаецца? Паэту захацелася заціснуць вушы.

Як усе творчыя людзі, плюс адзінокія, ды ва ўросце (а было яму за сорак, лепш сказаць — пад пяцьдзясят, ці яшчэ больш дакладна — сорак восем), быў ён маладушны, меў слабыя нервы, да таго ж выдатна ведаў, што ад такіх званкоў - па стацыянарным, увечары перад выхаднымі - нічога добрага не бывае; менавіта такімі званкамі яму паведамлялі пра смерць маці, бацькі, хроснай, пра хваробу стрыечнага брата, — гэта пры тым, што ў яго часта змяняліся нумары, і калі, напрыклад, трэба было паведаміць якую добрую навіну — ніхто не мог дазваніцца, але як толькі здаралася няшчасце, адразу знаходзіўся дабрадзей, ды не адзін, а некалькі, якія адшуквалі яго ў самых неверагодных месцах па любым тэлефоне, каб хутчэй выказаць спачуванне.

Цяпер нібыта і не было адкуль чакаць непрыемнасцяў - хоць бы таму, што ў яго больш нікога з блізкай радні не засталося, акрамя цёткі, што жыла дзесь каля Енакіева „на падкантрольнай Кіеву тэрыторыі“, ды яшчэ больш далёкага сваяка, падпалкоўніка міліцыі ў адстаўцы, якога Рак не помніў нават па імені, а ўмоўны рэфлекс застаўся. Канечне, можна не браць трубку. Але потым стане сорамна. Цяжка будзе ўклініцца ў працэс. Пачнуцца ўпіканні самога сябе ў маладушшы. А званок не сунімаўся! Рак асцярожна зірнуў на сіні экранчык. Нумар незнаёмы».

В этот день звонки трижды будоражат нервы героя романа. Но читатель Андрея Федоренко, привыкший к его традиционной прозе, в этом месте романа еще не подозревает, какую шутку решил с ним сыграть писатель. Хотя события, следующие за звонком, разворачиваются не то чтобы стремительно: описывая их, автор периодически уходит в описание, характеристики и истории странных персон, которые окружают Виктора Рака.

В этой галерее подозрительных личностей — Анатоль Федосович Самусенко, говорящий на украинском белорусский литературовед, помешанный на теории заговора, псевдодиссидент и демагог, в уста которого автор периодически вставляет собственные размышления.

Лена Михайловская, бывшая возлюбленная главного героя, расставшаяся с первым мужем при сомнительных обстоятельствах и мечтающая о новом браке с бизнесменом.

Ее дочь Лю, сексуальная юная красавица, которая силой мысли может принести своим обидчикам неприятности — от ушиба до смерти.

Бывший военный, а теперь бизнесмен Вадим Осовец, непонятно почему выбравший самый далекий уголок Беларуси. Он подозрительно много знает о том, как нелегально пройти границу с соседним государством.

Графоман Литов, мечтающий о смерти родного брата. Он в романе самый подозрительный тип, так как построил подземный бункер, который можно открыть только снаружи.

Удивительно похожая на Лю жена Литова Ирма, назначающая встречу Виктору Раку, чтобы предупредить его: поэта хотят втянуть в какую-то страшную историю.

И, наконец, детектив Гриневич, про которого читатель мало что знает, кроме того, что он расследует в частной фирме дело об исчезновении людей.

Андрей Федоренко не жалеет сил, чтобы создать реалистичные и вполне психологически обоснованные портреты своих героев, которые, как уже понимает читатель, связаны ужасной тайной. Все эти люди в какой-то момент окружают главного героя, а потом неожиданно исчезают, оставляя его в недоумении: а что это было и зачем он им понадобился? В общем, интрига нарастает с каждой страницей. Более того, читателю иногда даже начинает казаться, что он понимает, к чему ведет автор, и даже начинает строить свои версии… Но это он зря!

Ближе к концу произведения, с появлением Гриневича, ведущего расследование, у вас вроде отпадают все сомнения в том, что совершено преступление, а значит, перед вами — классический детектив. Гриневич сыплет неопровержимыми и косвенными уликами, подтверждая уже сложившееся у читателя мнение, что абсолютно всякая упомянутая автором деталь в романе — не случайная, она — то самое чеховское ружье, которое обязательно выстрелит. Казалось бы, интрига остается только в том, чем ответит изобличенный преступник…

И тут самое время вспомнить, чем отличается детектив от триллера. По определению американского писателя Роса Макдональда, в детективе действие движется во времени назад, к разгадке, а в триллере — вперед, к катастрофе. И да — перед нами все-таки триллер с совершенно неожиданной развязкой!

Именно на последних страницах «Жетона на метро» читатель вдруг понимает, что перед ним не просто роман, а нечто совершенно непостижимое — роман в рассказе! К вставным новеллам, притчам или стихам в романах мы все давно привыкли, но, чтобы вставить роман в рассказ — это Андрею Федоренко пришлось хорошенько подумать.

И тут возникает вопрос. А зачем, собственно, автору надо было все это городить, выстраивать такие сложные конструкции? Зачем писателю, имеющему репутацию «живого классика белорусской литературы», создавать триллер, который, как ни крути, жанрово относится к тому, что презрительно называют «масс-литом»?

Ответ на этот вопрос, как мне кажется, можно найти в следующем диалоге «Жетона на метро»:

— Што гэта значыць?

— А тое, што ў нас другое стагоддзе адна і тая памылка. Мы думаем, што мова — панацэя. Верым, што калі ўсе загавораць па-беларуску, дык аўтаматычна стануць разумнымі, смелымі і добрымі.

— Цяпер трэнд, — сказала рэдактарка. — Мода выратуе нашу мову. Праўда, гэта будзе ўжо іншая мова і літаратура. Будзе новая літаратура…

— Не будзе, — строга запярэчыў Самусенка. — Ніякай ні новай, ні старой літаратуры ўвогуле не бывае. Ёсць толькі таленавітае і не. Што таленавітае, тое і новае.

— Як разумець вашы словы? — спытаў Літаў.

— А так. Я людына вжэ стара і, можа быць, сучасную літаратуру не разумею, але здаецца мне, што яна ўсё больш робіцца пісьменніцкай — не ў пераносным, а ў прамым сэнсе: пісьменнікі пішуць для пісьменнікаў. Але нават такая літаратура павінна прыносіць найперш эстэтычную асалоду, сярдзіта казаў Самусенка, — а не пакуты, з якімі чытаеш тэкст, дзе ледзь не кожнае слова ўжыта няправільна, стаіць ракам і бокам і адно на адным едзе, праз якія прадзіраешся, як праз іржавы калючы дрот".

Что-то подсказывает мне, что Андрей Федоренко в «Жетоне на метро» стремился как раз решить именно эту проблему, затронутую в диалоге: создать нечто модное, популярное, для широкого круга читателей, и вместе с тем представить текст, приносящий эстетическое удовольствие.

Мне кажется, ему это удалось.