«Одна любовь на всю жизнь - редкость. Но она бывает у желтобрюхих полевок». Психолог о мужской полигамности

Источник материала:

Мы привыкли шаблонно утверждать: «Женщины моногамны, мужчины полигамны» (и в качестве продолжения — «что ж с них взять», со вздохом). А так ли это на самом деле? Об этом в своем блоге подробно и очень любопытно рассказал психолог Павел Зыгмантович. Делимся с вами его рассуждениями:

«Когда люди совершают что-то, по их мнению, не очень хорошее, они стремятся найти себе оправдание. Лучшее оправдание, пожалуй, это оправдание природой.

Вот мужчина изменил женщине. Понимает, что это не очень хорошо, но признавать в этом почему-то не хочется. Какой выход? Сослаться на природу. Мол, прости милая, я ничего не могу поделать — мы, мужчины, такие полигамные, такие полигамные.

Вот и давайте разберемся, так ли это?

Полигамия и моногамия — что это на самом деле?

Когда говорят о моногамии, обычно имеют ввиду сексуальные контакты. Мол, ни с кем, кроме.

Но это лишь одно из значений термина, причем узкое. Куда шире другое — социальное. Речь в таких случаях идет о способе выращивания потомства.

Полигамия — это способ, при котором за детенышами смотрит либо только самка, либо и самец тоже, но не только за своим. Типично полигамные существа — это шимпанзе. У них в группе все спариваются со всеми, за детенышами ухаживают в основном матери, но самцы тоже могут опекать молодняк.

Моногамия устроена по-другому. Здесь за детенышами родители ухаживают примерно одинаково. Например, у волков отец может подставлять волчатам свои соски, сосание которых благотворно влияет на развитие мозга и в целом нервной системы детенышей. У птиц моногамного типа оба родителя улетают за пищей.

А вот кто с кем спит… У моногамных лебедей, например, около трети потомства — от других самцов. Причем не обязательно одиноких. Семейные тоже могут сходить «налево», причем даже друг к другу в гнезда.

Так, чтобы один половой партнер на всю жизнь, бывает редко. Один из таких видов — это желтобрюхие полевки. Вот у этих зверьков действительно одна любовь на всю жизнь — самцы атакуют посторонних самок, самки гоняют посторонних самцов. Но таких видов — значительно, значительно меньше.

Так что, строго говоря, люди моногамный вид — у нас о потомстве все-таки заботятся оба родителя (даже в гаремном варианте брака, но об этом позже), но при этом строгой привязки к одному половому партнеру, как у желтобрюхих полевок, все-таки нет. Антропологи называют наш подход сериальной моногамией (то есть браки с разными партнерами, но последовательно, один за другим), но серьезных доказательств для окончательного вердикта по этому моменту еще нет.

Мужчины полигамны, а женщины моногамны?

Иногда пытаются доказать, что женщины моногамны, а мужчины — полигамны. Поэтому мужчине нужен гарем, а женщина пусть довольствуется одним повелителем, нечего ей!..
Все это — опять же от слабого владения предметом.

Во-первых, гаремная организация семьи — это все равно моногамия, т.к. в воспитании потомства отец все же принимает какое-никакое, а участие, а посторонние для семьи самцы держатся на границе территории семьи.

Во-вторых, при гаремной организации семьи у вида формируется очень заметный половой диморфизм. Проще говоря — самцы очень отличаются от самок.

Посмотрите на горилл — самцы значительно больше самок, у самцов серебряные спины. Посмотрите на львов — самцы больше самок, у них огромные гривы. Взрослого самца гориллы достаточно легко отличить от самки. Взрослого льва достаточно легко отличить от самки.

Посмотрите на людей. Самца человека можно отличить от самки, но далеко не всегда. Основной отличительный признак — борода. Но у того же льва растительность не только на бороде, а значительно гуще. У мужчины же оволосение не такое стопроцентное — у некоторых бороды вообще растут кое-как. То же касается оволосения по всему телу. А волосы на голове вообще растут примерно одинаково (если нет облысения, конечно).

Можно возразить, мол, но мы-то легко отличаем самца от самки, значит, половой диморфизм-таки есть! Конечно, есть. Слабенький. Не такой, как у видов с гаремной формой организации семьи.

И да, нам нетрудно отличить самца от самки, но это потому, что мы — представители своего вида, мы легко отличаем самцов от самок, это у нас врожденное. Представьте, что нас попытались бы различить инопланетяне — им бы это удалось, конечно, но не сразу. Так же как наметанный взгляд специалиста отличает кота от кошки.

Наш слабый половой диморфизм означает, что наш вид эволюционировал от вида, практиковавшего полигамию (вроде как сейчас у шимпанзе). Но в ходе эволюции мы пришли не к разделению полигамии и моногамии между полами (что, мягко говоря, необычно для биологии), но к относительной моногамии.

При этом важно понимать — наши самцы и самки вполне себе могут спариваться на стороне. Интерес к такому спариванию у самок не намного ниже, чем у самцов, и так у большинства видов, практикующих моногамию (т.е. выращивающих потомство с более-менее активным участием обоих родителей). У тех же лебедей на сторону ходят не только самцы, но и самки (а к кому, по-вашему, ходят самцы?).

Знаменитый эффект Кулиджа, когда самец охотно вступает в половую связь с новой самкой, хотя может не смотреть на самку привычную, оказывается, свойственен и самкам.

Другое дело, что у нашего вида, во-первых, этот эффект ослаблен долгой эволюцией и выражается в некотором оживлении при появлении потенциального партнера, а не в немедленном сексе с ним. А во-вторых, стремление женщины к сексу в значительной степени подавленно репрессивной моралью (т.е. чисто психологическим механизмом) и женщине просто неприлично хотеть много секса с разными мужчинами. Поэтому женщины, кстати, могут легко влюбляться — это же способ легализовать простой сексуальный интерес. Просто так «любиться» нельзя, но когда втюрилась по уши — можно.

Так что, выходит, мужчины и женщины у нашего вида предрасположены к верности и к измене примерно одинаково. А небольшой перекос в сторону неверности мужчин легко объясняется психологическим механизмом подавления сексуальности женщин. Если бы женщин так же поощряли за раскованное сексуальное поведение, как поощряют мужчин, или, если бы мужчины так же порицали за него же, как порицают женщин, мы вообще бы не замечали разницы в этом аспекте поведения.

Мы — моногамные существа

В людей есть несколько очень серьезных биологических механизмов, однозначно свидетельствующих об уходе от тотальной полигамии по типу шимпанзе.

Во-первых, у нас крайне маленькие клыки, что свидетельствует о достаточно низком внутригрупповом уровне агрессии. Значит, наши предки-самцы не рубились за предков-самок, а разбивались на пары более-менее мирно.

Во-вторых, как показал английский исследователь Роберт Бэйкер выброс спермы при сексуальных контактах у нашего вида зависит от статуса самки в глазах самца. Если самка «своя», выброс относительно небольшой, если самка чужая — выброс больше. Но самое интересное не в этом. Если самец долго не видел «свою» самку (например, неделю), выброс спермы примерно в три раза больше, чем, если это обычный, так сказать, рутинный секс. Как вы понимаете, у видов, где практикуется полигамия, такого быть не может — в каждую самку нужно забросить как можно больше спермы.

В-третьих, у самцов нашего вида семенники относительно маленькие. Особенно это заметно с огромными семенниками шимпанзе — вот уж где чемпионы! Кстати, у горилл семенники меньше наших. Что все это значит? Что у шимпанзе беспорядочные половые контакты, и нужно много спермы, чтобы побеждать в спермовых войнах. Самцам горилл спермовые войны не грозят, поэтому им достаточно относительно небольших семенников. Мы же находимся в промежуточном положении. Спермовые войны бывают (ибо нам не свойственно ограничиваться одним половым партнером, как это делают желтобрюхие полевки), но относительно редко, поэтому семенники средних размеров вполне справляются со своей задачей.

Как видим, Homo sapiens начал свою эволюцию из однозначно полигамного общества, но в ходе развития пришел к моногамии.

Так что ссылки на природу просто неуместны. Да, природа однозначно подталкивает нас к моногамии, но — лишь подталкивает. Она не обеспечивает ее полностью (возможно — пока, может быть, когда-нибудь мы и станем как упоминавшиеся выше полевки), а именно подталкивает. А уж дальше дело за личным выбором каждого человека — хранить верность партнеру или же нет.

При этом есть кое-что куда важнее природы. А именно — нормы, бытующие в обществе. Считать секс с разными партнерами плохим или хорошим — это не природно врожденная штука. Это исключительно социальный момент. Известный пример — у многих северных народов считается нормальным предложить гостю-мужчине переспать с женой хозяина. Это не считается плохим, не считается изменой. Почему так?

Потому что этот обычай помогает (по крайней мере, раньше помогал) увеличивать генетическое разнообразие популяции, что очень важно в подобных уязвимых сообществах. Социальная норма возникла как приспособление к условиям обитания, и в тех условиях считается полезной. В других условиях возникают другие нормы. Они могут быть уместны или неуместны, но они являются продуктом психологии/социологии, а не биологии. Биологически человек склонен воспитывать детей с участием обоих родителей, а вот секс с одним партнером всю жизнь у нас в биологическом коде отсутствует (возможно, пока).

Итого. Мы, человеки, в ходе эволюции однозначно ушли от полигамии и пришли к моногамии. Понимать моногамию как строгое сохранение верности одному партнеру не стоит — такое крайне редко встречается в природе. Мужчины и женщины не сильно отличаются по своим интересам к верности или изменам. Да, мужчин тянет на «левые подвиги» немного чаще женщин, но именно что немного, и обусловлено это больше воспитанием, чем биологией. Наше брачное поведение в большей степени завязано на культуру, чем на биологию, при этом в целом мы как вид, стремимся к моногамии, на что у нас есть очень конкретные биологические адаптации.