Секондам хотят запретить торговать новой одеждой. А она вообще там есть? Эксперимент

Источник материала:

«Беллегпром» уже много раз жаловался на секонд-хенды, что они торгуют новой одеждой. И это якобы мешает отечественному производителю продать свой товар. Чтобы урегулировать вопрос с работой таких магазинов, МАРТ вынес на общественное обсуждение проект соответствующего постановления правительства. В частности, в этом варианте документа прописано, что в одном магазине нельзя продавать и новые, и бывшие в употреблении товары, а также поясняется, что такое б/у вещи. Журналистка FINANCE.TUT.BY побывала в двух магазинах секонд-хенда и выяснила, сколько же там на самом деле новых вещей.

«Вещь с этикеткой в секонд-хенде — это не новая вещь, она уже была кем-то куплена для личного пользования и сдана»

Разговоры о том, что в магазинах секонд-хенда чуть ли ни половина товара — это новые вещи, ведутся уже давно. Напомним, весь сыр-бор начался еще прошлым летом, когда председатель концерна «Беллегпром» Татьяна Лугина на пресс-конференции заявила, что до 70% товара в магазинах с секонд-хендом составляют новые вещи. Позже она сказала, что поддерживает «честную конкуренцию», и предложила если не закрыть магазины с б/у одеждой, то по крайней мере вынести их «из каких-то областных городов, крупных городов, с центральных улиц». Но пока чиновники решили ограничиться проектом постановления, регулирующим список товаров, которые можно продавать в секонд-хендах.

Для того чтобы выяснить, сколько же на самом деле новой одежды в таких магазинах, мы решили сходить в несколько секонд-хендов и просто посчитать. Для чистоты эксперимента мы отправились в секонд-хенды в день завоза. Сразу стоит оговориться, что наши подсчеты примерные и их нельзя принимать за официальную статистику. Однако общее представление о ситуации они дают.

В первом магазине, куда мы пришли, одежду продают на вес. По мнению разработчиков проекта постановления, б/у товарами можно считать вещи с видимыми признаками носки, стирки, эксплуатации, а также товары надлежащего качества с сохранением товарного вида, потребительских свойств без этикеток. Кроме того, они сюда же относят товары, принятые по соглашению между комиссионером и комитентом на комиссию. Значит, искать мы будем вещи «с доказательствами» того, что они новые: заводскими этикетками или хотя бы креплениями, на которых они держались, наклейками, запасными пуговицами в пакетиках и т. д. (при носке вещи их обычно срезают или срывают).

Сразу мы прикинули, сколько всего примерно в магазине вещей. Естественно, поштучно мы все не подсчитывали. Сосчитали, сколько вещей висит на одной стойке с одеждой (получилось 353), и умножили на количество стоек — их 23. Плотность развешивания одежды в день привоза примерно одинаковая: вещи висят одна на другой, можно сказать. По длине стойки тоже равные. Поэтому результат более или менее объективный — 8119 вещей. Округлим до 8,1 тысячи.

Мы честно пересмотрели всю эту одежду и нашли 53 вещи, которые по определению создателей проекта документа либо по факту можно отнести к новым. На некоторых из них не было основных бирок, но на вшивных ярлычках, к примеру, остались бумажные наклейки, которые при стирке или носке, вероятнее всего, истрепались бы, а печать на них стерлась. Не все вещи с запасными пуговицами мы брали в расчет. Только те, где они пришиты в таких местах, на которых однозначно бы мешались при носке (к примеру на вороте), и ярлычок, к которому они крепились, не застиран.

Если вычислить, какой процент от 8,1 тысячи составляют 53 вещи, то получится 0,65%. Но сделаем скидку на то, что при подсчете какая-то вещь могла все же ускользнуть. Плюс, пока мы смотрели, в магазине были другие покупатели, которые могли взять новые вещи на примерку или уже купить их. Так что, вероятно, процент был бы немного больше.

Мы решили сверить наши результаты с данными продавцов магазина и выяснить у них, что они думают по поводу проекта постановления.

— А что значит новый товар? Я понимаю, что это одежда, которую сшили на фабрике, упаковали и продали. И дальше реализация этих вещей идет в точно таком виде, то есть без стирок, каких-либо обработок и прочего. Вещь с этикеткой в секонд-хенде — это не новая вещь. Она уже была кем-то куплена для личного пользования и сдана в пункт приема секонд-хенда. Она идет без заводской упаковки, ее как минимум один раз обработали химическим составом для дезинфекции. Так почему она должна считаться новой? — задается вопросом продавец.

По ее словам, среди одежды, которая к ним поступает, максимум бывает 5% вещей, у которых есть заводские бирки или их части. Но в основном процента 2−3.

— Люди идут в секон-хенд за качественными вещами по нормальной цене. Качество товара сейчас очень хорошее. Но не потому, что кто-то купил сток, привез сюда и торгует им под видом секонд-хенда. Одежда в Европе доступная. Сейчас никто не покупает пальто на 10 лет. Люди меняют гардероб не потому, что что-то выносилось до дыр, а потому что мода меняется быстро, потому что могут себе это позволить. А то, что уже не носится, даже если оно надето один раз, сдают.

«Просто нужно придумать повод, чтобы и здесь перекрыть людям доступ к хорошей, качественной одежде»

Во втором магазине, где мы побывали, продают уцененную одежду. Здесь вещей оказалось меньше — 12 стоек с условными 412 вещами. Если округлить, получается 4,9 тысячи. Казалось бы, в магазине, где вещи уценивают, одежды с родными бирками должно быть меньше — есть возможность их сорвать. Однако таких здесь оказалось больше — 58. Среди прочих признаков новизны в этом магазине мы нашли несколько одинаковых блузок. Заводских бирок на них не было. Но размерный ряд говорит о том, что вещи сюда попали, скорее всего, из какого-то магазина, то есть это сток. От общего количества условно новых вещей оказалось 1,18%. Не забываем, что и здесь нужно учитывать погрешность, объективно процент должен быть немного выше.

— Я работаю продавцом в магазинах секонд-хенда уже 8 лет, — рассказывает работница магазина. Но не видела я ни разу среди нашего товара 70%, 50% и даже 20% новых вещей. Никто специально не закупает сток и не мешает его с ношеной одеждой — это просто бред. Нам привозят одежду большими мешками. Мы ее просто клипсуем, цепляем наши этикетки с ценниками и развешиваем на вешалки. Никто не срывает бирки с новых вещей. Да, бывает, что в мешок попадают с заводскими этикетками и неношеные. Есть те, что без этикеток, но следов носки или стирки нет. Но если вы заметили, пахнут они как и бэушные. Обрабатывается секонд-хенд не у нас в стране, его сюда уже чистым завозят. То есть эта одежда тоже сдается людьми. Мало ли какая ситуация может быть: купил вещь, но не носил, подарили, но не подошло.

Продавец говорит, что иногда бывает, что в одном мешке попадается несколько одинаковых вещей. И можно сказать, что это сток.

— Но опять же это не специально закупленные вещи. Их просто в секонд-хенд сдал какой-то магазин. Их обработали вместе с остальным товаром, положили в мешок и привезли сюда, — поясняет девушка. — То, что побывало в обработке, прошло через пункты сбора одежды из вторых рук, нельзя считать новым товаром. Это все равно секонд-хенд. Как мы должны поступать? При поставке товара перебирать все мешки, доставать то, что вдруг попало с этикетками, оформлять это как новые вещи, а остальное как секонд-хенд? Или не продавать то, что с родными бирками? Я не могу сказать, сколько точно процентов в наш магазин приходит вещей с этикетками, фабричными наклейками и прочим, но это очень мало от общего объема. Это все знают. Просто нужно придумать повод, чтобы и здесь перекрыть людям доступ к хорошей, качественной одежде и заставить таким образом покупать то, что шьют белорусские производители.

Из наших подсчетов можно сделать вывод, что никакими 70% новой одежды в секонд-хендах даже и не пахнет. Да, она есть, но ее действительно очень мало. Конечно, есть очень много вещей, которые выглядят как новые: не растянуты, не застираны, без катышков, дыр, затяжек и других дефектов. Но ведь если надеть что-то пару раз, оно тоже будет выглядеть новым, но по факту уже это бывшая в употреблении вещь.

Читайте также