Беларусь-1945. Февральский пленум и квартирный вопрос в освещении прокурора республики

… А из эвакуации толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались…

Владимир Высоцкий. Баллада о детстве

12 февраля 1945 года, ровно 65 лет назад, в Минске в здании Окружного Дома Красной Армии начал работу пленум Центрального комитета КП(б) Белоруссии. После освобождения республики от немецкой оккупации это было первое общее собрание коммунистов в ранге от секретаря райкома и выше.

Если оставить в стороне хозяйственно-экономические вопросы и проанализировать освещавшуюся в докладах и прениях политическую деятельность компартии Белоруссии, то обнаруживается общая тенденция в умонастроениях высших партийцев: мы находимся на планете с чужеродной, нередко враждебной средой.

Пантелеймон Пономаренко

«Мы» и «они»… Они — это население Беларуси, пережившее трехлетнюю оккупацию. В докладе секретаря ЦК Пантелеймона Пономаренко «О задачах партийных организаций КП(б) Белоруссии по восстановлению народного хозяйства и ликвидации последствий немецкой оккупации» звучало раз за разом ярлычное словцо «кулак». Словно бы дело происходит в двадцатые годы в какой-нибудь центральной российской губернии.

«В западных областях Белоруссии, в условиях единоличного крестьянского хозяйства, имеется сейчас значительная часть кулачества, являющегося непримиримым врагом советской власти. Кулачество не только сохранило при немцах экономические позиции в деревне, но и значительно усилило их.

Вот, например, по Брестской области 9,5 проц. крестьянских хозяйств имеют 23 проц. земли. Из 89 тыс. крестьянских хозяйств 42 тыс. хозяйств имеют лошадей, причем многие хозяйства имеют по 2–3 лошади, а 47 тыс. хозяйств, главным образом бедняцких и середняцких, не имеют лошадей».

В сегодняшнем понимании цифры, приведенные в докладе Пономаренко, выглядят не очень красноречивыми. Непонятно, что хорошо, а что плохо в Брестской области.

Плохо то, что половина хозяйств не имеет лошадей? С этим можно согласиться. Но почему плохо то, что лошади есть (по две–три «во многих хозяйствах») у другой половины крестьянства?..

Скверно было и то, что за три года во многом изменились общие жизненные установки народонаселения Беларуси:

«Одним из последствий немецкой оккупации является ослабление государственной и трудовой дисциплины среди населения по сравнению с довоенными годами… Есть люди, увиливающие от выполнения государственных повинностей и обязанностей. В результате немецкой оккупации появились отсутствовавшие раньше люди, занятые различного рода спекуляциями, скупкой и перепродажей, увиливающие от работы в промышленности или в колхозах».

В этом же ключе была затронута молодежная проблема:

«Одним из серьезных последствий немецкой оккупации является также политическая отсталость части молодежи освобожденных территорий. Политический кругозор молодежи сузился. Часть молодежи усвоила некоторые неправильные представления по вопросам политики, хозяйства, власти и т. д. У части молодежи понизился моральный уровень, появились элементы разложения, пьянства, хулиганства, неуважения к старшим, легкого отношения к общественной и частной собственности».

Общую проблему контактов с «инопланетянами» Пономаренко осветил так:

«После освобождения Западной Белоруссии Красной Армией [в 1939 году] население только на короткий срок было приобщено к социалистическому строительству и не прошло большевистской школы перевоспитания. Это особенно относится к интеллигенции западных областей, которая в значительной своей части прошла идеологически чуждую школу в различных буржуазных государствах и не совсем освободилась от усвоенного ею в школе в течение многих лет буржуазного мировоззрения».

Занятными наблюдениями и выводами поделился на пленуме секретарь Гродненского обкома по пропаганде Андрей Эльман:

«Мне передали, и к этому заявлению надо прислушаться, один учитель-поляк говорит: «Приехали советские товарищи и все говорят — Белоруссия, Белоруссия, но почему никто не выступает на белорусском языке, а все говорят на русском языке?» К этому голосу, хотя исходящему, может быть, из уст врага, надо прислушиваться».

А еще Андрей Петрович доверительно поведал кругу высоких партийцев о том, как члены бюро Гродненского обкома расширяют свой кругозор:

«Нам попалась недавно одна интересная книга, которую члены бюро обкома с удовольствием прочитали — «Гродненская губерния за сто лет» (похоже, речь идет о следующей книге: Л.М. Солоневич, «Краткий исторический очерк Гродненской губернии за сто лет ея существования. 1802–1902». Гродно, 1901. — С.К.), написанная, очевидно, явным монархистом, губернским царским чиновником, составленная в верноподданническом духе. Но даже этот царский чиновник невольно в отдельных случаях сумел более или менее правильно показать борьбу русских, борьбу белорусов против ополячивания…»

Историк и журналист Лукьян Солоневич (1866–1938) был протеже Петра Столыпина в бытность последнего гродненским губернатором. Характеризовался как типичный представитель великорусской охранительной публицистики, страстно развивал идею о том, что «белорусы являются ветвью русского народа».

Комментарий по поводу того факта, что в 1945 году гродненские партаппаратчики «с удовольствием» изучали идейное наследие Столыпина-Солоневича оставим за рамками данной публикации…

Забежим несколько вперед и вспомним крайне неприятное для белорусской номенклатуры постановление ЦК ВКП(б) «О работе ЦК КП(б)Б Белоруссии» от 25 января 1947 года. В нем имелся особенный шестой пункт:

«Отметить, что бюро ЦК КП(б)Б не сделало необходимых выводов из постановления ЦК ВКП(б), осудившего неправильную и вредную практику премирования, получения подачек и наград партийными и советскими работниками, и не приняло должных мер к прекращению получившей широкое распространение практики премирования Советом Министров и министерствами республики руководящих партийных и советских работников. Бюро ЦК КП(б)Б прошло мимо мелкобуржуазных проявлений со стороны отдельных руководящих работников республики, выразившихся в строительстве собственных домов с использованием государственных средств и материалов, в приобретении в собственность трофейных автомашин и другого имущества. Обязать ЦК КП(б)Б обеспечить самостоятельность и независимость партийных органов и их работников, покончить с вредной практикой премирования руководящих партийных и советских работников хозяйственными органами и мелкобуржуазными проявлениями со стороны некоторых руководящих работников республики, использующих государственные средства для устройства личного благополучия».

Полетел тогда со своих должностей в БССР ряд высокопоставленных барахольщиков и хапуг… А ведь еще в феврале 1945 года на пленуме ЦК КП(б)Б прокурор республики Иван Ветров предупреждал товарищей: не зарывайтесь.

Иван Ветров

С лета 1944 года и до весны 1945-го, когда широко началось строительство начальницких особняков, вопрос жилплощади для номенклатуры, вернувшейся в Минск и областные центры, нередко решался «явочным» порядком. Где увидели приличную квартиру — там и захватили. Плевать на то, что до войны это жилье занимал человек, которого призвали в Красную Армию.

Между тем, еще 5 августа 1941 года Совет Народных Комиссаров Союза ССР издал постановление № 1931 «О сохранении жилой площади за военнослужащими и о порядке оплаты жилой площади семьями военнослужащих в военное время». Суть его проста: квартира фронтовика священна и неприкосновенна (иначе с каким бы настроением человек защищал Родину!).

Но похоже, что руководители БССР летом 1944-го рассудили так: данный закон применим для глубокого советского тыла, где не ступала нога оккупанта. А в Белоруссии… Может, глава семьи действительно призван в РККА, но не исключено и то, что в период оккупации его жена работала на построенной немцами минской дрожжевой фабрике и, следовательно, «пособничала». Они тут все под подозрением…

Поэтому действовали без церемоний: семью коренных минчан — на улицу, а в их квартиру вселялся какой-нибудь замзав отделом обкома партии. Прокурор республики Иван Дмитриевич Ветров говорил с трибуны пленума:

«Нетерпимо нарушение этого [жилищного] закона в отношении семей военнослужащих со стороны некоторых центральных работников партийного аппарата и советского аппарата… Известен закон, решение Совнаркома от 5 августа 1941 года, в котором сказано о том, что запретить всякое выселение и переселение до конца войны из квартир семей военнослужащих, закрепить за ними занимаемые квартиры… Но товарищи, в том числе и центральные работники, то ли по незнанию этого закона, то ли потому, что считают этот закон писанным не для них, а для дураков, как говорил товарищ Сталин, не считают нужным сами уйти [из незаконно занятых квартир фронтовиков].

Я должен сказать, что в республике есть только один случай, когда ответственный работник сам ушел из квартиры [вернувшегося в Минск фронтовика]. Это товарищ Козлов — секретарь Минского обкома КП(б)Б — Герой Советского Союза, генерал-майор. При появлении [вернувшегося с фронта] инвалида достаточно было сказать, что он законный владелец и должен быть вселен [в свою довоенную квартиру], и товарищ Козлов ушел оттуда. Другие же руководящие товарищи от этого отказываются».

Я был знаком с дочерью Василия Ивановича Козлова — ученым-филологом Ольгой Козловой и в общем имею представление о том, что тогда произошло. Прославленный партизанский командир не принадлежал к коренным минчанам, он уроженец деревни Заградье под Жлобином. Перед войной, когда недолго был вторым секретарем Минского обкома, жил в гостинице «Беларусь» близ современного стадиона «Динамо».

Василий Козлов

В 1944 году сверхрасторопные помощники услужливо подсунули Василию Ивановичу якобы бесхозную квартиру. А после с фронта вернулся ее законный владелец… Герой войны Козлов побагровел от стыда, вспылил перед аппаратчиками: «Пошли вы к черту со своими квартирами!»

Вспылил и… вообще уехал из Минска. Фигурально выражаясь, снова ушел в партизаны. В ту пору бывшим партизанам разрешили самострой из казенного леса. Пользуясь этим правом, Козлов решил обосноваться в северном пригороде столицы — сейчас здесь территория завода холодильников. Боевые товарищи собрались толокой и поставили сруб для любимого командира.

В том деревянном доме Козлов жил вплоть до 1956 года, когда наконец его, председателя Президиума Верховного Совета БССР, уговорили переселиться в новый многоквартирный дом неподалеку от цирка (сегодня на стене этого дома № 28 по проспекту Независимости находится мемориальная доска Козлова). А все предшествующие годы Василий Иванович не считал для себя возможным претендовать на квартиру в Минске, потому что без жилья оставались многие инвалиды-фронтовики.

Вот был совестливый человек! Один из немногих…