Дорогая Елена Васильевна

Источник материала:

Когда бываю в командировке, не упускаю возможности заглянуть в редакцию районной газеты. Журналисты «районки» ближе всех к людям. Знают о них не понаслышке. И если дают совет, о ком следует написать, то можно не сомневаться: личность достойная. Случилось так, что с героем будущего очерка встреча не состоялась. Не возвращаться же мне домой с пустым блокнотом! И я направился в редакцию газеты «Пухавiцкiя навiны».

Много лет ее главным редактором был Бронислав Яблонский. Ушел на пенсию, но уйти из газеты — выше его сил! Работает корреспондентом. Я не думал, что встречусь с ним в кабинете заведующей агропромотделом Анны Яблонской. Жены Бронислава. Хотя чему тут удивляться: редакция газеты для них — это тоже семья. Рассказываю о своей проблеме. «А вы напишите о докторе Новальской. Елена Васильевна была «Человеком года». Заведует медицинским отделением», — советует Анна. «В районной больнице?» — уточняю я. «Не совсем. В психоневрологическом доме–интернате. Это в деревне Новый Уборок. Неподалеку от Марьиной Горки»...

Уловив легкое замешательство, моя коллега решила настроить меня на позитивный лад: «Это удивительный человек. Я беседовала со многими работниками дома–интерната, и все в один голос: «Елена Васильевна — врач от бога, она — само милосердие, пример всем, как надо жить и относиться к людям»... Одно дело — рассуждать о добродетелях человека — гуманности, милосердии, сострадании, совсем другое — проявлять их каждый день. Не выплескивая раздражение, усталость. Не срываясь на крик... А ведь пациенты Елены Васильевны не просто люди, у которых возникли проблемы со здоровьем. Они — душевнобольные. И большинство из них обречены быть здесь до конца жизни. У дома–интерната есть даже свое кладбище... За двадцать с лишним лет работы доктора Новальской в психоневрологическом доме–интернате выздоровели только шестеро. А всего больных 380 человек. Почти половину своей жизни отдать, казалось бы, безнадежному делу... Я не знаю, как это можно назвать. Подвижничество, самоотверженность... Да, конечно. Но это нечто большее...»

Моя коллега задумалась, видимо, пытаясь найти нужные слова. Но так и не нашла их... «Ну что, едем?» — спрашивает у меня Анна. «Конечно, едем».

По дороге в Новый Уборок я лихорадочно соображал, как мне вести беседу с доктором Новальской. Ограничиться ее биографией — этого слишком мало. Углубиться в рабочую среду, но у меня об этом чисто книжные познания (и слава богу!). «Когда общество ограждает себя от преступников, психических больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо», — всплыло вдруг в памяти. Откуда это? А–а, чеховская «Палата № 6»... Литература литературой, а действительность может быть круче самой богатой фантазии. А вот и учреждение, где зарешеченная жизнь, зарешеченные души...

На проходной знали о нашем приезде, и мы беспрепятственно прошли на территорию интерната. Просторный, ухоженный, весь в цветах и зелени двор был залит солнцем. Правда, вид несколько портил осунувшийся помещичий особняк, который наверняка, будь средства, можно отреставрировать. Но в целом картина отрадная. Ни высоченных заборов (обычная ограда), ни решеток на окнах. Больные прогуливаются по аккуратным дорожкам. Отдыхают в беседках, сидят на скамейках... Анна познакомила меня с двумя симпатичными женщинами — заведующей медицинским отделением Еленой Новальской и терапевтом Людмилой Рогожной — и заторопилась к машине. У журналистов «районки» страда круглый год. Жив ты или помер, а 300 строк дай в номер...

У Елены Васильевны удивительные глаза. Они как два спасательных круга для тонущего человека. И глядя в эти глаза, хочется жить. «А как вы думаете, Елена Васильевна, наступит такое время, когда не будет ни тюрем, ни сумасшедших домов?» — задаю я вопрос, который и самому показался не совсем уместным. Во всяком случае, не с него надо было начинать беседу. Но...

Елена Васильевна внимательно посмотрела на меня. Улыбнулась. «Может, и не будет когда–нибудь. Но ведь сущность вещей не изменится, законы природы останутся все те же. Люди будут болеть, стареть и умирать так же, как и теперь. Это не мои слова. Так размышляет герой чеховской повести «Палата № 6» доктор Андрей Ефимыч Рагин. И с ним нельзя не согласиться. Я много читаю. И специальную литературу. И художественную. Врач–психиатр — это не узкий специалист. В некотором роде он и философ. А литература — питающая почва. Особенно такие произведения, как «Записки из Мертвого дома» Федора Достоевского, «Каторга» Власа Дорошевича, «Остров Сахалин» Антона Чехова. Кстати, «Палата № 6» продиктована Сахалином. А чеховская повесть «Черный монах»... С какой потрясающей глубиной и точностью описана драма профессора Коврина, страдающего манией величия. В мире галлюцинаций он бодр, весел, почти счастлив. Но стоило его вылечить — он умирает. А ведь такое бывает и в действительности. Случается, что когда душевнобольной излечивается и к нему приходит понимание, где он находился все эти годы, то испытывает шок, потрясение и совершает суицид. Лечиться много лет, стать нормальным человеком и... покончить с собой. А может, лучше остаться в том своем мире и жить? Нет, не лучше. Наши пациенты прежде всего больные люди, и мы обязаны их лечить. Давайте посмотрим, как они живут...»

Мы поднимались с этажа на этаж. Переходили из корпуса в корпус. Чисто. Светло. Нет и намека на казенное, мрачное учреждение. Стоило нам появиться среди обитателей дома–интерната, так похожих «общим выраженьем лица», как на глазах происходили перемены. «Общее лицо» распадалось на множество отдельных лиц. И каждое словно подсвечивалось изнутри. С Еленой Васильевной здоровались, как с наступившим солнечным утром. Ей докладывали, что задание выполнено, и просили дать новое. А у доктора для каждого больного находились добрые слова: «Молодец!», «Ты очень хорошо поработал и заслужил благодарности», «Спасибо, дорогой. Мы тебя любим». И все это произносилось от души, без притворства, без игры на публику. Тем более такую...

Елену Васильевну окружали со всех сторон, к ней тянулись, чтобы согреться от ее улыбки. А улыбка у доктора Новальской искренняя, теплая. «Когда я с больными, то всегда улыбаюсь, — скажет она, беседуя со мной. — Кто–то из великих утверждал, что боль — это живое представление о боли. Стоит откинуть его, перестать жаловаться, и боль исчезает. Когда речь идет о физических страданиях, возможно, так оно и есть. А если день и ночь болит душа, каким усилием воли можно ее унять? Эти люди откликаются прежде всего на то, чего лишены: на человеческое тепло, на доброту, улыбку. К ним нельзя идти с хмурым, злым лицом. Тем более повысить на них голос, обругать. Это знают все в нашем коллективе и, поверьте мне, выполняют как закон».

Реабилитационное отделение — это мастерские, где трудятся пациенты дома–интерната. Причем их работа не механическая, а требующая определенного мастерства и творчества. Одни плетут из лозы абажуры, конфетницы, вазочки и подставки. Другие работают с мягкой игрушкой. А третьи занимаются поделками из бумаги (подарили мне лебедя, сделанного из мельчайших бумажных треугольничков. Но как мастерски!). Лучшее пойдет на выставки или украсит дом–интернат. Вот и стимул моральный. А главное поле трудовой терапии — подсобное хозяйство интерната. А это — 300 свиней, 20 дойных коров, пахотные земли, фруктовый сад. Чем выше отдача от собственного хозяйства, тем меньше понадобится государственных средств. А затраты огромные: 380 больных обслуживают 230 человек, из которых 140 — медперсонал...

«Ничто так не разрушает человека, как безделье, — считает Елена Васильевна. — Но и работа, лишенная смысла, абсолютно бесполезная — страшное наказание. Наши пациенты (они в основном сельчане, и руки их хорошо помнят крестьянскую работу) трудятся на общее благо. Это они понимают. И такое понимание, поверьте мне, лечит.

А здесь у нас кабинет психологической разгрузки. (Приглушенный свет. Музыка, как полушепот.) Человек устроен так, что ему обязательно надо побыть одному. Когда годами все вместе и никуда не деться друг от друга — это мука. Неминуемо последует нервный срыв. Мы чувствуем, мы знаем, кого и когда надо сюда направить»...

Заглянули в актовый зал, спортивный. Все в отличном состоянии. Красиво и современно. «Но ведь сюда, Елена Васильевна, вкладываются немалые средства. Неужели государство выделяет?» — «Инвестиции — заслуга нашего директора Александра Васильевича Ляшенко. Он 19 лет руководил коллективом районного комбината бытового обслуживания. Как–то признался: «Если бы мне тогда кто–то сказал, что моя трудовая биография закончится в психбольнице, счел бы за оскорбление. А теперь благодарен судьбе. Людские беды учат любить жизнь и дорожить каждым прожитым днем». Александр Васильевич — это личность. Он и руководитель сильный, и человек замечательный. Его кредо — «людскость». А это о многом говорит». И вдруг без всякого перехода: «Спасибо вам». «А меня–то за что вы благодарите, дорогая Елена Васильевна?» — «За то, что вы не просили привести пикантные подробности из жизни наших пациентов. В чем бы ни заключалась беда несчастного человека, он достоин прежде всего сострадания и помощи. Вот об этом и надо говорить».

...В церкви Пуховичского психоневрологического дома–интерната шла служба. Мерцали свечи. Проникновенно звучал голос отца Александра. И я подумал, что здесь знают, как надо лечить больную душу.

Фото автора.

Автор публикации: Леонид ЕКЕЛЬ