2. В деревне Волчо только одна Быкова – сестра писателя

Источник материала:

«Я только одна Быкова в нашей деревне. Так что все меня тут знают. Замуж вышла, но фамилию мужа не захотела брать, — делится радушная хозяйка. — Вашу газету выписывала, когда работала в колхозе, а потом в совхозе. Любила читать в ней разные советы».

— Валентина Владимировна, брат Василь часто приезжал к вам?

— Нет. Один раз в год. Не выходило по-другому.

— А его дети навещают родную тетю?

— Редко. Но не забывают меня племянники. Как-то приезжал из Минска Сережка, в другой раз был с братом Василием из Гродно. Помнят обо мне, но письма не пишут, теперь это немодно.

А если в музей в Бычки наведываются люди, то, бывает, и сюда заворачивают. Если знают, что я тут живу.

— А почему вашего брата назвали Василем?

— У отца был брат с таким именем. А мы, родные, брата Васькой звали.

— Интересно, как вашей семье раньше жилось? Каким Василь Быков был в детстве?

— В колхозе плохо было, совсем бедно жили. А когда после войны Василь стал работать в газете «Гродзенская праўда», потом начал книги писать и получать гонорары, так подсылал нам денег. Немного легче было.

Я работала счетоводом в колхозе. Помню, что давали только двести граммов зерна за трудодень. А зерно такое было нечистое, неочищенное! Совсем без копейки люди жили. Только когда организовался совхоз, начали зарплату деньгами отдавать. И можно было уже что-нибудь купить…

А что о детстве рассказать? Василь еще маленьким очень хотел учиться! Так просил отца, чтобы тот отдал его в школу! Она находилась близко — рукой подать. И отец отвел его туда, когда Васе было шесть лет. В начальной школе, теперь это дом моей братовой, Василь окончил два класса. Потом перешел в другую школу, которую открыли на окраине Бычков. Там уже организовалось четыре класса. И я там училась. А в пятый класс в Кубличи пешком ходили. Далеко от Бычков. Ни машин, ни коней тогда не было. И даже людей на дороге редко встретишь. А зимой ее хорошо заметало. Так Василь себе лыжи смастерил. Станет на них и в школу с горы на гору. А там такие овраги! Снега насыплет много… Мы же, девчата, «копаемся», пока дойдем до школы дорогой — по большаку. Едва доберемся. Так учились…

До войны Василь восемь классов окончил, а я шесть. Он в школе хорошо учился и, вообще, «ад малку быў цёмкі». Ему не надо было ничего показывать. Все сам. Я около него тоже грамоте научилась. Пришла в первый класс, и уже читать умела, знала, как буквы писать. Брат научил. Он меня сильно жалел. И я его тоже. Мы с ним дружили. Немного, правда, дрались, когда были маленькими, но ничего (смеется. — Прим. авт.).

Помню, еще в школу не ходила, мы с подругой в куклы играли. Покупных тогда не было, так мы из тряпок их скрутим. Василь посмотрел и однажды говорит: «Валя, я тебе что-то дам». Приносит мне куклу — и с руками, и с ногами! Из палочек их смастерил и пришил. Мы с подругой так радовались.

А когда в школу ходили, он никогда не учил уроки. Больше книжки читал. Наберет их в библиотеке, и пока дома мама еду приготовит, Василь все читает. А мы в школе целый день были не евши, ничего там не покупали, не за что было. Мама зовет кушать, так он одной рукой ложку держит, а другой — книжку. Батька и мамка в один голос: «Сынок, положи книжку, поешь». — «Мне некогда».

Как-то Василь сам смастерил коньки из дерева, подбил снизу какой-то железякой и к ноге привязал. Пойдет на пруд кататься.

Сколько помню, в деревне в детстве ребята играли в войну. Недалеко — лес, кусты, большие рощи. Соберутся хлопцы, а Василь сделает гранаты, автоматы, винтовку из дерева. Попросит у мамы клубок ниток, проведут они телефонную связь и воюют. Брат часто потом вспоминал: «Как будто знал, что придется на войну идти, да не с деревянным автоматом, а с железным. Как будто чувствовал»...

А поскольку Василь в школе учился хорошо, то еще в четвертом классе получил премию. Посмотрел учитель, что у него обувка рваная, и купил брату новые ботинки.

В школе все любили Василя. Он рисовал хорошо. И сочинял произведения. Помню, в восьмом классе исписал целую тетрадку — вышла повесть. Как-то стихотворения написал и послал их в газету «Чырвоная змена». Что из этого вышло, не помню, но Василь потом бросил стихи писать.

И дневник вел. Мне же интересно было, что брат там пишет. Пересмотрю дневник, хоть он его прятал, и почитаю. Подруга рядом жила, моя ровесница, вместе в школу ходили. Вот с ней и перечитали весь дневник, где Василь описывал каждый свой день. Больше всего нас заинтересовало то место, где было написано, что ему понравилась девочка. Он написал только две первые буквы ее имени и фамилии — Н.К. Мы догадались, кто это. Та девочка ходила в четвертый класс.

— Валентина Владимировна, это была первая любовь?

— Он девчатами не интересовался. Даже на танцы не ходил. Бывало, старшие хлопцы приглашают: «Пойдем, там вечеринка». А он: «Мне некогда». Лучше книжку почитает.

В школе у Василя было много друзей. Брат и с евреями дружил. Помню, был один парень из Кубличей, ходил вместе с Василем в школу. Так брат после войны его искал и нашел аж в Москве. Тот каким-то образом остался жив, а в Кубличах всех евреев в войну убили. Василь с ним потом переписывался…

— А что в школе любил рисовать Василь Владимирович?

— И природу, и животных. Дома, коров, деревню. Рисовал в тетрадке карандашом. Потом ему родители купили масляные краски. Он попросил у мамы кусок полотна — раньше ткали свое. И на этом полотне с портрета Ленина масляными красками нарисовал точно такое же изображение. Мы тогда все удивлялись. В доме в углу висели иконы, так он повесил портрет вождя рядом с ними. Отец спросил: «Сынок, может, ты думаешь иконы снять?» — «Нет. Иконы пусть остаются. А Ленин пусть рядом с ними висит». Когда война началась и немцы наступали, тот портрет Ленина отец снял и спрятал. Тогда он где-то и затерялся...

Вася восьмой класс окончил и до десятого не захотел учиться. Хотя отец просил. «Хочу на художника учиться», — сказал брат. Перед войной поехал в Витебск в художественное училище. Сразу поступил. Но потом стипендию отменили. А до войны денег совсем не было. Василь отцу написал. А тот: «Сынок, где я денег возьму? Корову продать? А как мы без молока будем?» И брат бросил училище, приехал домой. Так плакал! Настолько ему хотелось учиться.

Побыл немного дома и поехал в витебское ФЗО поступать. Проучился до самой войны. Когда она началась, их эвакуировали в тыл. Василь учился вместе с двоюродным братом в ФЗО. Они вместе отступали. В Украине разлучились. Их посылали окопы копать, железные дороги строить. Он еще был молодой, чтобы его в армию призывать. Не было восемнадцати. В Украине в колхозе проработал целую зиму.

— Как вы и ваши родители пережили войну?

— Когда появились партизаны, жители собирали им и полушубки, и валенки, и хлеб пекли, продукты давали. В общем, кормили их. И себе хватало. Сами пахали, хлеб убирали. И свиней держали. Мясо было.

А когда партизан стало больше, они выгнали немцев из Ушачского района, гарнизонов фашистских не стало. Сначала они были  в Селищах и Кубличах. Партизаны часто стояли в деревне, ездили отсюда, как они говорили, «рвать железку». Останавливались в Бычках и на две недели. По домам их распределяли, кормили.

Помню, как в нашем доме жили два партизана. Была тут и какая-то спецгруппа из Москвы, человек десять. А когда началась блокада (самая значительная за всю историю войны карательная операция. — Прим. авт.), тогда партизаны не удержали оборону.

— Ваша семья в лесу пряталась?

— Когда партизаны уходили, некоторые жители, более молодые, собрались вместе с ними. Решила идти и я с подругой, и еще несколько девчат. А отец и мать остались дома, они уже старые были. И меня не пускали, но мы все равно пошли. Свитер, юбку в мешочек, торбочку в руки — и полетели вслед за партизанами.

По дороге присоединились к двум семьям. Все вместе зашли аж в Матыринский лес, где потом партизаны прорвали блокаду. И партизаны, и жители собрались в этом лесу. А немецкие самолеты как налетят, как станут бомбить, как запустят с пулемета, все люди разбегались...

Потом решили идти домой: мол, в лесу не место. Когда вернулась, отец и мама так радовались, что я жива.

Но только пришла домой, глядь в окно — за огородом люди в немецкой форме идут в деревню. Как закричу: «Ай, немцы сюда идут!» Со страху по лестнице на чердак забралась. А отец и мама в хате остались. Колочусь, думаю: «Ну, сейчас из автомата всех побьют». Нет. Слышу, не немецкий разговор, по-русски объясняются. И тихо говорят, отец им что-то отвечает.

Тогда подошла к проему в потолке, прислушиваюсь, а мама открыла дверь и позвала: «Не бойся, слезай. Это не немцы, это народники. Они не тронут. Говорят: «Скоро уже ваши тут будут». Эти народники сначала с немцами были, а потом перешли к партизанам.

Вера ГНИЛОЗУБ, «БН»

Фото Павла ЧУЙКО, «БН», и из архива Ушачского райисполкома

(Окончание следует.)

Теги: Витебск, Гродно