"Метры, будь неладны…" Как 80 лет назад засекретили данные о ватерклозетах и лампочках в новостройках

Источник материала:

Осенью 1925 года газета «Звезда» сообщила, что «заканчивается строительство Дома Госстраха — первого фундаментального строения после Октябрьской революции в Минске».

Трехэтажный жилой дом для совслужащих — это был социалистический первенец столицы БССР.  А до этого целых пять мирных лет белорусские большевики строили социализм «вообще», но не жилье для сограждан. В результате согласно переписи 1924 года на жителей Минска приходилось по 1,2 квадратных метра жилой площади.

И тем не менее одним из пропагандистских штампов стал такой: «Советская власть вывела городскую бедноту из подвалов и трущоб, предоставив ей благоустроенное жилье бежавшей буржуазии и начав строить новое. Яркий электрический свет залил дома и улицы, улучшилось санитарное состояние городских кварталов, новый социалистический быт стал нормой…» — и т. д.и т. п.

Ну, а на самом деле, что делала власть для рядового горожанина? Как изменился его быт, к примеру, за первые пятнадцать лет правления большевиков?

Вспомним, что это были годы без войн, когда, если верить тогдашним рапортам, успешно выполнялись и перевыполнялись планы социального обустройства. К слову, первую пятилетку минские трудящиеся выполнили за 4 года и 3 месяца, а промышленное производство в городе увеличилось более чем в шесть раз. Но стали ли от этого люди жить в шесть раз лучше?..

В Национальном архиве Республики Беларусь хранится любопытный документ. Это докладная записка секретаря Минского горкома КП (б)Б А.Б. Рыскина и председателя исполкома Минского горсовета Е.Ф. Жуковича, датированная 1935 годом. Адресована была записка секретарю ЦК КП (б)Б Н.Ф. Гикало и председателю Совета народных комиссаров Н.М. Голодеду и являла собой, если можно так выразиться, физиологический портрет белорусской столицы. На документе стоит гриф «Секретно».

Итак, что же являлось государственным секретом для большевистских властей? Буду следовать тексту записки, дополняя его в ряде мест иными документальными свидетельствами.

По данным инвентаризации на 1 января 1935 года в Минске имелось жилых домов: одноэтажных — 9181, или 90 процентов от общей численности; двухэтажных — 803, или 7,9; трехэтажных — 178, или 1,7; четырехэтажных — 20, или 0,2; пятиэтажных — 7, или 0,07 процента.

Одноэтажные дома и значительная часть двухэтажных были деревянными. А единственным в Минске шестиэтажным домом жилищно-коммунального назначения (в отчете его скрупулезно обозначили как 0,02 процента от общего фонда) являлось выстроенное еще в начале века здание гостиницы «Европа».

Жилищное хозяйство Минска резко отставало в своем развитии от темпов роста населения. Согласно декрету ВЦИК от 20 августа 1918 года «Об отмене частной собственности на недвижимости в городах» в ведение Минского городского Совета перешли частные домовладения. Но для белорусской столицы характерным стало то, что здесь, в отличие от Москвы и Петрограда, не распространилась практика трансформации бывших барских квартир в пресловутые коммуналки.

Дело в том, что в дореволюционном губернском Минске прослойка чиновников высоких рангов, обычно являвшихся социальными заказчиками наемных апартаментов, была относительно невелика. А местные аристократы и купцы предпочитали жить в особняках.

Но когда произошла смена политического режима и город получил статус столицы, то резко увеличилось число представителей бюрократии. Наркомов надо было куда-то селить, и поэтому «чернь» попросту не пустили в старые благоустроенные дома. Бывшие барские квартиры целиком занимали семьи партийных и советских руководителей, множащихся чиновников из новых главков и трестов.

Вот например. Стоит сегодня в Минске на пересечении улиц Карла Маркса и Ленина (К. Маркса, 30/13) очень хороший дом — памятник архитектуры стиля модерн. Построен на рубеже 19−20 веков (архитектор Генрих Гай) как наемные апартаменты для представителей наиболее имущих слоев. Паровое отопление, ванные. До революции имел адрес: улица Губернаторская, 23; в справочнике «Весь Минск, или Спутник по г. Минску» издания 1911 г. владельцем указан Сигизмунд Карлович Свенцицкий. После революции строение получило характерное название «2-й дом Советов». Что в нем было «советское» — непонятно. Похоже, только то, что жили советские вожди — Жилунович, Червяков, Голодед, а позже — Пономаренко, Мазуров и другие. А вот обитатели соседней рабочей Ляховки подойти к этому дому и близко не могли, потому что в тридцатые годы здесь на углу стоял постовой милиционер, который безостановочно шипел на прохожих: «Проходите, не задерживайтесь».

Единичные показательные новостройки опять-таки предназначались элитным служащим и партноменклатуре.

Как бастионы совбуржуев смотрелись на фоне дореволюционных кварталов дом кооператива «Госбанковец» по улице Володарского (постройка 1928 года), 73-квартирный дом Наркомлеса по улице Карла Маркса (1932 г.), 112-квартирный дом железнодорожного ведомства на ул. Московской (1932 г.), Дом энергетиков на ул. Кирова (1932 г.), Дом специалистов по улице Советской (1934 г.) — и на этом перечень объектов, которыми большевики достойно отметили себя в области жилищного строительства, можно, пожалуй, завершить.

Того, что в мире капитала принято уже было называть муниципальным жильем, в белорусской столице практически не возводилось. Из секретной докладной записки явствует, что в 1935 году строились всего пять домов на 199 квартир — все ведомственные или кооперативные. Темпы работ были крайне низкими. (Как тут не вспомнить, что только в 1913—1914 годах предприниматели возвели в городе полтора десятка трех- пятиэтажных домов с квартирами для сдачи внаем.)

Впрочем, отдельные промышленные предприятия правдами и неправдами пытались помочь своим работникам и поэтому изыскивали самые простые и дешевые проекты, брали на свой баланс дома управления делами СНК БССР. Так из домов барачного типа на 4−16 квартир начали возникать поселки Коминтерн и Грушевский — без водопровода, с «удобствами» во дворах. Типичная заметка из газеты «Рабочий»:

«Без хозяйского глаза. Осенью 1936 года Совнарком БССР передал под жилье 3 восьмиквартирных дома на Грушевском поселке (Минск). Строительные работы в этих домах выполнены ремонтной конторой чрезвычайно плохо. Фундамент сделан деревянный, и сейчас, когда земля оттаяла, — дома оседают. Наружные двери стали ниже крыльца, и их трудно открывать. Полы покоробились. Электрического света этих домах нет. Помощник управляющего делами СНК БССР по хозяйственной части тов. Сулковский об этих домах совершенно не заботится, хотя это его прямая обязанность».

Но даже такие дома предназначались рабочей элите. Основная же масса горожан вынуждена была, подобно деревенским жителям, заниматься самостроем.

Средняя жилплощадь на одного человека в городе составляла в 1934 году 4,7 квадратного метра — около половины полагаемой нормы. Пятая часть всей жилплощади характеризовалась как негодная для жилья, а более половины домов были изношены в среднем на 30 процентов. Ветхость многих строений, в особенности одноэтажных деревянных и даже двухэтажных каменных, не оправдывала затрат, необходимых для капитального ремонта. Из года в год происходили массовые обвалы зданий.

«В 1935 году из аварийных домов необходимо выселить около 1000 семейств, — докладывали Рыскин и Жукович. — Большая часть людей, в особенности студенты вузов, втузов и техникумов, размещены в бараках. Эти бараки по своему техническому состоянию весьма примитивны и быстро изнашиваются».

А вот фрагмент докладной записки, которую в декабре 1936 года адресовал секретарям ЦК КП (б)Б Гикало и Волковичу народный комиссар коммунального хозяйства Вассерман:

«Вновь выстроенные дома находятся почти в безнадзорном состоянии, нет никакой заботливости и заинтересованности в сохранении вновь выстроенной жилплощади… Характерным примером может служить строительство Минской гостиницы (будущая гостиница „Белорусь“ возле стадиона „Динамо“. — Прим. ред.), бани и водопровода. Эти объекты строятся годами и никак не могут быть закончены… Состояние гостиниц таково, что они не гарантируют представление места прибывающим в Минск гражданам, так как гостиницы города превращены в общежития, номера в большинстве своем по 4, 6 и 8 коек, многие заняты постоянными жильцами».

Не погрешу против истины, если скажу, что жилой фонд города был в немалой степени «съеден» чудовищно-неподъемным для тогдашнего Минска архитектурным сооружением — Домом правительства. Его открытие вместе с памятником Ленину состоялось 7 ноября 1933 года. Фасадное изображение здания немедля попало на страницы всесоюзного журнала «Наши достижения», многократно тиражировалось в виде открыток и плакатов, но за кадром всегда оставалось скопище мещанских развалюх вокруг. В окна кабинетов белорусских наркомов доносилось хрюканье и кудахтанье — это горожане, привычно не надеясь ни на какую власть, привычно жили своими хлевушками и курятниками.

Водопровод появился в Минске еще в 1873 году. Однако спустя 60 лет он обслуживал лишь 13,7 процента всех домов или 46,6 процента общей полезной площади. Вода поступала из так называемого Новинковского бассейна по деревянным трубам. К 1935 году старая сеть, пролежавшая в земле более полувека, пришла в полную негодность. Аварии следовали одна за другой, и горожан регулярно развлекали фонтаны, начинавшие бить из-под земли в самых неожиданных местах. Деревянный водовод наконец-то было решено заменить чугунным, направив «соответствующее ходатайство в СНК СССР тов. Чубарю об отпуске 453 тонн труб диаметром 400 мм».

До революции в Минске ставились опыты с локальной канализацией, и наконец-то в 1930 году была построена первая сеть. Однако ею обслуживались только 642 дома, имевшие 4688 квартир. Нечистоты двух третей города продолжали сбрасываться в Свислочь или в так называемые мертвые колодцы-поглотители. Содержимое последних неизбежно попадало в подпочвенные пласты и оттуда — в водозаборные колодцы. Санитарное состояние большинства деревянных кварталов было ужасным.

«В деле очистки города за последние годы нет сдвигов; Горсовет продолжает по-старому приобретать телеги и ассенизационные бочки, каковые можно найти во дворах центральных улиц города, вместо того, чтобы решительно перейти на устройство и оборудование мусоросжигательных ям и освоение отпущенных средств на устройство канализации», — жаловался народный комиссар Вассерман.

Из истории известно, что первые опыты электрического освещения Минска состоялись в декабре 1886 года, а в январе 1895-го заработала городская электростанция. Но и спустя сорок лет город освещался крайне слабо. Для электрифицированных домов существовал жесткий лимит: одна сорокасвечовая лампочка на жилую комнату. Индивидуальные счетчики расхода энергии в жилом секторе не применялись, ибо крайне дорогим считался сам прибор. Поэтому плата «за свет» бралась усредненно.

Не было поначалу в жилых домах и электрических розеток, поскольку на протяжении ряда лет действовал запрет на использование в быту нагревательных приборов. «Умельцы» подключали контрабандные (из совсем близкой тогда Польши) электроутюги и электрочайники, используя свисающий с потолка осветительный шнур.

Имелся ряд районов, где не только на улицах не было фонарей, но и жилые постройки не изведали «лампочки Ильича». «Всего по городу присоединено к электросети 30,5 процента домов или 68,7 процента общеполезной площади, — говорилось в докладной записке Рыскина и Жуковича. — К строительству второй очереди ТЭЦ пока и не приступлено».

Вдумаемся: полтора десятка лет как у власти находятся самые верные защитники интересов трудящихся, газеты трубят о «громадье планов» и «размахе шагов саженьих», пятилетки выполняются и перевыполняются, а треть населения столичного Минска живет при керосиновых лампах. О минимуме прогресса в благоустройстве города говорила и площадь замощенных улиц: 755,8 тысячи квадратных метров или 36 процентов общей…

Нарком Вассерман писал: «Положение в г. Минске в коммунальном хозяйстве во всех его областях совершенно нетерпимое и продолжаться так больше не может. Нет никакой системы и заботливости в создании в городе каких-либо благоприятных условий. Президиум Минского городского совета вопросами благоустройства занимается периодически от времени до времени, вследствие чего заметных сдвигов в благоустройстве города нет».

Однако «реакция Вассермана» не всколыхнула руководителей БССР. Дело в том, что Сталин в 1935 году высказался на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц — стахановцев: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится».

Вот по этой причине сводные данные о водоснабжении и электрификации жилищ рядовых минчан попали в разряд секретных.

Теги: Минск