«Не концертный зал, а пивной ларек». Архитектор - о скандальных сносах, стройках и желтых вазах

Источник материала:

Сергей Багласов — архитектор, который вернул Минску городскую Ратушу. Сегодня на площади Свободы слушают джаз, делают селфи на фоне скульптур, назначают встречи в кафе. А для него исторический центр — главная тема в профессии. TUT.BY расспросил архитектора про Минск его детства, архитектурный беспредел и желтые вазы на проспекте.

Сергей Багласов — архитектор, научный руководитель проекта реконструкции исторического центра Минска. По его проектам воссоздана Минская городская ратуша, построены гостиница «Европа» (в соавторстве с В. Яковенко), концертный зал «Верхний город» и другие здания. Лауреат специальной премии Президента Республики Беларусь деятелям культуры и искусства «За реставрацию и возрождение историко-культурного комплекса площади Свободы с окружающей застройкой». Автор книги «Возрождение исторического центра Минска (1980 — 2016 годы)».

«Когда начали сносить Раковское… Страшная картина»

Первый вопрос подсказал красивый вид на центр, который открывается с балкона Ратуши.

— Площадь Свободы сильно изменилась с тех пор, как вы были студентом политеха? Это середина 1960-х.

— Там, где сегодня Святодуховка (имеется в виду концертный зал «Верхний город», это здание воссоздано по облику церкви Святого Духа, XVII век. — Прим. TUT.BY), стоял пивной киоск «Ясень». Название — народное. А прозвали его так, потому что рядом рос ясень. Не то чтобы там алкоголики собирались. Просто компании приходили посидеть, пообщаться. На улице столики стояли. Но я туда не ходил. Рассказываю как пример, что место это было не для культуры, а для досуга. В целом картина в Верхнем городе складывалась печальная.

Там находился подменный фонд, где жили те, кому не светили собственные квадратные метры. Намного приятнее было в Троицком предместье. Там чувствовалась жизнь. А котов сколько — о-о-очень много. Но еще больше запомнилось Раковское предместье. Такой атмосферы в Минске больше нигде не было. Во дворах стояли столы и скамейки, и соседи всех возрастов — и дети, и старики — собирались вместе, разговаривали. А рядом куры гуляли. В Раковском очень спокойно было. И казалось, что жили там точно так же, как, наверное, еще до революции. А потом, когда все это начали сносить… Страшная картина.

— В городе это как-то обсуждалось?

— Больше всего протестовали писатели, настоящая интеллигенция. Но потом пошел слух, что якобы Петр Миронович (первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Петр Машеров. — Прим. TUT.BY) собрал их на разговор и предложил альтернативу — сдать свои квартиры и заселиться в те домики, которые шли под снос. Не знаю, так ли было на самом деле. Но в народе говорили: даже писатели руки сложили… А городу нужно было решить транспортную проблему и построить второй проспект.

— Когда начали сносить жилую застройку улицы Немиги, как-то откликнулись на это?

— Думал уйти из профессии. Тогда был на пятом курсе. В знак протеста хотел выставить на защиту не дипломный проект, а картину «Умирающая сказка». Она о разрушении старой Немиги. Но друзья убедили этого не делать и все же получить диплом. Я защитился и пошел работать в Институт искусствоведения Академии наук. Тогда по линии ЮНЕСКО создавался свод памятников истории культуры Беларуси. Такая работа проводилась во всем мире. На территории Союза это успела сделать только Беларусь.

«Под Брестом есть часовня — лучше, чем в Риме»

— Поездили по стране?

— За каждым сотрудником закреплялись определенные районы. На мне были Браславский, Глубокский и Поставский Витебской области. А Браславщина — это озера. Красотень! Не только с памятниками знакомился, но и с природой, культурой. Повезло, в общем.

— «Вау! У нас есть такое?!» Были такие моменты?

— Да, и не раз. Это же начало 1970-х, профессиональной искусствоведческой литературы почти не было. Разве что учебник Чантурии по истории белорусской архитектуры. Но иллюстрации там были крохотные, черно-белые. Какое это могло произвести впечатление? А когда видишь ренессансный костел в Чернавчицах — это же просветление! Понимаешь, насколько это высочайшая архитектура. И надо ее не только фиксировать, но спасать, реставрировать. Или под Брестом местечко Вольно. Какая там потрясающая барочная часовня. Это же мировой уровень, лучше, чем в Риме.

Но лепнина, скульптуры — все это рушилось. Во время тех экспедиций ученые института собрали колоссальный материал. Делались обмеры, зарисовки, фотографии костелов, усадеб и других памятников. Потом вышло восемь томов сборника «Помнікі гісторыі і культуры Беларусі». На основе этого материала готовились энциклопедии по архитектуре. Уникальное время было. Мои коллеги потом госпремию за этот труд получили, но я тогда уже в институте не работал. Понял, что никакой я не ученый. Руки начали чесаться делать свои проекты, и я перешел в реставрационные мастерские.

«На площади Свободы собирались строить новое здание Театра Янки Купалы»

— Чтобы заняться реставрацией, пришлось усыпить в себе архитектора?

— Профессия архитектора — это утверждение собственной эстетики. А реставрация — совсем другое. Важно выявить все ценное, что уже создано, и сохранить это. Но классической реставрацией я почти не занимался. Есть такое современное понятие — ревалоризация. Это возвращение к жизни утраченной ценности. Сюда входит целая система. Не только реставрация, но и благоустройство, решение транспортных и многих других проблем города. А реставратором в академическом смысле я не стал, как и «вучоным».

— Как так вышло, что в 1970-е Верхний город едва не снесли? Сегодня пройтись здесь — программа минимум для туристов.

— Тогда, в середине 1970-х, большинство архитекторов и слышать ничего не хотели про историю. Строилась социалистическая культура, создавались новые архитектурные ансамбли. Многие зодчие приехали в Минск из Санкт-Петербурга и Москвы. Для них наша бытность была непонятна. Костелы, Ратуша: в чем их ценность? Но появились реставрационные мастерские, там работали люди, которые интересовались, старались разобраться. Оставалась интеллигенция, которая еще сохранила память. Защитниками старины были минские евреи, которые жили в городе еще до войны.

— Неужели профессиональным архитекторам не было жаль, например, зданий Гостиного двора? С ними же тоже была история «Снести, нельзя помиловать». Но красота ведь! Или это не аргумент?

— На месте зданий № 2 — 10 на площади Свободы собирались строить новое здание Театра Янки Купалы. Если бы эти дома снесли, то о сохранении Верхнего города уже невозможно было бы говорить. Без них нет историко-архитектурного ансамбля площади. В итоге мы с коллегами вспомнили о революционном прошлом этого памятника и написали письмо на имя председателя Совмина СССР Косыгина. Обращение переадресовали в «Правду», где нам здорово помог журналист Иван Новиков. Он написал статью, смысл которой: как же так, «минский Смольный» могут уничтожить. Так здание удалось сохранить. А в 1980-м вышло постановление «О реконструкции исторической части города». Кто повлиял на это решение — не знаю.

— Вы участвовали в реконструкции Троицкого предместья в начале 1980-х (авторы проекта — Юрий Градов, Леонид Левин, Сергей Багласов, С. Усенко. — Прим. TUT.BY). Этот квартал — фантазия архитекторов? Или в Минске и правда были такие пряничные домики с черепичной крышей?

— Троицкое отреставрировано по научной методике. На каждый дом составлялась историческая справка. Крыши здесь покрывались черепицей и жестью, крашеной в красный. Но вышло распоряжение: крыши всех зданий — и старых, и новых — сделать черепичными. На тот момент Троицкое не считалось памятником архитектуры. Город присвоил этот статус предместью уже после завершения реконструкции. Вот такой парадокс. А по цвету фасадов… В реальности здания не были такими яркими. Декоративные качества повышены сознательно, чтобы привлечь внимание к комплексной реставрации и реконструкции. Ведь речь о первом подобном проекте в республике. И важно было показать пример регионам.

— Чтобы они тоже начали спасать свои памятники?

— Да. И это сработало.

«Если бы Павлов не ушел из жизни, то Замчище бы уже стояло»

— Минская ратуша восстановлена по вашему проекту. Зданию всего 16 лет, но его часто принимают за памятник архитектуры. Не пугает такая быстрая потеря памяти?

— Ратуша — это макет исторического здания в натуральную величину. Но здесь нет никакого обмана. Это как исторический художественный фильм. Зритель отдает себе отчет, что все происходит не по-настоящему, но если картина снята хорошо, то верит в то, что происходит на экране. И начинает лучше понимать события из прошлого.

— Можете объяснить: зачем возвращать здание, которое не сохранилось? Ведь в определенном смысле это бутафория.

— Если бы Ратуша стояла в голом поле сама по себе и от нее только фрагменты фундамента остались, тогда, конечно, восстанавливать нет смысла. Но в Минске Ратуша является частью ансамбля площади Свободы.

Если не будет этого здания, то место потеряет цельность. Такая же ситуация с воссозданием церкви Святого Духа. Без этих зданий ансамбль площади не получил бы присущей ему эмоциональности и исторической достоверности. Я в своей жизни много поездил. В Далласе, это город в американском штате Техас, с точки зрения исторической архитектуры — ничего примечательного. Там ковбои быков гоняли. Сохранилась одна глинобитная построечка — это домик, где пастух мог остановиться переночевать. И они ее восстановили. Рядом поставили скульптурную композицию — погонщик и стадо быков. Кладбище, где первые пастухи-поселенцы похоронены, досмотрено. Они все эти моменты чтут. Раскрутили свою историю.

— А почему Ратуша выглядит примерно так же, как в XIX веке? Ее год рождения — 1499-й, когда Минск получил самоуправление по магдебургскому праву.

— Первое изображение Ратуши не сохранилось. Но есть много рисунков, которые показывают здание в разные периоды. Сохранился проект Федора Крамера, это рубеж XVIII — XIX веков. Он перестроил уже существующее здание. Отсюда явное сочетание средневековья с классицизмом. Восстанавливать Ратушу на XVI век было бы фантазией. Нет документов, на которые можно опереться. Проанализировали все, которые удалось найти. Провели огромную научную работу. Все эти материалы теперь в Музее истории Минска. Но о Ратуше разное говорили. Чего только не наслушался. Помню, как один специалист из «Белгоспроекта» выдал: «Зачем столько денег потратили? Какую прибыль это здание городу приносит?». А вот Павлов (председатель Мингорисполкома с 2000 по 2009 год Михаил Павлов. — Прим. TUT.BY) понимал, что Ратуша такую прибыль городу приносит, какую ни одна торговая точка не даст.

— Павлов поддерживал проект?

— Если бы не он, то, наверное, до сих пор бы строили … И Святодуховку тоже он поддержал. И гостиницу «Европа». По стройкам ездил, своими ногами выхаживал. Если бы он не ушел из жизни преждевременно, то и Замчище бы стояло. Он горел этим проектом (речь о создании интерактивной музейной экспозиции на проспекте Победителей. Наиболее зрелищные элементы — макет-реконструкция брамы с замковыми укреплениями и фрагмент города XII века. — Прим. TUT.BY).

— История Минского замчища — тема для отдельной беседы. А пока один вопрос: есть надежда, что когда-нибудь фрагменты древнего города, которые сохранились и скрыты под землей, можно будет увидеть?

— Надо бы копать… Но для этого нужна воля. Да и со временем градостроительная ситуация в этой части города изменится. Новый проект детальной планировки исторического центра Минска, который разрабатывается в настоящее время, предусматривает, что часть магистрали проспекта Победителей уйдет под землю (о подземных транспортных тоннелях, которые могут построить в центре, говорили еще в 2005 году. — Прим TUT.BY). Это если и произойдет, то нескоро, точно не при моей жизни. Но, может быть, и хорошо, что Замчище пока не трогают. Оно как было под землей, так и есть. А следующие поколения, возможно, более научно обоснованно все это сделают.

«Здание рядом с Дворцом Республики — это же архитектурный беспредел»

— Два новых здания в Минске обсуждает весь город. Так называемый экс-Кемпински у цирка и мини-дворец у Дворца профсоюзов. Справедливо критикуют?

— Здание у цирка планировалось на одну треть ниже, его проектировали московские архитекторы. Оно не должно было давить на цирк, превышать этажность застройки проспекта. Но когда построили, здание оказалось почти в два раза выше. Здание рядом с Дворцом Республики — это же архитектурный беспредел. Проспект гармоничен, есть сложившийся ансамбль. И все здесь друг с другом соседствовало уважительно. А эта постройка намного выше, крупнее. Задавила все.

— И еще одна тема, которая взволновала минчан. Желтые вазы на проспекте…

— … неграмотно покрашены.

— Но многие как раз за желтый. Говорят, так веселее.

— Конечно, веселее. Но проспект должен быть органичен своей эпохе. Раньше он весь пестрил, помните? Не было единого цветового решения по фасадам. Потом по каждому зданию провели физико-химические исследования. Сейчас на проспекте прекрасная колористика. И вдруг так по-дилетантски покрасили один из элементов ансамбля… Хотя, чтобы точно ответить, какого цвета изначально были эти вазы на балюстраде, нужно сделать химический анализ.

«Ставни закрыл — и спи хоть весь день»

— Вас задевает, когда говорят, что в Минске смотреть особенно и нечего?

— Раньше и маститые архитекторы могли так сказать. В советское время основная масса народу за границу не ездила, а у архитекторов была такая возможность. Потом эти мэтры возвращались из поездок и важничали: «А вот в Риме…» Понятно, что в Минске нет такого богатого исторического наследия. Поэтому не стоит обольщаться насчет туристического потенциала. Важно, чтобы самим минчанам здесь было интересно и комфортно. Чтобы из других городов приезжали. Поэтому ярмарки, уличные фестивали, концерты — все это хорошо.

— Если приедут друзья, которые никогда не были в Минске, с чего начнете экскурсию?

— Мне теперь редко приходится кому-то Минск показывать. В Верхний город сводил бы, конечно, — пройтись по улочкам, у Ратуши музыку послушать, в заведение зайти. А потом бы замки повез смотреть — Мир, Несвиж. Хотя кому-то интереснее по проспекту прогуляться и увидеть сталинскую архитектуру. Или шикарный конструктивизм — Дом правительства, Театр оперы и балета, Академию наук, обсерваторию. Попасть на Тракторный завод. Любопытно? Мне кажется, да. Промышленный туризм сейчас развивается.

—  У вас есть любимый «открыточный» вид на город?

— У меня огромная фототека. Включаешь компьютер и можешь в любой точке города побывать. Есть красивые ракурсы, конечно. Что-то душу греет… Например, вид на улицу Герцена, когда поднимаешься к площади Свободы. Нравится, как получилась гостиница «Монастырская». Из того, что удалось сделать в Верхнем городе, — для меня это лучший объект. По настроению, документальности. И внутри там очень колоритно. Когда в Минске крупные события проходят, туда невозможно попасть, все забронировано. Туристам хорошо — центр города, гуляй хоть всю ночь. А потом спи себе весь день. Ставни изнутри закрываются — день и ночь самостоятельно можно регулировать.

«Свислочь напоминала деревенскую речку»

—  Где проходит большая часть вашей жизни — в центре или «на районе»?

— Живу в Зеленом Луге, а работал всегда в центре. Когда в Минск переехал, это шестой-седьмой классы школы, с родителями жили на Орловке (частный сектор на улице Орловская. — Прим. TUT.BY) и ходил в Верхний город на этюды. Тогда занимался во Дворце пионеров на Энгельса в студии Каткова.

— До Минска где жили?

— Отец был военным летчиком, и семья оседала там, где находились большие аэродромы — в Бобруйске, Барановичах. Когда он вышел в отставку, то переехали в Минск. А вообще я в Могилеве родился.

— Район детства — это Орловка?

— Сначала жили в Масюковщине, в военном городке. Потом на Орловке. В Барановичах была особая, дружная атмосфера. Родители вместе летают — дети вместе играют. А в Минск переехали — отношения другие. Первое время был как потерянный. Искал, чем бы заняться. Думал: то ли рисовать, то ли на бокс пойти.

— Ничего себе раздрай.

— Хотелось чего-то контрастного. А потом увлекся рисованием и всю жизнь рисую.

— Как вы оказались в студии Сергея Каткова? Сегодня его вспоминают как исключительного педагога. Многие известные художники занимались у него, когда были детьми.

— Один мой товарищ, мы в одном классе учились, захотел пойти в эту студию. А я с ним просто за компанию. И такое впечатление на меня все это произвело, что уже не мог не ходить.

— Что притягивало?

— Сама атмосфера студии. И личность Каткова. Он умел находить подход к детям. Младшие школьники вели себя непосредственно, а Сергей Петрович с ними серьезно разговаривал, но на их языке. И дети раскрывались. Я даже им завидовал. Мне было сложнее: хотелось стать таким же непосредственным, но я же был старше, уже подросток. В студии собирались самые разные люди. И его бывшие ученики, которые уже поступили в институты. И взрослые художники-любители. И пенсионеры.

Помню, одна пожилая керамистка часто приходила. А когда находишься в таком броуновском движении (в физике хаотическое движение очень мелких частиц в жидкости или газе. — Прим.TUT.BY), наблюдаешь, как другие работают, то и самому что-то хорошее хочется сделать. Сергей Петрович ставил натюрморт, а мы рисовали. Каждое лето вывозил нас на этюды. В Мозыре какие-то овраги рисовали, порты. В Минске чаще всего ездили в Лошицкий парк. Там такая романтика — пейзажи красивые. Или вдоль Свислочи ходили. Она была не такая, как сейчас, — вся в бетонных берегах, а больше напоминала деревенскую речку. Вдоль набережной стояли деревянные домики, деревья нависали над водой.

— Вопрос, кем стать, уже тогда беспокоил?

— Честно говоря, я для себя другой жизни не видел, кроме как заниматься живописью. А поменял решение, когда побывал в гостях у моего дяди, который жил в Москве и был известным архитектором. Он водил меня по выставкам, литературу показывал по архитектуре. Меня все это очень сильно привлекало. Мы смотрели с ним соцреализм, и он спрашивал: «Таким художником ты хочешь стать? Писать по заказу портреты вождей или крестьянства на тракторах?». И посоветовал живописью заниматься для себя, в свободное время, а поступать на архитектуру. Хотя тогда, в 1960-е, архитектура тоже была в плачевном состоянии.

— Время, когда сталинский ампир оказался вне закона и начали строить без излишеств. Вы об этом?

— Да. Но дядя работал в промышленной архитектуре, а она ближе к конструктивизму. Просвещенный был товарищ. Зато сейчас я архитектурой не занимаюсь, вернулся к живописи. У меня было много начинаний, и все эти эскизы, наброски лежали дома, тянули к себе. Но хватит уже домики строить. Надо и о старой любви подумать. Думаю еще одну книжку написать по реставрации. Но это уже когда живописный цикл завершу, в нем более 30 работ. А совмещать одно, другое, третье — это баловство.

Теги: Брест, Минск