Разделенные одним языком

Источник материала:

Надо ли бороться с новоязом

Недавно из печати вышла книга профессора Максима Кронгауза, которая хороша прежде всего тем, что в ней нет ни нотаций, ни брюзжаний, ни высокомерного отношения лингвиста к читателям, что не редкость для подобного рода литературы. Это веселая, беспристрастная и эмоциональная книга. Предназначена для самого широкого читателя, который любит русский язык. А называется книга «Русский язык на грани нервного срыва». Можно надеяться, что она поможет старшему поколению быть чуть снисходительнее к сленгу их детей, а молодых подвигнет находить синонимы своему популярному «вау». Профессор М.Кронгауз подводит своей книгой к главной мысли. Главное — не просто говорить на одном языке, но понимать друг друга. Публикуем некоторые фрагменты книги, в которой автор легко и непринужденно обращается к читателям.

Язык, который существует в меняющемся мире и не меняется сам, перестает выполнять свою функцию. Мы не сможем говорить на нем об этом мире просто потому, что у нас не хватит слов.

...Но и очень быстрые изменения могут мешать и раздражать. Что же конкретно мешает мне и раздражает меня?

На одном из семинаров мы беседуем со студентами, и один вполне воспитанный юноша в ответ на какой–то вопрос произносит: «Ну это же, как ее, блин, интродукция». Он, конечно, не имеет при этом в виду обидеть окружающих и вообще не имеет в виду ничего дурного, но я вздрагиваю. Просто я не люблю слово «блин»... Объяснить свою неприязненную реакцию я, вообще говоря, не могу. Точнее, могу только сказать, что считаю это слово вульгарным (замечу, более вульгарным, чем соответствующее матерное слово), но подтвердить свое мнение мне нечем, в словарях его нет, грамматики его никак не комментируют.

Позавчера я споткнулся на стритрейсерах, вчера — на трендсеттерах, сегодня — на дауншифтерах, и я точно знаю, что завтра будет только хуже. К заимствованиям быстро привыкаешь, и уже сейчас трудно представить себе русский язык без слова «компьютер» или даже без слова «пиар» (хотя многие его и недолюбливают). Я, например, давно привык к слову «менеджер», но вот никак не могу разобраться во всех этих сейлзменеджерах, акаунтменеджерах и им подобных. Я понимаю, что без «специалиста по недвижимости» или «специалиста по порождению идей» не обойтись, но ужасно раздражает, что одновременно существуют риэлтор, риелтор, риэлтер и риелтер, а также криэйтор, криейтор и креатор. А лингвисты при этом либо просто не успевают советовать, либо дают взаимоисключающие рекомендации.

Во время сессии ко мне пришли две студентки, не получившие зачет, и сказали: «Мы же реально готовились». Тогда не поставлю, ответил я, поддавшись эмоциям. Я люблю своих студентов, но некоторые их слова меня реально раздражают. Вот краткий список: «блин» (см. выше), «в шоке», «вау», «по жизни», ну и само «реально», «естественно».

Я, в принципе, не против сленга (и других жаргонов). Я просто хочу понимать, где разница между ним и литературным языком...

Я, в принципе, не против брани. То есть если мне сейчас дать в руки волшебную палочку и сказать, что одним взмахом я могу ликвидировать брань в русском языке или, по крайней мере, русский мат, я этого не сделаю. Просто испугаюсь. Ведь ни один язык не обходится без так называемой обсценной лексики, значит, это кому–то нужно. Другое дело, что чем грубее и оскорбительнее брань, тем жестче ограничение на ее употребление. То, что можно (скорее, нужно) в армии, нельзя при детях, что можно в мужской компании, нельзя при дамах, ну и так далее. Поэтому, например, мат с экрана телевизора свидетельствует не о свободе, а о недостатке культуры или просто о невоспитанности.

Я, в принципе, не против заимствований, я только хочу, чтобы русский язык успевал их осваивать, я хочу знать, где в них ставить ударение и как их правильно писать.

Я, в принципе, не против языковой свободы, она способствует творчеству и делает речь более выразительной. Мне не нравится языковой хаос (который вообще–то является ее обратной стороной), когда уже не понимаешь, игра это или безграмотность, выразительность или грубость...

Главное мое желание состоит в том, что я хочу понимать тексты на русском языке, то есть знать слова, которые в них используются, и понимать значения этих слов. Грубо говоря, я не хочу проснуться как–то утром и узнать, что, ну, для примера, слово «стул» модно теперь употреблять совсем в другом смысле. Увы, но пока я часто при чтении сегодняшних текстов использую стратегию неполного понимания, то есть стараюсь уловить главное, заранее смиряясь с тем, что что–то останется непонятным.

В России, в любой ситуации, сразу задавая главные вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», часто забывают поинтересоваться: «А что, собственно, случилось?» А случилась как раз гигантская перестройка (слово горбачевской эпохи сюда, безусловно, подходит) языка под влиянием сложнейших социальных, технологических и даже природных изменений. И выживает тот, кто успевает приспособиться. Русский язык успел, хотя для этого ему пришлось сильно измениться. Как и всем нам. К сожалению, он уже никогда не будет таким, как прежде.

После перестройки мы пережили минимум три словесные волны: бандитскую, профессиональную и гламурную, а в действительности прожили три важнейших одноименных периода, три, если хотите, моды, разглядеть которые позволяет наш родной язык. Про эти периоды можно философствовать бесконечно, можно снимать фильмы или писать романы, а можно просто произнести те самые слова, и за ними встанет целая эпоха. Это тоже философия, но философия языка. Глупо говорить о его засоренности, глупо вообще пенять на язык, коли жизнь у нас такая. И надо быть терпимее и помнить, что слова суть отражения.

Как–то принято считать, что русский язык, если ему не хватает какого–то важного слова, просто одалживает его у другого языка, прежде всего английского. Ну, например, в области компьютеров и Интернета, казалось бы, только так и происходит. Слова «компьютер», «монитор», «принтер», «процессор», «сайт», «блог» и многие другие заимствованы из английского. Однако это — заблуждение, точнее говоря, дело обстоит не совсем так или, по крайней мере, не всегда так...

Ну с «мышью» все понятно, это значение всем хорошо известно и уже отмечено в словарях («специальное устройство, позволяющее управлять курсором и вводить разного рода команды»). В русском языке это так называемая калька с английского, то есть новое значение появилось у соответствующего названия животного именно в английском языке...

А вот собачку в качестве названия для @, значка электронной почты, придумал сам русский язык (точнее, неизвестный автор, или, как в таких случаях говорят, народ)...

Наконец, третье слово — «хомяк» — предлагает третий способ появления значения, правда, не в литературном языке, а скорее, в интернет–жаргоне. В этом случае происходит как бы заимствование иноязычного выражения (home page), а его звуковой облик, отчасти искажаясь, сближается с уже существующим русским словом... Фактически речь идет об особой игре, похожей на каламбур. Эта игра оказалась чрезвычайно увлекательной, и в результате возникают все новые и новые жаргонизмы... «Мыло» (собственно электронная почта, или соответствующий адрес) и «емелить» (от личного имени Емеля; посылать электронную почту), «аська» (англ. ICQ) или «клава» (от клавиатура).

...В речи продавцов одежды, а затем и покупателей какое–то время назад стали встречаться слова «элечка» (вариант — «элочка») и «эмочка», на звуковом уровне совпадающие с ласкательными именами собственными. Это разговорные обозначения размеров одежды L и M... Сравнительно недавно появилось, хотя и не стало очень употребительным, слово «юрики», обозначающее новую европейскую валюту — евро...

«Мерседес» уже давно называют «мерином», здесь, правда, суть дела не исчерпывается только фонетическим сходством...

Обилие примеров показывает, что это уже не случайная игра, а нормальный рабочий механизм, характерный для русского языка, точнее, для его жаргонов...

Во–первых, это прекрасное подтверждение творческого характера русского языка в целом, а не только отдельных его представителей — писателей, журналистов и деятелей Интернета. Эта «креативность», по существу, встроена в русскую грамматику, то есть доступна всем...

Во–вторых, из всего сказанного видно, что опасность гибели русского языка от потока заимствований сильно преувеличена. У него есть очень мощные защитные ресурсы.

Новые значения появляются, в частности, благодаря ярким метафорам: та же крыша хотя бы. Для крыши главной оказывается идея защиты, обычная крыша защищает дом, а «крыша современная» защищает бизнесмена и его дело. Не менее интересно выражение «фильтруй базар», где столкнулись, казалось бы, несовместимые старый и современный языковые пласты: базарить и фильтровать.

Пожалуй, самое интересное состоит в том, что многие из «бандитских» слов оказались востребованы языком и после того, как сама бандитская действительность если не исчезла, то хотя бы затушевалась, стала менее заметной.

...Употребление этих слов отчасти можно списать на моду, причем действительно на моду, на мой взгляд, не слишком приятную... В этом случае как нельзя лучше подходит совет «фильтровать базар», но только вряд ли к нему прислушаются.

...Часто они заполняют определенную лакуну в литературном языке, то есть выражают важную идею, для которой не было отдельного слова. Такими словами оказались, например, «достать» и «наезд». Они стали очень популярны и постоянно встречаются в устном общении, хотя бы потому, что точнее одним словом не скажешь. Кроме всего прочего, в них есть экспрессия и особая эмоциональная сила, характерная для многих жаргонизмов.

...Бороться с подобным «обогащением» русского языка абсолютно бессмысленно, тем более что оно представлено единичными явлениями. Оно, скорее, даже полезно. Большинство же «бандитских» слов уйдет, как только исчезнет потребность в них и схлынет мода. Остается дождаться...

Мне не нравятся два модных слова — «проект» и «продукт», точнее говоря, их новое использование... Про новый роман или фильм могут запросто сказать: «Ну, это вполне достойный продукт».

...С помощью этих слов мне навязывается некая бизнес–метафора, которая особенно чувствуется в слове «продукт». Результат любой деятельности, в том числе и творческой, оценивается с точки зрения купли–продажи. Сама же деятельность с помощью слова «проект» интерпретируется как продуманная и направленная на получение того самого продукта.

Сколько я себя помню, стилисты и языковые пуристы всегда боролись с так называемыми словами–паразитами, со всеми этими «так сказать», «значит», «естественно», «вот» и прочими, которые, как принято считать, ни для чего не нужны и только засоряют нашу речь. На самом деле все не так просто, в языке ведь вообще нет ничего лишнего...

«Я как бы лингвист», — могу сказать я (хотя стараюсь так не говорить), при том что я действительно лингвист, а не просто похож на него. «Я как бы работаю», — говорит кто–то, действительно работающий в этот момент, а не имитирующий деятельность. Есть люди, у которых это «как бы» встречается в речи чуть ли не перед каждым словом: «Я как бы здесь работаю как бы продавщицей»... Такое «как бы»... характеризует речь человека в целом, его психологическое состояние и, возможно, даже социальный статус... Фактически оно означает, что говорящий отказывается делать резкие и окончательные высказывания о мире, а каждый раз заявляет о своей неуверенности, об отсутствии у него права делать такие утверждения и в том числе о его невысоком статусе, в частности по отношению к собеседнику.

...Тот факт, что именно выражение «как бы» стало самым распространенным выражением–паразитом нашего времени, на мой взгляд, свидетельствует о нашем времени. Вы спросите: «Как?» Да я типа уже написал.

Ведь это не американцы или итальянцы протаскивают в нашу речь свои слова, это мы сами. Тем более если речь идет о жаргоне или брани. То есть защищать русский язык надо от нас, его носителей. На мой взгляд, многих сторонников защиты русского языка это должно было бы, по крайней мере, насторожить.

...Как и любой носитель языка, я имею полное право считать себя его хозяином, хотя и не единоличным, конечно. Да и вообще, язык, как и природа, не имеет злой воли, а вот про власть этого же с уверенностью сказать нельзя.

...Слухи о скорой смерти русского языка сильно преувеличены.

И все–таки о русском языке надо беспокоиться. Его надо любить. О нем надо спорить. Но главное — на нем надо говорить и писать.

Фото: Александр РУЖЕЧКА