Еще с весны я начал собираться в поход, откликнувшись на предложение лидера группы «Стары Ольса» Дмитрия Сосновского посетить интернетом забытую деревню Сливино, находящуюся в Глубокском районе...
Экспедиция, даже если она продлится не более 12 часов, — дело тоже тонкое. И при подготовке к ней необходимо учитывать все — от запасной пары носков до жареной курицы в пакете, с которой у нас проблем не возникло, — в положенное время ее с удовольствием съели. А отказавшись от теплых чулочков, мы погорячились, так как изрядно вымокли под шедшим почти всю субботу в Витебской области дождем. Но то была не фатальная наша небрежность.
Тревожное начало
Еще с весны я начал собираться в поход, откликнувшись на предложение лидера группы «Стары Ольса» Дмитрия Сосновского посетить интернетом забытую деревню Сливино, находящуюся в Глубокском районе. И, наконец, в минувшие выходные мы отправились в путь — на встречу с Николаем Короткевичем — старейшим белорусским дударем (волынщиком), родившимся в 1932 году. Уже сидя в «Мицубиси», вобравшим в себя нас с Дмитрием, его коллегу по коллективу Андрея Апановича и друзей Дениса Шматко (группа «Тутэйшыя») и Ольгу Мирчук, Сосновский сообщил, что единственный раз был у музыканта в 2007–м, с тех пор они не общались. То есть ехали мы наугад, отгоняя прочь мысль: человек пожилой, мало ли что с ним могло произойти. И я вспомнил песню Олега Митяева: «Остановилась наша экспедиция у этой маленькой оранжевой палатки. Так получилось, что, словно птица я, пою вторую ночь для девушек из Сатки». И в слове «остановилась» почудился мне зловещий смысл. Предчувствие, увы, не обмануло. Но сперва состоялось знакомство с хутором Шавловичи, хозяином которого главный «старыольсавец» стал несколько лет назад, — поселение и явилось нашей стартовой площадкой. Хуторянин показал яблоневый сад, виноградник и купленный по счастливому случаю раритетный «Опель» 1938 года выпуска. Заправившись вкусным и легеньким сидром «сосновского» приготовления, мы тронулись в дорогу, и Дмитрий поведал мне о цели путешествия:
— Задача научно–этнографической экспедиции историко–этнографического центра «Явар» заключается в том, чтобы зафиксировать воспоминания последнего из ныне живущих белорусских дударей, умеющего играть в исконно традиционной закрытой манере. Хотим посмотреть на то, как он это делает, и снять на видеокамеру. А познакомились с Короткевичем случайно. В 2007–м мы искали Петра Бурца, но нашли лишь могилу великого мастера волынки (дуды). У жителей поинтересовались: может, кто помнит Петра? Нам сказали: видите косящего траву дедушку? — он должен. «Вы хорошо знали Бурца?» — спросили мы его. «Не просто хорошо, а я брал уроки у него». — «Не сыграете что–нибудь, мы дадим инструмент?» — «Сначала вы». И Андрюха заиграл. Деду так понравилось, что он чуть не расплакался. «Теперь вы», — говорим. Он взял волынку — как положено, профессионально, попытался, но сил не хватило. «Давайте как–нибудь потом», — пообещал он. В соседнем, Полоцком районе тоже когда–то было много волынщиков. Это родина Федора Стеся, представлявшего искусство дударей Белоруссии в конце 30–х годов на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве. В 2007 году мы отыскали дом, в котором он жил, а на чердаке — часть древнего инструмента!
Дмитрий 12 лет состоит в центре белорусских этнографов и археологов, занимающихся стародавней культурой и пытающихся сохранить ее для современников. Для чего и мотаются они по стране, посещая самые отдаленные уголки, разыскивая в деревнях остатки народной архаики, собирая и записывая рассказы бабушек и дедушек, тех, кто хоть что–то помнит о прошлом. И Сосновским немало стоптано обуви, а специализируется он на поездках, связанных с волынками. Любовь к ним проснулась в 1992–м, когда он, учась в институте, ездил с этнографической экспедицией на Смоленщину. Кто–то взял с собой дуду, Дмитрий услышал ее и «пропал». Фронтмен группы средневековой белорусской музыки не без оснований считает, что волынка — наш главный национальный инструмент. Дошедшие до Дмитрия (и не только до него, но и до белорусских ученых) мифы утверждают, что именно предки белорусов первыми попробовали играть на двух жалейках одновременно. Следующим шагом стало присоединение к ним кожаного мешка, изготовленного из шкуры теленка или козы, и дальнейшее превращение «конструктора» собственно в дуду. Произошло это в годы, предшествующие началу VIII века. В письменной же истории первое упоминание о волынке датируется XV веком — в «Повести о трех королях–волхвах» — тексте на старобелорусском языке.
— Мы определили три области в Беларуси, где волынки имели свои особенности, — продолжал ликвидировать мою культурологическую безграмотность Сосновский после того, как мы сделали перерыв, на полчаса остановившись у костела, расположенного недалеко от Молодечно. Музыканты «обнажили» дуды и исполнили несколько тем для местного ксендза, который в ответ пожелал удачи в задуманном. — Поставы, Видзы и Браслав играли на мацянке — двухбурдонной (с двумя басовыми трубками) волынке; в Лепельском краеведческом музее хранится самая старинная в стране уникальная однобурдонная волынка, инкрустированная оловом, купленная у сплавщиков леса в 1877 году, — инструменты этого вида отличались небольшим размером, эстетичным видом и громким высоким звуком; а в Борисовском регионе в 90–е годы XIX века находился цех по изготовлению и продаже волынок большого размера. В гомельском Полесье тоже были свои дуды, но, к сожалению, мы знаем о них только по преданиям.
Обидный финал
И за такими беседами мы проезжали деревни, поселки, города — Ушачи, Докшицы, Глубокое. И, выходя на их улицы, я смотрел на окружающее иным взглядом (гостя–иностранца). В Минске он у меня несколько замылился, а тут пелена спала и я увидел, что наши населенные пункты действительно выделяются своей поразительной чистотой, уютностью, компактностью и какой–то неторопливостью в поведении людей. А вот и Сливино. И закрытый на замок дом. Мои спутники еще на что–то надеялись, достав инструменты и настраиваясь на «выступление». Но вернувшийся из разведки Дмитрий обрушил на нас пренеприятнейшее известие: проживающая рядом старшая сестра Короткевича сказала, что брат сильно болеет и уже длительное время лежит в одной из псковских больниц. Огорченные, мы повернули обратно. На очередном привале нас встретила привязанная к жерди скучавшая коза. Исполнители сыграли для нее эксклюзивный концерт и попытались вызвать на честный поединок — кто кого забодает. Но животное безразлично отнеслось и к тому, и даже к другому: видимо, с генетической памятью у него было не все в порядке.
Обидно, что экспедиция не достигла цели. Но лично мне путешествие запомнится надолго: общаясь с умными людьми, не просто артистами и фанатами дуды, я узнал что–то новое о стране, в которой живу. Полезное и интересное, что не затеряется в закоулках мозга, в котором до того по большей части из музыки вольготно себя чувствовали рок–н–ролльщики и эстрадники. Теперь там поселятся и фолк–традиционалисты из «Старага Ольсы» и, может быть, совершат вместе с этно–трио «Троiца» культурную революцию в моем сознании. А Николаю Короткевичу мы желаем побороть болячки, прожить много–много лет и все–таки сыграть нам на волынке–дуде!
Еще с весны я начал собираться в поход, откликнувшись на предложение лидера группы «Стары Ольса» Дмитрия Сосновского посетить интернетом забытую деревню Сливино,...
Главная
Гороскопы
Экспедиция, даже если она продлится не более 12 часов, — дело тоже тонкое. И при подготовке к ней необходимо учитывать все — от запасной пары носков до жареной курицы в пакете, с которой у нас проблем не возникло, — в положенное время ее с удовольствием съели. А отказавшись от теплых чулочков, мы погорячились, так как изрядно вымокли под шедшим почти всю субботу в Витебской области дождем. Но то была не фатальная наша небрежность. 
— Задача научно–этнографической экспедиции историко–этнографического центра «Явар» заключается в том, чтобы зафиксировать воспоминания последнего из ныне живущих белорусских дударей, умеющего играть в исконно традиционной закрытой манере. Хотим посмотреть на то, как он это делает, и снять на видеокамеру. А познакомились с Короткевичем случайно. В 2007–м мы искали Петра Бурца, но нашли лишь могилу великого мастера волынки (дуды). У жителей поинтересовались: может, кто помнит Петра? Нам сказали: видите косящего траву дедушку? — он должен. «Вы хорошо знали Бурца?» — спросили мы его. «Не просто хорошо, а я брал уроки у него». — «Не сыграете что–нибудь, мы дадим инструмент?» — «Сначала вы». И Андрюха заиграл. Деду так понравилось, что он чуть не расплакался. «Теперь вы», — говорим. Он взял волынку — как положено, профессионально, попытался, но сил не хватило. «Давайте как–нибудь потом», — пообещал он. В соседнем, Полоцком районе тоже когда–то было много волынщиков. Это родина Федора Стеся, представлявшего искусство дударей Белоруссии в конце 30–х годов на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве. В 2007 году мы отыскали дом, в котором он жил, а на чердаке — часть древнего инструмента!
Дмитрий 12 лет состоит в центре белорусских этнографов и археологов, занимающихся стародавней культурой и пытающихся сохранить ее для современников. Для чего и мотаются они по стране, посещая самые отдаленные уголки, разыскивая в деревнях остатки народной архаики, собирая и записывая рассказы бабушек и дедушек, тех, кто хоть что–то помнит о прошлом. И Сосновским немало стоптано обуви, а специализируется он на поездках, связанных с волынками. Любовь к ним проснулась в 1992–м, когда он, учась в институте, ездил с этнографической экспедицией на Смоленщину. Кто–то взял с собой дуду, Дмитрий услышал ее и «пропал». Фронтмен группы средневековой белорусской музыки не без оснований считает, что волынка — наш главный национальный инструмент. Дошедшие до Дмитрия (и не только до него, но и до белорусских ученых) мифы утверждают, что именно предки белорусов первыми попробовали играть на двух жалейках одновременно. Следующим шагом стало присоединение к ним кожаного мешка, изготовленного из шкуры теленка или козы, и дальнейшее превращение «конструктора» собственно в дуду. Произошло это в годы, предшествующие началу VIII века. В письменной же истории первое упоминание о волынке датируется XV веком — в «Повести о трех королях–волхвах» — тексте на старобелорусском языке.