Столько не живут. Как надорвалась белорусская модель и кто за это заплатит

Источник материала:

Нужно согласиться с мнением В. Оргиша, что «в мире радикально меняется концепция экономической и социальной практики. Беларусь не может пройти мимо этого фундаментального факта без того, чтобы не утратить историческую перспективу». Однако, как представляется, суть и направления изменений определены не совсем правильно. А ошибки здесь могут стоить очень дорого. И дело не в потере какой-то «перспективы», нас могут просто выбросить из потоков товаров и услуг, превратить в лимитроф, источник разве что дешевой рабочей силы. Наряду с такими странами как Гондурас или Сальвадор.

В туманном направлении

Думаю, всем взрослым, и даже части несовершеннолетних, уже ясно, что Беларусь стоит перед необходимостью глубоких экономических и структурных реформ. Так же ясно, что наше государство уже не может выполнять социальные запросы населения в прежнем объеме. Но самое, пожалуй, печальное — обозначившийся «кризис некомпетентности», очевидная неспособность правительства выработать меры по адаптации нашей экономики к изменившимся условиям хозяйствования.

Направления и содержание необходимых Беларуси реформ до сих пор не определены. Точно так же нет понимания, какую цену придется заплатить нашему обществу за эти реформы. В нашем обществе нет консенсуса по этим вопросам, как и нет готовности приносить какие-то жертвы ради будущего.

А приносить все равно придется. Если реформ не будет — постепенное угасание нашего промышленного потенциала (которое уже идет) потребует кардинального свертывания и социальной, и даже аграрной политики. На их реализацию просто не будет средств.

Чем дальше оттягивается начало реформ, тем больше придется за них платить. Поскольку в рамках «белорусской модели» экономика разваливается на глазах. И необходимые затраты на реиндустриализацию со временем растут.

В конце концов, вопрос для страны упирается в необходимость обеспечить рост экономики. И не на мифические 1−2%, как планирует правительство. А обеспечение роста требует затрат. И возникает вопрос — а какую часть национального дохода общество готово потратить на обеспечение этого роста? Ведь эту часть придется изъять из доходов людей и социальных программ.

По моим наблюдениям, сегодня у очень значительной части населения — никакую. Поскольку в этой части доверия к власти нет. И для такого отношения есть все основания: правительство раз за разом проваливает свои инвестиции. Либо они идут не туда, либо делаются без толку, но результата от них год за годом нет.

Правда, правительство приспособилось свои текущие потребности закрывать за счет наших внуков: лезем в долги, одолженное пускаем на потребление, чтобы вернуть — лезем в новые долги. Но и у этой практики есть свои пределы: потенциальные кредиторы стали выдвигать требования по изменению политики нашего государства. И не всегда удобные для власти.

Учитывая успешность «белорусской модели» в 90-х, власть пытается свалить ответственность за проблемы в белорусской экономике то на глобализацию, снижающую конкурентоспособность белорусской продукции и на мировых, и на российском рынках, то на мировой кризис, снизивший совокупный спрос и предельно обостривший конкуренцию, то, даже, на «постиндустриальное общество» как на передовую структуру экономики, к внедрению которой мы оказались не готовы.

И никак не придет понимание, что нет в мировой практике прецедента, когда одна и та же система управления экономикой или экономическая модель прожила больше 20 лет: меняются условия хозяйствования, меняется и модель. Например, в СССР нельзя даже сравнивать экономики 1921 г. и 1941 г., 1945 г. и 1965 г., 1960 г. и 1980 г. Так что вина за неприспособленность нашей экономики к изменившимся условиям хозяйствования (в т.ч. глобализация, кризис и «постиндустриальное общество») лежит исключительно на руководстве страны, вовремя не принявшем мер по ее адаптации.

Постиндустриальные нюансы

Мировой кризис зацепил всех. Но — в разной степени. Мы — потенциально в числе наиболее пострадавших, поскольку кризис добивает слабых. А наша экономика демонстрирует слабость. Пока держимся, но почти исключительно за счет спекуляций нефтью и российской поддержке. А в России сейчас и без нас становится непросто.

Глобализация оказывается благом для тех, кто умеет использовать ее преимущества. Наша власть такого умения не демонстрирует, пытаясь вопрос расширения рынков сбыта решать исключительно через межправительственные переговоры. Которые нормальное коммерческое взаимодействие заменить заведомо не могут.

«Постиндустриализм» объективно для Беларуси даже в конце 90-х мог быть благом. Но он неизбежно потребовал бы сокращения массы мест, серьезных структурных реформ в экономике. На тот момент, в эйфории от успехов «белорусской модели», не имея ни идеологической, ни теоретической проработки, власть о реформах даже и не задумывалась

Считать, что «постиндустриализм» стратегически отрицает национальное государство — очень большая натяжка. Скорее, разделяет их функции. Выстраивая бизнес без учета национальных границ, «постиндустриализм» просто потребовал кардинально изменить взаимоотношения бизнеса и государства. Меньше государства в бизнесе не стало (все пытаются поддержать своих производителей, сохранить рабочие места), но формы воздействия государства на бизнес изменились, еще в большей мере стали партнерскими, со взаимными обязательствами.

И не стали даже транснациональные корпорации конкурентами национальных государств в части «контроля над рынками, финансами, ресурсами, спросом, маркетингом и так далее», как утверждает г-н Оргиш. Поскольку, кроме белорусского, другие государства (кроме финансов) этими вопросами никогда и не занимались. А наше — занималось, и эту работу провалило. И, в нашей многоотраслевой экономике, не могло не провалить. Повторюсь, взаимодействие бизнеса и государства сегодня идет совсем в другой плоскости.

Ни глобализация, ни «постиндустриальное общество» не являются злонамеренными изобретениями неких западных мозговых центров или транснациональных корпораций. Там скорее реальным процессам придумали красивые этикетки. А сами процессы сформировались как под воздействием наступающего мирового кризиса перепроизводства, так и в результате изменений в технологиях, связанных с широким внедрением нового поколения станков с ЧПУ (с закупкой которых мы очень запоздали, а толком использовать так и не научились), радикально упростивших производственный процесс и в разы повысивших производительность труда. Кризис жестко потребовал снижения издержек, станки с ЧПУ, при сохранении их обслуживания на Западе, позволили выносить производство в страны с более дешевой, пусть и менее квалифицированной, рабочей силой, заметно снижая издержки. Кто-то — рискнул, другим — уже не оставалось выбора.

В результате чего вынос массового производства в развивающиеся страны стал просто экономически оправданной формой ведения бизнеса. Причем не только для транснациональных корпораций: вынос производства комплектации в Китай, Турцию, Тунис практиковали и средние, и даже мелкие фирмы. Госсектора Беларуси эти процессы коснулись мало. Как вследствие недокапитализации и технической отсталости наших предприятий (не могут они организовать производство ни у себя, ни в других странах на должном уровне), так и вследствие особенностей «белорусской модели», в рамках которой экспорт капитала госпредприятиями считается крамолой. Альтернативой послужил импорт промежуточной комплектации с неизбежным ростом потребности страны в валюте.

Кстати, вынос производства не является безальтернативным. Поскольку идет, если транспортные и прочие издержки (включая часть прибыли, которой приходится делиться) существенно меньше экономии на зарплате и налогах. Так, рост зарплат в Китае и внедрение нового поколения высокопроизводительного оборудования уже привели к возвращению некоторых производств из Китая в США и ЕС. Одновременно идет процесс переноса части простых производств из Китая во Вьетнам, в Бангладеш, в Шри Ланку.

Бизнес не смог, государство — не потянуло

Мировым трендом является не «конкуренция» государства и бизнеса, а снижение зависимости бизнеса от государства. Капитал всегда был мобилен, а мобильность современного производства и рабочей силы делают эту зависимость иллюзорной. Например, только в Силиконовой долине в США работают около 200 000 специалистов из СССР. Китай, Корея активно нанимают и топ-менеджеров, и ведущих специалистов в США и ЕС. Тем более, что современные производства специалистов высокой квалификации требуют не так много.

Бизнесу в целом безразлично, как государство тратит свои деньги. Ему принципиально важны лишь условия хозяйствования: наличие спроса, стоимость рабочей силы, уровень налогообложения, надежность юридической базы, проч. У крупного бизнеса, у транснациональных корпораций — тем более, доля государства в портфеле заказов уже невелика. Хотя бизнес на обслуживании государства существует и будет существовать всегда, в развитых странах доля его в экономике невелика. И чем крупнее бизнес, тем меньше его зависимость от государства.

В постсоветских странах, правда, ситуация обратная: тут бизнес, связанный с обслуживанием потоков государственных финансов, является доминирующим. И его зависимость от этих потоков является основой для коррупции. К тому же тут нет, за исключением десятка российских компаний, действительно крупного бизнеса. А небольшой бизнес в открытой экономике, без административного прикрытия, да еще и технически отсталый, зачастую не может конкурировать с импортом.

А вот зависимость государства от бизнеса растет. Формы просто другие. Уже нет прямого «что хорошо для „Дженерал моторз“ — то хорошо для Америки», зависимости посложнее. Но локализация бизнеса — это налоги и рабочие места. Во всем мире процесс муниципализации небольших государств нарастает, с уходом войны на периферию мировой политики их главными функциями становятся инфраструктура и социальная политика. Государственные расходы — весомая часть совокупного спроса. Это — расходы, покрыть которые реально могут только налоги. И государство заинтересовано в высоких доходах бизнеса.

Правда, по ходу нынешнего экономического кризиса все крупные государства решительно вмешались в экономику. Однако, если проанализировать суть и направления их вмешательств, выяснится, что их меры были направлены не столько на стимулирование бизнеса, сколько на решение возникающих социальных проблем. В том числе и через стимулирование бизнеса. Небольшие государства таких возможностей были лишены, и их вмешательство в экономику минимально.

В Беларуси так и не решена оказалась задача трансформации госпредприятий в бизнес с участием госкапитала. А возникший частный бизнес слаб. Как слаба и финансовая система, заведомо не способная быть источником капитала.

Задрав планку необходимых для государства расходов намного выше возможностей экономики, не обеспечив в государстве возможности для капитала развиваться ни структурой, ни институционально, в условиях кризиса правительство вынуждено идти либо на кардинальное сокращение госрасходов, либо на столь же кардинальное сокращение уровня потребления населения. И чем дольше оттягиваются необходимые реформы, чем дальше развивается наш кризис, тем большего сокращения потребуют и госрасходы, и доходы населения.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции