Звезда полей

Источник материала:

19 января – годовщина со дня смерти Николая Рубцова

Одноименное стихотворение встречается не у одного талантливого русского поэта второй половины ХХ века из поколения «детей войны». Название «Звезда полей» словно просилось в поэтическую традицию. И осталось навсегда закрепленным за Николаем Рубцовым.

Звезда полей! В минуты
потрясений
Я вспоминал, как тихо
за селом
Она горит над золотом
осенним,
Она горит над зимним
серебром.

Тихое стихотворение «тихого лирика» прозвучало на всю Россию. Великой любовью автора строк: «За все добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью». Тихое чувство Рубцова содержит корневую мощь, вскормившую великого поэта, которого при жизни никто не думал называть великим. Бесприютного сироту, лишь в миг смерти обретшего собственную прописку.

Но только там,
над родственным пределом,
Она восходит ярче и полней.
И счастлив я, пока
на свете белом
Еще горит звезда моих полей.

Первая тоненькая книга «Звезда полей», выпущенная «Совписом» словно «из милости», нещадно редактировалась. Вылетело и «над родственным пределом». Правка повторяется во всех посмертных изданиях, хотя сам Рубцов от руки восстанавливал строку. Cтроки эти поистине несут вселенский смысл. Тот смысл, что во всей силе запечатлен в рубцовском:

Россия, Русь! Храни себя,
храни…

Именно это стихотворение было подхвачено, поднято на щит приверженцами и учителями Рубцова. Николай Михайлович действительно был одарен пророческим чутьем, присущим истинному поэту. «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто». Тревожное, оно исходило из животворного, пронизанного надеждой света. Продиктовавшего Рубцову строки:

В потемневших лучах
горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то божье
в земной красоте.

В «Ферапонтове монастыре» поэт вспоминает историю, со-творяя ее вновь с духовными деятелями родной земли.

Призвание поэта Николай Рубцов видел в возрождении национальной души, порушенной потрясением основ, сиротством войн и революций, разрушением семьи, родовой памяти. Совесть, доброту, бескорыстную отзывчивость он черпал в «тихой», незаметной, обезлюдевшей деревенской жизни. Хотя сам уже был навсегда оторван от культуры деревни.

Родился он в поселке Емецк на Северной Двине. Свою биографию, во многом типичную для военных лет, поэт рисует в стихах.

Мать умерла. Отец ушел
на фронт...
Я смутно помню
позднюю реку,
Огни на ней, и скрип,
и плеск парома,
И крик: «Скорей!»
Потом раскаты грома
И дождь… Потом…
детдом на берегу.

Так Николай Михайлович обрел свою родину – «деревню Николу». Там он впоследствии женился, стал отцом, создавал дивные картины слияния эпохи, человеческих страстей и вечных явлений природы. Кстати, его отец вернулся с фронта, нашелся и брат, но семья не воссоединилась. Окончив Никольскую школу и лесотехнический техникум, детдомовец Рубцов начал годы странствий, плавал на рыболовецком судне, в армии служил на флоте. В Литературный институт он приехал из ленинградского заводского общежития. Главную же творческую смелость поэт обрел в Москве, в 60-е годы особенно богатой литературными направлениями, художественными идеями, учителями. И, как в заветный для души уголок, уехал в свою «Николу», на Русский Север – «мыслить и страдать» (Пушкин), будучи членом Союза писателей, чья слава уже разливалась по стране.

Москва нередко «била с носка» поэта и в то же время признала его как столичного автора. Были друзья и враги, были ошибки, которых ему не прощали. Было чувство одиночества, была благодарная отзывчивость на привет. Только не было злобы, зависти к чужому благополучию. Николай Рубцов всегда умел извлекать из природы все ее чудеса, жизнестойкость в самом беззащитном в природе – ее цветах, траве, птицах и мелком зверье, во всем, что спасало и его душу как душу народную. Вот поэт со всем селом провожает отлет журавлей, без которых «сиротеет душа и природа, оттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их». Или пишет про встречу с зайцем: «Думал, горестно вздыхая, что друзей-то у него, кроме дедушки Мазая, не осталось никого». Из рубцовских стихов можно составить увлекательную детскую книгу. Его стихи зазвучали песнями как профессиональных композиторов, так и бардовских исполнителей. Но все случилось уже после смерти поэта, чьим звонким завещанием стали исповедальные строки: «Замерзают мои георгины…»

Пролетели мои самолеты,
Просвистели мои поезда,
Прогудели мои пароходы,
Проскрипели телеги мои,
Я пришел к тебе в дни непогоды,
Так изволь хоть водой напои!

Стихотворение названо «Посвящение другу», но размах его несравненно шире. Это посвящение родине с признанием ей в вечной любви:

Но люблю тебя в дни непогоды
И желаю тебе навсегда,
Чтоб гудели твои пароходы,
Чтоб свистели твои поезда!

Николай Михайлович погиб, унеся с собой замыслы и планы, эпически и исторически грандиозные, как замысел поэмы о мировом нашествии Чингисхана. Прервался и поток его лирики. Но из его стихов, как из заветных зерен, прорастать и прорастать грядущей русской поэзии.