«Освобождение Минска»: тайна двух картин

 Даже сегодня, когда оно заняло достойное место в постоянной экспозиции Национального художественного музея, а обсуждать американского художника Бирка, несколько лет назад нагло переписавшего самый знаменитый холст Волкова, всем надоело. Нет–нет да и всплывет давняя молва о том, что изначально автор писал вовсе и не советские танки, что где–то есть вторая картина... Возможно, свежие архивные находки искусствоведа Надежды Усовой положат конец всем слухам и домыслам, пишет sb.by

 

«Верится с трудом, надо искать договор на эту вторую картину», — так отвечала Надежда Михайловна на вопросы о вероятности существования еще одного полотна Валентина Волкова на ту же тему. Теперь у нее есть убедительные аргументы, чтобы продолжить разговор:

— Казалось бы, зачем Волкову писать еще одну такую же картину для Дома правительства? Но документы, хранящиеся в нашем музейном архиве и Белгосархиве литературы и искусства, которые по каким–то причинам не были внимательно прочитаны ранее, вносят ясность в эту историю.

В стенограмме обсуждения произведения Валентина Волкова на декадной выставке в Москве в 1955 году зафиксированы факты, которые сообщает сам художник: «Я начал работать над этой картиной потому, что встречал наши войска, я так много пережил, и это самое потрясающее переживание и впечатление всей моей жизни, избавление нас, обреченных, от, может быть, лютой смерти...»

Писать «Освобождение Минска» он начал сразу, еще в 1944–м. Договор же на картину для Дома правительства был заключен с ним в марте 1945 года. Волкову определили гонорар в 100 тысяч дореформенных рублей (сумма, к слову, довольно скромная — за холсты примерно такого же размера московским художникам платили 250 тысяч). Предполагалось, что деньги будут выплачиваться частями. Но Волков увлекся — к каждой фигуре он делал десятки набросков, создавал множество пейзажных рисунков. В итоге сорвал все оговоренные сроки, и выплаты прекратились. На него посыпались жалобы. Шумиха дошла до Пантелеймона Пономаренко, в то время первого секретаря ЦК ВКП(б). Пономаренко пришел в мастерскую, увидел размах картины и распорядился продлить договор. Но с деньгами в послевоенной Белоруссии было туго. И с Волковым заключили еще один договор — на повторение этой картины для Московского комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, гонорар за которую позволил ему завершить работу над первым вариантом.

— Не исключено, хотя после войны он прошел через фильтрационную комиссию, доказав, что ни в чем порочащем замешан не был. А потом за неделю выполнил огромное панно для партизанского парада, подтвердив свой профессионализм. Однако последовал донос на его дочерей от второго брака, Ирину и Нину, барышень чрезвычайно образованных, знавших языки и также оставшихся в оккупированном городе. Их обвинили в сотрудничестве с врагом, сослали в Сибирь, где Нина умерла. Ирина же в 1950–х вернулась в Минск и, вступив в наследство после смерти вдовы Валентина Волкова в 1967 году, забрала из музея все его картины, переданные на хранение из мастерской. И распродала.

 

— Нет, прав на нее у Ирины не было. В обнаруженной мною доверенности управления домами Совмина от 24 декабря 1964 года, подписанной главным хранителем нашего музея Александром Соколовым и представителем художественного фонда неким Альтшулером (без инициалов), зафиксировано, что музей передает управлению незавершенное произведение Валентина Волкова под названием «Освобождение Минска» на рулоне. Где хранится эта картина сейчас, неизвестно. В Совете Министров ответили, что у них ее нет. Возможно, лежит в неком хранилище в Москве, поскольку заказывал ее Московский комитет по делам искусств. Интересует ли она нас? Вряд ли. Ведь это всего лишь реплика оригинального полотна, для работы над которой Волков нанимал помощников (есть документальные свидетельства и об этом). Картина, ставшая только поводом получить деньги для завершения первоначального замысла.

— Впервые произведение «Минск 3 июля 1944 года» демонстрировалось на республиканской выставке в 1953 году, где произвело огромное впечатление на публику — для нее это была еще живая история. Но в профессиональных кругах — что в Минске, что в Москве — картину было принято критиковать. Отчасти, возможно, в силу всего того, что предшествовало ее созданию. После декадной выставки только минский скульптор Заир Азгур и московский художник Евгений Кацман высказали мнение, что это полотно войдет во все белорусские хрестоматии и его стоило бы перенести в «Третьяковку». Что Волков создал картину на все времена. Сегодня с этим никто не стал бы спорить.