В отличие от Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, твердо обещавшего советским людям жизнь при коммунизме, Генеральный секретарь ЦК КПК (и по совместительству президент КНР) Ху Цзиньтао обещает китайцам не коммунизм, а сяокан — среднезажиточное общество. Эта светлая цель китайцам куда понятнее и, похоже, значительно достижимее. Именно с такими лозунгами — прагматичными и на удивление далекими от идеологии — Коммунистическая партия Китая встречает свое 90–летие. В газетах и по телевизору, конечно, говорят, про «славный путь», «глобальное значение» и «всесильное учение», но любой здравомыслящий и непредвзятый наблюдатель невольно задается вопросом: а имеет ли коммунистическая идеология отношение к китайским экономическим успехам последних лет? Попробуем разобраться.
Любой китайский коммунист без запинки ответит на вопрос об основах идеологии: в основе всего, скажет он вам, лежит марксизм–ленинизм, теория Мао Цзэдуна, учение Дэн Сяопина, важное учение о трех представительствах Цзян Цзэминя и... после короткой паузы добавит: концепция научного развития Ху Цзиньтао. Это означает, что каждое поколение китайских руководителей (Мао, Дэн, Цзян и Ху) оставило свой след и в уставе КПК, и в Конституции страны (потому что основы четко прописаны и там). Об этом не принято говорить вслух, но все знают, что в следующем году пройдет очередной, 18-й, съезд КПК. На нем будет избран новый Генеральный секретарь партии (и имя его, в принципе, известно, но мы не станем опережать события), который в 2013 году встанет во главе страны. Это будет пятое поколение руководителей Китая, которое тоже захочет оставить свой след в идеологии, — что хотите: традиции...
За 90 лет китайская компартия, говоря правильным идеологическим языком, прошла действительно славный путь: от горстки в 50 человек до целой армии более 80 млн. членов (это самая большая партия в мире), от революционной, борющейся за власть, до партии правящей, а значит, несущей ответственность за все, что происходит в стране. То есть не только за экономический подъем, но и за сопровождающую его коррупцию, имеющееся де–факто неравенство, конфликты на социальной и национальной почве. Сила компартии Китая в том, что она не боится обсуждать накопившиеся в обществе проблемы. Слабость — в том, что она обсуждает их за дверями партийных школ, не вынося на широкую общественную дискуссию.
Главный герой китайской истории — по–прежнему Мао Цзэдун. Его портреты, бюсты и статуи повсюду: не только в начальственных кабинетах, но и в домах простых китайцев. История Культурной революции, во время которой пострадали миллионы, не то чтобы замалчивается — о ней просто не слишком говорят.
«Отложить спорный вопрос в сторону» — один из методов великого реформатора Дэн Сяопина (кстати, он никогда не занимал пост генерального секретаря партии). Дабы избежать национального раскола (похожего на тот, который мы пережили в конце 1980–х — начале 1990–х гг.), он не стал развенчивать культ личности Мао, заявив, что тот был «на семь частей хорош, на три — плох». Тема до сих пор настолько сложная, что у КПК ушло 16 лет на подготовку второго (1949 — 1978 гг.) тома партийной истории. Через четыре месяца после публикации продано более миллиона экземпляров этого ставшего воистину народным бестселлера — и то, что партия начинает говорить о самых чувствительных моментах своей истории, многие в стране воспринимают как хороший знак и серьезный шаг вперед.
Нам свойственно думать, что в Китае царит всеобщий «одобрямс» и что народ и партия здесь едины не только в лозунгах, но и на деле. Это не совсем так. Я неоднократно слышала, как знакомые китайцы ругают партию и правительство, а те, что помоложе, возмущаются тем, что их мнение никого на самом деле не интересует: «Нам просто говорят: это ваш новый руководитель, вчера был Цзянь Цзэминь, сегодня Ху Цзиньтао, завтра будет еще кто–то, мы их не знаем, мы их не выбираем, и это неправильно. Выборы должны быть». Люди выходят на площади, чтобы выразить протест — правда, не по поводу отсутствия выборов, а по другим, более приземленным причинам: незаконным захватам земель, принудительному отселению из домов... Число серьезных социальных (пусть и локальных) конфликтов в стране растет с такой угрожающей скоростью, что в этом году впервые расходы бюджета на обеспечение внутренней безопасности достигли 95 млрд. долларов США, превысив ассигнования на нужды обороны (91,5 млрд. долларов).
Когда Китай придет к прямым выборам — неизвестно. Пока реально выбирают только руководителей сельсоветов. Но партия, как водится, начинает перестройку с себя — стали выбирать руководителей партийных комитетов. Кстати, отсутствие выборов — один из уроков, усвоенных после распада Советского Союза: после того как у нас начали проходить реальные выборы в законодательные органы, страны не стало. Понятно, что «после того — не значит по причине того», но китайские руководители хотят обезопасить себя от любых случайностей.
В Академии управления ЦК КПК в другом славном революционной историей городе Цзинганшань, узнав, что я родилась в СССР и родители мои были коммунистами, на меня посмотрели сначала с отеческой улыбкой («все–таки немного наша»), а потом с легким ощущением превосходства («мы–то не развалимся»). И рассказали, что такое социализм с китайской спецификой — тот, который в КНР практически построили, идеи которого взяли на вооружение в соседнем и тоже возглавляемом коммунистами Вьетнаме (их «дой мой» — обновление, как раз об этом) и к которому все более внимательно присматриваются — страшно выговорить! — в Северной Корее.
Дэн Сяопин начал реформы с вдохновившего многих заявления о том, что «бедность — это не социализм». Неделю назад в городе Наньчане, куда Дэна во время Культурной революции сослали работать в мастерской на тракторном заводе (а было ему в ту пору 65 лет) и куда теперь водят экскурсии, китайская коллега спросила у меня о том, что такое ревизионизм. Вспомнив университетский курс по истории демократических движений, я сказала, что, на мой личный взгляд, Дэн Сяопин действительно был ревизионистом, поскольку подверг ревизии положения классического марксизма и маоизма — отказался от горячо поддерживаемой Мао теории классовой борьбы («не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей») и даже согласился с возможным неравенством («некоторые разбогатеют раньше других»). Он призывал компартию «идти в ногу со временем» — так и родился социализм с китайской спецификой.
Вице–президент Академии управления ЦК КПК Чжоу Цзиньтан говорит, что главное — это «построение социалистического государства, в котором главенствуют честность, справедливость и всеобщее процветание». Способ производства, который используется для достижения этих целей, и даже — вот она, жуткая с точки зрения классического марксизма–ленинизма крамола! — форма собственности (государственная или частная) не так важны. Ведь частные предприниматели, оказывается, тоже могут быть коммунистами. Согласно «важной идеи трех представительств» членом компартии может быть каждый, кто представляет передовые производительные силы. Частник бывает не менее передовым, чем руководитель госпредприятия — по крайней мере, в этом убеждены китайские коммунисты, и именно на этом убеждении они строят сейчас — и успешно! — свою экономику.
Другой нюанс, который позволяет говорить не просто о том, что КПК «идет в ногу со временем», но даже меняет свою природу — заявление о том, что КПК — «авангард китайской нации». Это еще один существенный отход от классического марксизма и знак того, что компартия твердо стоит на пути превращения в национальную партию, объединенную для борьбы за лучшее место для Китая под мировым солнцем. А вот за это готовы побороться не только те 80 млн. китайцев, которые уже вступили в ряды компартии, но и куда более широкие народные массы — если уж мы пользуемся идеологическими терминами.
...Хочется дожить до столетия КПК и посмотреть, насколько кардинально она к тому времени изменится.
В отличие от Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, твердо обещавшего советским людям жизнь при коммунизме, Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Цзиньтао обещает...
Главная
Гороскопы
