«Доверие милиции априори выше». Как работают адвокаты в Беларуси, рассказывает председатель коллегии

Источник материала:

В Беларуси предвыборная кампания — горячая пора не только для политиков, но и для адвокатов. Задержаны десятки оппонентов власти, в том числе главный конкурент Лукашенко экс-банкир Виктор Бабарико. Более ста адвокатов подписали обращение о том, что в Беларуси нарушается право на защиту. Сами адвокаты тоже под ударом, случаи, когда защитников лишали права на работу и даже заводили в отношении них уголовные дела, в Беларуси уже были. Мы встретились с председателем Белорусской республиканской коллегии адвокатов, сенатором Виктором Чайчицем, чтобы узнать, что он думает о происходящем и готово ли адвокатское сообщество после выборов защищать своих же коллег.

«Если бы все работали законно, адвокаты были бы не нужны»

— Виктор Иванович, что вы думаете о происходящем сейчас в Беларуси? Каждую неделю задерживают оппонентов власти, блогеров, проводят у них обыски.

— Я считаю, ничего страшного не происходит. Кто-то имеет свое мнение, но кто-то и нарушает закон — это обычная практика, особенно в ходе предвыборной кампании. Самое важное, чтобы все вопросы решались в правовом поле. Но так происходит не всегда, в том числе со стороны отдельных сотрудников правоохранительных органов. Если какой-то сержант не прав, его действия всегда можно обжаловать, и если начальник или суд установит, что он допустил нарушение, к нему однозначно должны быть приняты меры воздействия. При этом нельзя сказать, что плохо работает вся система. Если гражданин не прав, его действия тоже надо пресекать. Права одного человека заканчиваются, когда его действия нарушают права другого. Сказать, что в стране критическая, неуправляемая ситуация, — этого даже близко нет.

— Сто один адвокат подписал открытое обращение о том, что нарушается конституционное право на защиту. На моей памяти не было раньше таких заявлений.

— Каждый факт нужно проверять, что мы и сделали — попросили адвокатов указать, при каких обстоятельствах было нарушение и что они как защитники сделали, чтобы решить вопрос. Нужно разобраться, чтобы мы могли пойти и к генеральному прокурору, и, если надо, в суд. 90% сказали, что у них никаких нарушений не было, подписались за компанию. Мы на каждой конференции рассказываем, что должен сделать адвокат, если нарушают его права, как нужно обжаловать нарушения. В начале этого года собирали мнения, с какими проблемами сталкиваются коллеги. Приведу пример. Оперативник не допустил адвоката к допросу свидетеля, это грубое нарушение УПК. Что сделал свидетель? Заявил, что, если с ним не будет адвоката, он не скажет ни слова. Адвокат также обратил внимание на нарушение. Оперативник посоветовался со своим руководителем, и буквально за несколько минут вопрос решился — адвоката допустили на допрос. Часто проблему можно решить на месте в рамках действующего законодательства.

— Но ведь так не должно быть. Почему человек должен добиваться того, на что у него есть право?

— Много чего не должно быть. Но если один оперативник допустил нарушение, это не говорит о том, что плохо работают все правоохранительные органы. Если бы все работали правильно и законно, то и адвокаты были бы не нужны. У каждого свои задачи. Адвокаты должны быть готовы к нарушениям со стороны отдельных нерадивых сотрудников и должны защитить интересы гражданина всеми законными способами.

— Виктор Иванович, но ведь это не сегодня началось — к Бабарико не пустили адвоката. Эта проблема длится много лет, адвокаты с пяти утра стоят в очередях у СИЗО КГБ, чтобы попасть к своим клиентам.

— То, что этой проблеме много лет, нам известно. В СИЗО КГБ действительно не всегда легко попасть к клиенту, это связано с тем, что не хватает помещений для встреч. Когда были задержания многих людей, мы обращались, и не один раз, к председателю КГБ, просили, чтобы вопрос разрешился. Я лично по этому вопросу был на приеме у председателя, на приеме у начальника СИЗО. Мы со своей стороны предлагали председателю КГБ организовать посещение клиентов адвокатами по графику, чтобы у каждого было по два часа на общение. Но председатель с точки зрения теории ответил правильно: в соответствии с Конституцией, УПК адвокат имеет право разговаривать с клиентом без ограничений, в любое время, поэтому нельзя установить график. Мы были готовы взять на себя ответственность за это формальное нарушение, готовы были провести работу среди адвокатов, чтобы решить проблему. Но в КГБ пока на это не пошли. Вопросы с посещением обвиняемых в СИЗО КГБ периодически то возникают, то разрешаются — все зависит от количества задержанных. Проблема нехватки мест для встреч с адвокатами существует не только в Беларуси, она есть во многих странах. В Москве, например, адвокатское сообщество обратилось с предложением за собственные деньги сделать следственные кабинеты, чтобы адвокату было проще попасть к клиенту. Мы со своей стороны сделали все возможное, заставить мы не можем, обращения написали куда только можно.

Точно так же, когда мы получили информацию, что одного из адвокатов не пускают в Центр изоляции правонарушителей, обратились к начальнику ГУВД Мингорисполкома, попросили отреагировать. Буквально на следующий день из ГУВД сообщили, что начальник выехал в ЦИП, вопрос был решен. Я со всей ответственностью заявляю: ни одного случая нет и не будет, чтобы адвокаты обратились с каким-то вопросом в БРКА, а мы не приняли меры.

— Расскажите, какие были приняты меры после того, как адвокатов Александра Пыльченко и Дмитрия Лаевского не пустили в ДФР на допрос Виктора Бабарико. Вы говорили об этом с генпрокурором?

— Если вы думаете, что я запросто могу позвонить генпрокурору по каждому вопросу, то это далеко не так. Нужно понимать, как адвокат должен действовать, когда принял на себя защиту. Первое — проинформировать об этом орган, ведущий уголовный процесс. Адвокаты Пыльченко и Лаевский сделали это немедленно, это правильно. Если их не допускали, нужно было не в дверь ломиться, а прийти в коллегию, чтобы вместе добиваться законности и справедливости в той же Генеральной прокуратуре. Мы поставили вопрос перед председателем КГБ о том, что в СИЗО не пускают защитников. Перед генеральным прокурором мы вопрос не ставили, поскольку сами адвокаты туда уже обратились, и заместитель генпрокурора заявил, что с этим вопросом разбираются.

— А перед органом дознания, ДФР КГК, вы ставили вопрос? Ведь именно они не пустили адвокатов.

— Все эти вопросы, прежде всего, решали адвокаты со своими клиентами. У нас на тот момент не было от них просьбы, чтобы мы обратились в орган дознания.

Почему адвокаты должны молчать, а для силовиков нет тайны следствия

— Еще один болезненный вопрос хочу затронуть — подписка о неразглашении. Проблема тоже давняя, но в связи с делом Белгазпромбанка и делом Тихановского она обострилась. Как вы смотрите на практику, которая у нас сложилась?

— Мы об этой проблеме знаем, но не всегда нужно обо всем публично говорить, все зависит еще и от желания клиента, в отдельных случаях убедительнее спорить процессуально. Действительно, в нашем законодательстве четко не урегулировано, что можно считать тайной предварительного расследования, и каждый толкует это по-своему. Порой доходит до абсурда: адвокату запрещают рассказать родственникам не только по каким статьям обвиняется человек, но даже то, что продлен срок содержания под стражей. Иногда с одного защитника берут подписку, а с другого не берут, — и это тоже проблема. На все эти моменты мы обращаем внимание постоянно, выступая на конференциях, обсуждая эти вопросы в рамках рабочих групп и круглых столов с участием правоохранительных органов. Несколько месяцев назад мы письменно обратились в Следственный комитет, в настоящее время обратились в Генеральную прокуратуру. И я знаю, что данный вопрос сейчас там активно обсуждают, потому что случаи недовольства по этой проблеме со стороны граждан и адвокатов участились. Сейчас мы анализируем сложившуюся практику и планируем дополнительно обратиться в Конституционный суд с предложением рассмотреть вопрос, есть ли в действующем законодательстве правовая неопределенность на предмет того, что относится к тайне следствия.

— Виктор Бабарико и другие фигуранты дела Белгазпромбанка под стражей, заявить свою позицию публично они не могут. С адвокатов взяли подписку о неразглашении — они тоже должны молчать. Тем временем КГК, Генпрокуратура через государственные СМИ «обличают» фигурантов, невзирая ни на какую тайну следствия. Как вы оцениваете это?

— Как поступают отдельные следователи, я комментировать не могу.

— Виктор Иванович, это не отдельные следователи, это председатель Комитета госконтроля и Генеральный прокурор — высшие должностные лица.

— Этот вопрос нужно задавать им, у них прав больше. Я могу лишь привести норму из Уголовно-процессуального кодекса: данные предварительного следствия или дознания не подлежат разглашению. Они могут быть преданы гласности лишь с разрешения следователя, лица, производящего дознание, и только в том объеме, в каком ими будет признано это возможным, если разглашение не противоречит интересам предварительного расследования и не связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного процесса.

— А Белорусская республиканская коллегия адвокатов не хотела бы обратить внимание КГБ, КГК, Генпрокуратуры, что сложившаяся ситуация нарушает принцип состязательности сторон? Потому что одной стороне закрывают рот, а у другой нет никаких ограничений.

— Поймите, нигде в мире адвокат не выше, чем прокурор или следователь, потому что считается, что они защищают интересы государства. Каждый участник процесса хочет, чтобы у него было больше прав. Но есть норма в УПК: следователь решает, что и в каком объеме можно разгласить, он принимает решение по своему усмотрению. Повторюсь: мы неоднократно обращались с предложением, чтобы было конкретизировано понятие данных предварительного следствия, которые не подлежат разглашению. Мы реагируем на все обращения адвокатов. К примеру, с нашей помощью решен вопрос, чтобы свидетель в уголовном процессе получил право на помощь адвоката. Добились, чтобы в приказном производстве заинтересованные лица имели право на обжалование. Добились, чтобы граждане, отбывающие наказание не в местах лишения свободы, но с ограничениями, в случае, если к ним применяется дисциплинарное взыскание, могли обжаловать это в суде, потому что за три взыскания человека могут признать злостным нарушителем и ужесточить наказание, да и само вступление адвокатов в уголовный процесс в качестве защитника упростилось по инициативе Белорусской республиканской коллегии адвокатов. Есть, конечно, много других полезных инициатив по совершенствованию законодательства. Хочу обратить внимание, что все наши предложения исключительно в интересах граждан и направлены на упрощение процесса с учетом мирового опыта, что, мой взгляд, соответствует и интересам правоохранительных органов. Сейчас добиваемся, чтобы на запрос адвоката были обязаны отвечать, как отвечают на запросы правоохранительных органов. Нельзя сказать, что у наших адвокатов тепличные условия, но условия и не хуже, чем во многих других странах. Проблема в том, что не все наши адвокаты объективно это оценивают. Но здесь хочу упрекнуть себя и представителей органов адвокатского самоуправления в том, что, если адвокаты этого не знают, то это наша вина, что мы их своевременно об этом не проинформировали. Хотя, конечно же, и адвокаты должны самостоятельно интересоваться жизнью адвокатуры, и все есть в открытом доступе.

Адвокаты работают в атмосфере страха?

— Есть мнение, что белорусские адвокаты работают в атмосфере страха.

— Я не согласен с этим. Кто и чего боится? Пусть придут и скажут, будем разбираться и помогать адвокату по каждому случаю.

— Давайте вспомним, что было после дела «Плошча-2010», дела «Белого легиона». Некоторые адвокаты лишились работы. Когда об этом знаешь, наверное, лишний раз подумаешь: а надо ли обжаловать каждое нарушение, надо ли защищать оппонентов власти, надо ли говорить со СМИ?

— Если адвокат действует в строгом соответствии с законом, правилами профессиональной этики, бояться ему нечего, коллегия ему всегда поможет. Приведу пример. Когда я еще был председателем Минской областной коллегии адвокатов, у нас работал человек, который сейчас не работает адвокатом, но часто нелицеприятно выражается в адрес органов адвокатского самоуправления и адвокатуры в целом, забыв при этом, что именно адвокаты, органы адвокатского самоуправления и я лично защитили его от необоснованного привлечения к ответственности. Убежден, что и сейчас органы адвокатского самоуправления будут защищать адвокатов всеми законными способами, если адвокат исполняет свои профессиональные обязанности в строгом соответствии с законодательством. Но если адвокат решил заниматься политикой, это другое. Отдельным адвокатам нужно было, чтобы их исключили, были и такие случаи.

«Белорусский власти используют серию репрессивных мер в отношении адвокатов, представляющих в судах интересы лидеров протестных движений и манифестантов. В сентябре 2017 года восемь из 16 адвокатов, представляющих фигурантов по делу „Белого легиона“ вынуждены были пройти внеочередную аттестацию, являющуюся своего рода устным экзаменом перед Квалификационной комиссией, формируемой Минюстом. Цель — давление на адвокатов и их преследование в связи с их деятельностью по защите основных свобод» (из доклада «Беларусь: контроль над адвокатами — угроза правам человека», подготовленного в 2018 году Международной федерацией за права человека, Всемирной организацией против пыток).

В 2011 году, после дела «Плошчы-2010», Минюст в ответ на критику международных правозащитников указывал, что «некоторые адвокаты, злоупотребляя своим правом на защиту, в искаженном виде подают информацию о ходе следствия, состоянии здоровья подзащитных и условиях их содержания, тенденциозно подают информацию о работе правоохранительных органов».

— Как вы считаете, была ли обоснована внеочередная аттестация 8 из 16 адвокатов, которые работали по делу «Белого легиона»? Отмечу, что часть из них за несколько месяцев до того уже были аттестованы. Адвокат Анна Бахтина в итоге лишилась работы.

— Бахтина лишилась работы не из-за «Белого легиона», а потому что не смогла ответить ни на один, даже самый простой, вопрос. Квалификационная комиссия по вопросам адвокатской деятельности имеет право проверять профессиональную подготовку адвокатов.

«Во время проверки, которую проводил Минюст, были отмечены технические нарушения при заполнении договоров с клиентами, поэтому я была вызвана на внеочередную аттестации, — рассказывала Анна Бахтина, которая в свое время защищала журналистку Ирину Халип, блогера Эдуарда Пальчиса, фигуранта дела „Белый легион“ Мирослава Лозовского. — Мне задавали вопросы о новых нормативных актах, которые недавно вступили в силу. Не думаю, что адвокат, чтобы практиковать свою профессию, должен уметь наизусть излагать законы, особенно если они не относятся к его специальности. Он должен знать, как применять законы для защиты своих клиентов. В течение моей 25-летней адвокатской карьеры я не подвергалась дисциплинарным наказаниям, ни один из моих клиентов никогда не подавал на меня жалобу».

— Человек, который отработал 13 лет в прокуратуре и 25 лет в адвокатуре, не знал законов?

— К большому сожалению, бывает и такое, когда адвокат перестает над собой работать. Я не знаю подробностей по делу «Белого легиона», но ни один адвокат не пострадал, не лишился работы из-за того, что он кого-то защищал. Бахтина, я настаиваю, потеряла лицензию не из-за этого дела. Решение принимала квалификационная комиссия по вопросам адвокатской деятельности. Законодательство не просто разрешает, а даже требует, чтобы адвокаты постоянно работали над повышением своего профессионального уровня. И нельзя сказать, что все адвокаты это постоянно делают.

Адвокат Вера Орешко была защитником главного инженера МЗКТ Андрея Головача, который более четырех лет провел в СИЗО по обвинению в коррупции, в итоге был дважды оправдан. В отношении Орешко, адвоката более чем с 20-летним стажем, завели дело прямо во время судебного разбирательства по делу Головача — по факту разглашение данных предварительного следствия (ст. 407 УК) и незаконного хранения пистолета 1938 года выпуска (ст. 295 УК), через месяц дело прекратили — нет состава преступления.

В 2011 году по инициативе КГБ было заведено уголовное дело за подделку документов (ст. 380 УК, нарушение обнаружили в процедуре заключения договоров с клиентами) в отношении адвокатов Татьяны Агеевой, которая защищала журналистку Ирину Халип, и Олега Агеева, который защищал кандидата в президенты Алеся Михалевича. Суд приговорил обвиняемых к штрафу, позже в отношении Татьяны Агеевой обвинительный приговор был отменен. Оба адвоката были лишены лицензии и права на работу адвокатом.

— Давайте обсудим дело адвоката Веры Орешко. Это тоже выглядело, как преследование за профессиональную деятельность.

— Как только в отношении Веры Геннадьевны возбудили дело, я выступил с заявлением: «Мы знаем ее как профессионала высокого уровня и будем ее защищать». Этот вопрос мы обсуждали и с Генпрокуратурой, и со Следственным комитетом, в том числе по вопросу тайны следствия. Мы сделали все, что могли, на тот момент. И думаю, что у Веры Геннадьевны претензий к коллегии нет.

— Будете ли вы так же защищать других адвокатов, которые сегодня работают по резонансным делам, если они столкнуться с таким же преследованием?

— Не было и не будет ни одного случая, чтобы адвокат к нам обратился, а мы его не защитили. Мы будем защищать каждого адвоката. Но от них мы требуем, чтобы они работали профессионально, в строгом соответствии с законом, не давали поводов, чтобы их в чем-либо упрекнули. Надо понимать: мы как адвокаты ищем, скажем так, неправильно расставленные запятые у следователя. Но и следователь ищет неправильные действия со стороны адвоката.

— В своих выступлениях вы часто подчеркиваете, что адвокат должен быть вне политики. Можете пояснить, что вы имеете в виду? Ведь вы сами являетесь политиком как депутат верхней палаты парламента. И среди адвокатов есть члены политических партий.

— Я являюсь членом Совета Республики не на профессиональной основе (члены Советы Республики, в отличие от депутатов Палаты Представителей, не получают зарплату за работу в парламенте, могут заниматься основной деятельностью — Прим. TUT.BY), представляю интересы определенной группы людей, и, конечно, не могу быть вне политики, как впрочем невозможно быть полностью вне политики любому человеку. Но для адвоката недопустимо ставить политические амбиции выше адвокатской деятельности.

— По Минску средняя ставка за помощь адвоката по уголовному делу — 300 рублей за один день. На ваш взгляд, насколько это подъемная сумма для простых граждан?

— Я считаю, что подъемная. Если люди не обращаются к адвокату, они теряют гораздо больше, и таких примеров предостаточно. Есть такая фраза «чтобы ваша хата не знала ни врача, ни адвоката». Наши люди уже поняли, что лучше своевременно обратиться за медицинской помощью. Надеюсь, что точно так же будет и с адвокатской помощью. Например, в Германии гражданин не может просто так попасть на прием к высшему должностному лицу, его позиция должна быть обоснована, грамотно сформулирована, и здесь без помощи специалиста не обойтись.

Средняя зарплата адвокатов по Минску в лучшие времена составляла 2,5 тысячи рублей. Сейчас у большинства адвокатов она гораздо ниже — упала обращаемость. Многое зависит от квалификации, активности адвоката. В регионах гонорар несопоставимо меньше. Когда адвокат работает по назначению, ему из местного бюджета платят около 30 рублей в день, за месяц может рублей 600 выходить при условии ежедневного участия в процессах. А в регионах порядка 70% дел, в которых участвует адвокат, это уголовные дела «по назначению». И мы сейчас стараемся поддержать коллег в регионах, из фонда развития адвокатуры. Дотаций от государства мы не получаем.

«Когда под окнами дома устраивают шествия, кому это нравится?»

— После июньских акций протеста вы заявляли в СМИ, что такие массовые акции недопустимы, поскольку нарушают закон, мешают спокойствию граждан. Граждане обращались к вам с жалобами? Кому-то мешали люди, которые стояли в очередях?

— Жалобы можно было заметить даже во время съемок во время акций — и в СМИ, и в соцсетях. Конечно же, это нарушение, когда под окнами дома устраивают шествия, шумят, кричат, кому это нравится?

— Кому нравится, что под окнами ездят танки? Но они все равно ездят.

— Здесь ситуация иная: о проведении парада принято законное решение. Это не митинг, это парад. Государство отражает волю большинства. А несанкционированные массовые мероприятия нарушают права других людей, и я всегда буду стоять на этой позиции.

— Как вы относитесь к сложившейся практике безусловного доверия сотрудникам милиции, когда они дают показания в суде? Даже если такие свидетели не помнят, как выглядел задержанный, где он находился.

— Презумпция доверия сотрудникам, которые стоят на страже закона, априори выше, и так в любом государстве, потому что сотрудник защищает правопорядок. При этом случаи, когда правоохранители неправы, тоже бывают. И в моей практике такое было. Нужно разбираться в каждом отдельном случае, на то и существует суд, он устанавливает истину по делу.

Как решают, кого помилует президент

— Доля оправдательных приговоров в Беларуси — 0,3%, за последний год увеличилась на 0,1 процентного пункта. На ваш взгляд, такие цифры соответствуют реальной ситуации?

— То, что оправдательных приговоров стало больше, меня как адвоката, безусловно, радует. То, что в целом оправданий мало, — вопрос неоднозначный. С одной стороны, мы нацеливаем адвокатов на то, что они должны на каждой стадии процесса добиваться законности. С другой стороны, если оправдательных приговоров мало, но много дел прекращено на стадии предварительного следствия, это же хорошо. Зачем направлять дело в суд, если изначально видно, что нет оснований для уголовного преследования.

— В Беларуси более 38 тысяч осужденных. Как вы считаете, это соответствует криминальной обстановке в стране?

— Я считаю, у нас довольно спокойная ситуация, нет криминальных группировок, люди уверены в безопасности. И в этом большая заслуга государства. Я помню лихие 90-е, люди на улицу боялись выйти, а сколько убийств было на трассе Брест-Москва! Навели порядок в этом вопросе. Я как адвокат выступаю в целом за смягчение наказания. Предлагал убрать или максимально снизить нижний предел санкций по большинству преступлений, это бы позволило, в частности, давать меньшие сроки несовершеннолетним.

— Вы входите в комиссию по вопросам помилования. Можете рассказать, как принимаются решения?

— Комиссия по помилованию работает очень эффективно, материалов на рассмотрение поступает много. При принятии решения учитываются интересы общества, потерпевших, самого осужденного. Досконально изучается характеристика из мест лишения свободы, материалы уголовного дела, заявление осужденного. На моей памяти не было случаев, чтобы помиловали человека, если он являлся злостным нарушителем режима, и по его поведению было видно, что исправляться он не собирается. Или чтобы помиловали человека, который не выплатил иск — или потерпевшим, или государству. Члены комиссии голосуют, окончательное решение, с учетом мнения комиссии, принимает президент.

— Иногда непонятно, по какому принципу комиссия принимает решение. Например, помиловали бывшего заместителя генерального прокурора Архипова, который за бутылку коньяка и золотой слиток отмазал водителя, по вине которого погиб человек. Вместе с тем, по «делу медиков» сидят врачи, незаменимые в своей сфере, например, профессор Белецкий. Разве институт помилование не создан именно для таких случаев?

— Я согласен с вашей логикой и со словами президента, что справедливость должна быть выше закона. И я как адвокат в целом за милосердное отношение к людям. Считаю, что к тем же медикам можно было бы применить помилование. Но надо понимать, что помилование — это юридическая процедура. Во-первых, каждый человек должен сам написать заявление, в котором просит его помиловать. Во-вторых, не должно быть взысканий во время отбытия наказания. В-третьих, должен быть погашен иск, если он имеется. Вы приводите пример с Архиповым, но его же не на второй день помиловали. Комиссия рассматривает заявление, как правило, когда человек уже отбыл половину срока. Так что не исключено, что вопрос о помиловании фигурантов «дела медиков» еще будет рассматриваться. Лично я выступаю за то, чтобы больше людей были помилованы.

— В прошлом году состоялось громкое совещание Александра Лукашенко с силовиками, на котором прозвучала критика в адрес правоохранительных органов. Есть ли реальные изменения?

— Стало больше оправдательных приговоров. Следователи, на мой взгляд, стали работать корректнее. Стали значительно реже избирать меру пресечения в виде содержания под стражей, активнее используют альтернативные меры. Меньше стало наказаний в виде лишения свободы. Думаю, правоохранительные органы сделали выводы.

Теги: Брест, Минск