ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ…

Источник материала:

Ду-ду-у-у казёл Барада,

Ду-ду-у-у прадаў барана,

Ду-ду-у-у купіў коску,

Ду-ду-у-у нашто тая коска?

Ду-ду-у-у сенца касіці…

И так весь цикл заготовки кормов для коровки с переходом к проблемам молочной промышленности, пока малышка не уснет.

Знаю, откуда приходит эта колыбельная, потому что помню себя уже в «солидном» предшкольном возрасте, выпрашивающей у бабушки песню перед сном. Чаще всего о кормлении прилетевших кур: «…далі ім гароху і пшаніцы троху, і ячменю жменю, і жыта карыта...”. И я, городская девочка, не только знала все эти сельскохозяйственные культуры, но и с интересом училась доить корову, прясть, вышивать, ухаживать за огородом.

Впрочем, этот рассказ не обо мне, а о моей незабвенной бабушке, мудрой крестьянке, с душой художника, которая каждый год выбирала день и вела всех своих четверых детей, а потом и семерых внуков в лес -- смотреть весну. Мы брали домотканую постилку, расстилали ее на поляне и любовались цветами. “Вы не рвите их, -- уговаривала бабушка, -- вы смотрите. Вот синие пролески, белая -- казодра (так она называла ветреницу дубравную), а желтенькие -- мянушки”. Мы учились не мять и не рвать, осторожно ступать и благодарить лес за весну, за радость, за первых птиц...

Новый год в крестьянской семье моей бабушки был особым праздником. Даже в послевоенные трудные времена дед Степан Денисович и бабушка Анна Ивановна старались к Новому году непременно купить материи на платья своим трем девочкам, ручку или перочинный ножик сыну. Подарки упаковывались, развешивались в саду, а в полночь родители будили спящих детей, оповещая их, что под окнами скрипел снег и, наверное, приходил Дед Мороз. Полуодетые, в валенках на босу ногу, малыши с визгом носились по саду, разыскивая пакеты. Спустя годы подарки появлялись для меня. А когда и я повзрослела, мы закупали в Минске подарки на всех и развешивали в саду кофе и шоколад для бабушки, фланелевую рубашку деду, новые платья для меня, что-нибудь для моих родителей. Секретом они были уже для бабушки с дедом, которые вместе с нами с азартом месили сугробы в ночном саду, ахали, удивлялись, восторгались... Этот праздник хотелось продлить и, оставаясь у бабушки на зимние школьные каникулы, я заранее припрятывала разные праздничные мелочи “на потом”, чтобы каждый вечер слышать ее радостные возгласы, вызванные находкой.

Приезд в деревню на Новый год для нас был обязательным, невозможно было даже помыслить, что этот праздник можно встречать где-нибудь еще. Была традиция -- в городе покупали самый яркий, самый большой, самый красивый шар, и по дороге в нашу Муравьевку навешивали его на придорожную елку. Елка была выбрана примерно на середине дороги до Щучина, где-то в Ивьевском районе, и каждый год она получала подарок. На обратном пути шара мы уже не находили, только следы маленьких ног указывали на обладателей волшебной новогодней находки.

Особым действом был выбор елки в недалеком “гаю”. Однажды родители втайне от остальных членов семьи заранее выбрали деревце и навесили на него конфеты. Потом умело пустили меня по тропинке именно к этой елке. Можете представить восторг пятилетнего ребенка! По дороге к дому я рассказывала всем встречным, что Дед Мороз уже украсил елочку, а бабушка тихонько похвалила родителей, мол, молодцы вы, дети, хорошо придумали. Но розыгрыш был доведен до конца: родители совершенно “искренне” заявили, что они ни при чем и считают “конфетное дерево” происками бабушки. Кстати, украшения на нашей елке обычно процентов на пятьдесят были съедобными: конфеты, мандарины, домашнее печенье в виде смешных фигурок...

Так получилось, что наши дни рождения почти совпадали с рождественскими праздниками: бабушкин приходился на кутью, мой -- днем раньше. Я оставалась на каникулы, и времени, чтобы приготовить настоящий сочельниковый стол с двенадцатью постными блюдами было достаточно. Мы пекли галушки и терли мак с медом, варили овсяный кисель, своеобразный суп-квасок из сухих боровичков, пряжили боб, готовили сладкий кисель из сухофруктов, моченую бруснику, селедку, перловую кашу с маком и медом. После ужина мы с бабушкой по скрипучему снегу шли к хлеву, где зимовала корова. И я, напрягая слух, приникала к двери: ведь, согласно поверью, в Рождественскую ночь животные должны были говорить. Но, увы, пример Валаамовой ослицы не вдохновлял нашу любимицу.

Живость и интерес к жизни бабушка сохранила до конца своих дней. Уже на восьмом десятке она уговорила соседку (старше ее на 11 лет!) посмотреть, что за таинственная птица поселилась на яблоне в большом лохматом гнезде. Вскарабкавшись при помощи лестницы почти на вершину, подруги обнаружили обыкновенную ворону и оставили ее выводить птенцов. А весной в очередной наш приезд бабушка первым делом повела всех на выгон, где ею было обнаружено гнездо чибисов. “Вы ведь не знаете, какие красивые у них яйца, посмотрите и полюбуйтесь”. Мы важно шли к выгону, здоровались с проезжающими озабоченными весенними работами людьми, и бабушка тихонько посмеивалась: “Если бы они знали, куда старая Трукшиниха ведет своих взрослых детей, вот бы смеялись...”

Однажды весной она разбудила меня на рассвете. Дав себе слово отоспаться на каникулах, я сопротивлялась, что-то бормотала и натягивала одеяло. Но бабушка была настойчива. “Встань, внучечка, -- ласково шептала она. -- Птицы летят. Кто их увидит, тот, как они, будет всегда возвращаться домой...”

Я вышла на крыльцо. На бледно-зеленом предрассветном небе четко вырисовывались шнурки диких гусей, которые важно гоготали, оповещая, что пришла весна и они вернулись из теплых краев... Гуси пролетели, а мы с бабушкой стояли и ждали солнца...

Теперь я пою колыбельную дочке и жду, когда она подрастет, чтобы поехать с ней в Муравьевку, оживить бабушкин опустевший дом, встретить там Новый год и дождаться прилета птиц. А пока что непременно готовлю новогодние и рождественские блюда по старинным рецептам. И подарки прячу не только под елкой, но и на темном холодном балконе, и во всех таинственных уголках квартиры, которые так любят дети и волшебники.
Екатерина ЦИРКУН