Сергей Герасимец: У белорусской сборной в плане договорных матчей очень плохая репутация

Источник материала:

Я жду Сергея Герасимца — легенду белорусского футбола 90-х — в окружении четырех десятков питерских милиционеров. Они подпрыгивают на месте, трут озябшие от долгого дежурства на пронизывающем балтийском ветру руки и с трепетной нежностью поглядывают на микроавтобусы, на которых блюстители порядка, судя по всему, сюда и прикатили. Сейчас в них уютно и тепло. Умиротворенные лица водителей — лучшее тому подтверждение. “Ты не знаешь, чего ментов сюда нагнали?” — спрашивает подошедший мужчина лет шестидесяти с лицом питерского интеллигента, около полутора десятков лет не ночевавшего дома. Я пожимаю плечами. Черт его знает, может, ждут кого-то.

Количество омоновцев, растянувшихся в цепь на противоположной стороне Невского, заставляет отбросить веселую догадку о торжественной встрече Герасимца с вручением ему пышного букета за оборону Петербурга в составе “Зенита” в последние годы минувшего века.

Впрочем, а где мой будущий собеседник? Я его не видел с тех еще времен, и память угодливо рисует мне Сергея-минского. С патлатой шевелюрой и в синей, динамовского цвета, куртке “Симод”. Разумеется, в спортивных штанах и кроссовках. Именно так должен быть одет человек, выскочивший из соседнего подъезда только для того, чтобы отвести журналиста к себе домой. Ну разве что куртка у него теперь будет другая, петербургская, хотя и тех же цветов: колор “Зенита” ничем не отличается от мастей местного “Динамо”, где Серега сейчас работает вторым тренером у Эдуарда Малофеева.
“Все, мужики. Нам сказали идти на…” — коренастый прапорщик озвучивает направление предполагаемого (и известного любому из нас) пути едва ли не с восторгом. Волшебное слово творит чудеса — заметно повеселевшие милиционеры по-мальчишечьи лихо перемахивают через ограду, отделяющую тротуар от мостовой, и с шумом рассаживаются по теплым автобусам.

Картина так заворожила меня своей взаправдашней искренностью, что я упустил момент триумфального появления своего героя. Он подкрался как-то незаметно — может, потому, что не отсканировался в приготовленном для него моим воображением бело-голубом формате? Герасимец одет строго и изящно — в темные цвета. Дорогая куртка, ботинки и безупречного покроя брюки — ей-богу, типичный денди, зачем-то вышедший на прогулку аккурат в разгар милицейского помешательства.

Он тоже удивленно крутит головой по сторонам: “Серый, может, кто приехал, а?” — “Приехал… — проходящая мимо женщина укоризненно останавливается возле нас ровно на две секунды, чтобы, выпалив новость, прибавить шаг едва ли не до бега. — Это ждут тех, кто сегодня против Конституции митингует!” Мы переглядываемся, и Герасимец предлагает: “Давай из окна посмотрим, они у нас как раз на проспект выходят…”

Пока мы минуем крошечный дворик и поднимаемся на третий этаж, от демонстрации уже не остается и следа. М-да, не много у них здесь несогласных. У нас хоть и милиционеры погрустнее, и то массовости на порядок. А еще городом революций себя обзывают… Пижоны.
Хотя все равно красиво: Невский в вечерних огнях — это нечто особенное. Лучшего фона для интервью обо всем и не придумать…

— Сереж, с первого взгляда показалось, что с жизнью северной столицы ты ассимилировался целиком и полностью…

— Знаешь, я себя петербуржцем не представляю. Дети — да, они здесь родились и растут. Хотя по идее на свет должны были появиться в Калининграде. Тогда все решилось за три дня, а у меня до сих пор присутствует ощущение, что в жизни еще все изменится и Питер не будет последней точкой моего существования. Хотя это не говорит о том, что город мне не нравится.

Все-таки здесь прошла одна из ярких частей карьеры, дети родились, и мы с женой Татьяной делаем все, чтобы им было хорошо.

Питер — город особенный. Да, много музеев, наверное, больше, чем где бы то ни было, но здесь очень тяжелый климат. И если сравнивать с тем же Минском, то сами питерцы поражаются чистоте и ухоженности белорусской столицы. Так что понятие культурной столицы, коей мы привыкли его считать, не вяжется с тем, что Санкт-Петербург довольно грязный сам по себе, и Минск легко даст ему фору.

— Зато зенитоманией ты должен был в любом случае пропитаться. Эта команда для Северной Пальмиры нечто большее, чем просто клуб…

— Раз я играл за “Зенит”, то, конечно, переживаю за него и сейчас. Однако не так, как в детстве за киевское “Динамо”.

— Хм, детство… Тогда футбол был настоящим. “Газпром” потенциального чемпиона не назначал, а ребята играли за местные команды. Где родились, там и пригодились.

— Деньги сегодня действительно решают многое. Но история клуба тоже играет роль, хотя, с другой стороны, сколько клубов с историей уже кануло в Лету. “Алания”, “Ротор”…

Впрочем, Питер будет стоять особняком именно из-за своих зрителей, ведь здесь они особенные. Местный болельщик разбирается в футболе и умеет гнать команду вперед.

Я приехал сюда в 97-м, когда на “Петровский” ходило по 5-6 тысяч, но со временем трибуны заполнялись. Когда “биток”, то плохо играть нельзя. Уровень чемпионата именно так и определяется — сколько людей ходит на футбол. В Питере, получается, с этим полный порядок. И я сам вижу, как радуется город успехам своих любимцев. Вокруг команды крутится довольно яркая жизнь, а этого одними денежными вливаниями не достигнешь.

Кроме того, надо отдать должное еще и тому, что на весь город — а это более пять миллионов жителей — команда всего одна, так что симпатии не делятся в несколько раз, как, скажем, в Москве.

— Но 20-тысячные трибуны “Петровского” для 5-миллионного города забить не слишком-то и сложно…

— Ну вот она, наша ментальность, где все перевернуто с ног на голову. Сначала покупают дорогих футболистов, занимают первое место, а потом уже думают о стадионе. Для меня понятно, что серьезный игрок должен выступать на хорошем поле, вместительном и комфортном стадионе, где будет удобно болельщикам.

— Твоя ремарка насчет перевернутой головы оправдывает и следующий постулат: если во всем мире клубы получают прибыль прежде всего от продажи сезонных абонементов и билетов, то в России о ней, похоже, вообще мало кто думает.

— В этой стране никто не думает о болельщиках — вот в чем проблема. А во всем мире футбол существует в первую очередь для зрителей. И тот же Ян Коллер, наверняка приехавший в Россию на гораздо большие деньги, чем имел в Германии, искренне удивился качеству наших стадионов.
Наверное, наши люди не привыкли ждать. Я вкладываю деньги — дай мне результат сегодня, а что будет завтра, никого не волнует. Я вкладываю 100 миллионов, хочу выиграть Кубок УЕФА и чемпионат России, а какими способами, меня не интересует.

— Уж не имеешь ли ты в виду…

— Имею. Я все имею в виду. Просто не хочу на эту тему распространяться, потому что это тоже проблема…

— Знаешь, что интересно, когда информация о 50 миллионах в матче “Бавария” — “Зенит” достигла белорусского информационного поля, я не встретил ни одного человека, который сказал бы: “Это грязный навет. Невозможно представить, чтобы русские на это пошли…” К сожалению, имидж нашего большого брата сегодня никак не назовешь девственно чистым и любой слух падает на хорошо удобренную почву…

— Я на эту тему говорить не хочу. Давай о другом. Надо понимать, что спорт, помимо победы, несет с собой нечто несоизмеримо большее. Вместе с “Локомотивом” я был в Лиссабоне на базе “Спортинга” и видел, что вместе с основной командой тренируется масса детских различного возраста. Там нет шикарных баз, как у “Сатурна” или киевского “Динамо”. Все очень просто, но поля хорошего качества. И прекрасная организация, когда шатлы отвозят и привозят ребят из разных уголков города. Эта система работает и выдает на-гора десятки одаренных футболистов.

Нам же почему-то проще купить одного за 30 миллионов, еще одного за 20, а завтра третьего за 50, выиграть с ними чемпионат, что, возможно, не очень плохо. А на самом деле это путь в никуда.
Если бы я тебя провел по тем местам, где дети тренируются и играют на первенство Санкт-Петербурга, ты бы ужаснулся. Нормальные условия для футбола в этом городе имеет только “Зенит”. На всех остальных — “молодежку” “Зенита” и несколько команд второй лиги — лишь одно поле, запасное “Петровского”.

— Как считаешь, кризис благоприятно повлияет на развитие футбола в России?

— Думаю, он существенно умерит финансовый произвол в стране. Зарплаты и премиальные, получаемые футболистами, не соответствуют уровню их мастерства. Скажем, к Аршавину, на которого специально ходят люди, претензий не может быть никаких. Но что делают в “Химках” десять югославов или столько же балканцев в “Луче”?

В Англию не приедет игрок, не проведший определенное количество игр за национальную сборную, поэтому туда попадают только классные футболисты. А что творилось в “Локомотиве” в прошлом году, когда мы работали там вместе с Бышовцем? Я за голову хватался!

Могу назвать десяток игроков, у которых были персональные автомобили, съемные квартиры, понятно, не за две тысячи долларов, зарплаты намного большие, чем у того же Сергея Гуренко, и за все время они ни разу не выходили в основном составе.

— Трудно представить, чтобы что-то похожее было в БАТЭ. Может, их футбол — в исполнении ребят, в большинстве своем передвигающихся в общественном транспорте и играющих за смешные, по российским меркам, деньги — и есть настоящий? Может, это и есть счастье?

— Счастье — это миг. Можно к чему-то идти, чего-то добиться, но через минуту все становится историей. В этом плане спорт — очень жестокая вещь. Что касается БАТЭ, то в России к нему отнеслись с большой теплотой, и я тоже переживал за борисовчан. Правда, не в матчах с “Зенитом”. И то, чего они добились, для меня большой сюрприз.

А знаешь почему здесь за них болели? От игры БАТЭ веяло чистотой. И за этот подарок, который он сделал своему народу, на месте руководителя государства я бы его наградил.
Мне кажется, в этой команде еще во времена Пунтуса ставка делалась на молодых доморощенных футболистов, и это принесло плоды. Тренеры менялись, а система работает. К тому же в Борисове хороший коллектив. Я общался со знающими людьми, и они это утверждают в один голос. Очень редкое явление, когда команда живет как одна семья.

— Ты в своей карьере часто встречал семейные отношения внутри трудового коллектива?

— Почти никогда. Наиболее комфортно мне было в минском “Динамо” где-то на четвертый-пятый год моего там пребывания. Но развалился союзный чемпионат, и я об этом очень жалею.

— С другой стороны, появилась серьезная международная альтернатива. Кстати, что ты испытывал, когда впервые надел майку национальной сборной Беларуси?

— Первый матч состоялся в 92-м против сборной Украины. По сути, я должен был стоять с другой стороны.

У меня всегда была позиция, схожая со взглядами Аудрюса Жуты — националиста в хорошем смысле этого слова. Он не представлял себя ни в какой иной форме, кроме как в литовской. И я, собственно, имел такие же виды на родную украинскую сборную. Но она и не думала меня приглашать, так что, поразмыслив, я ответил согласием на предложение белорусов.

Знаешь, кровь не обманешь, я все равно болею за сборную Украины. И мой родной гимн — украинский, и если я тебе буду говорить, что при звуке белорусского у меня по коже бежали мурашки, то, наверное, согрешу против истины. Но были ответственность и желание не ударить в грязь лицом, отдать все силы. Это и помогло нам обыграть голландцев.

— Этим воспоминанием тебя, наверное, уже прибили. Новое поколение запомнит Герасимца исключительно как автора единственного гола в знаменитом поединке с голландцами в 1995-м.

— Если в Беларуси меня помнят по этой игре, то уже хорошо. Есть же многие неплохие футболисты, которые вообще ни с чем не ассоциируются.

— Отдавая должное национальной сборной первого призыва, в ней хватало харизматических личностей, которые и по сей день на слуху. Один только Валера Шанталосов чего стоит… Ты, кстати, веришь, что договорные матчи на уровне сборных могут существовать?

— У белорусской сборной в этом плане очень плохая репутация.

— Вот те раз…

— Я не понимаю, почему все накинулись на Шанталосова. Почему никто не вспоминает игру с Украиной в 2001 году? Валера ведь тогда в воротах не стоял. Такого ажиотажа, как вокруг матча Беларусь — Украина, не было давно, билеты невозможно было достать, ничья давала нам отличные шансы на второе место. А что я увидел на футбольном поле? Я был просто оплеван.
Почему никто не вспоминает следующий матч с Уэльсом на выезде? Он никому подозрительным не показался?

Что касается Валеры, то я от него не отвернулся и не отвернусь, потому что мы вместе играли. Ну а если что-то было, то бог ему судья. Я просто против того, чтобы крайним оставался один человек.
Мне вообще кажется, что здесь идет какое-то личное сведение счетов, которое превысило все разумные пределы. Правда, не знаю, кому это надо и зачем…

— Тебе приходилось принимать участие в договорных матчах?
— А ты как думаешь?

— Думаю, что да.
— Договорные игры бывают разные.

— Я имею в виду за деньги, а не распиливание домашних и выездных очков.
— Один раз. И я об этом очень жалею. Не буду объяснять все тонкости ситуации, могу сказать лишь то, что нас было восемь человек.

На самом деле я ярый противник подобных вещей, потому и говорю об этом вслух. Это как у одного руководителя недавно спросили: “Есть ли договорные игры в премьер-лиге?” — “Нет”. По этому ответу виден уровень руководителя, какой он честный и какой у нас чемпионат.

— Чего ты вообще паришься? Уверен, что из пресловутых восьми человек большинство забыли о том матче и их ничуть не терзают муки совести. А ты что, особенный?

— Какой я особенный? Просто делать этого не должен был, а по сути все и организовал. Предыстория такова. Звонок в дверь. Приезжает игрок команды, которая вылетала. Заходит, мы с ним общаемся, и в процессе беседы он предлагает определенную сумму денег. Говорит, что трое в нашей команде деньги уже взяли, так что от меня ничего не зависит. Единственное, что удалось сделать, так это сплотить вокруг себя ГКЧП, и это уже не было так гнусно и мерзко, как могло быть.
Мы собрались и решили, что будем сдавать.

— А почему именно восемь?

— Имелись нюансы. Были возрастные игроки, которые никогда не пошли бы на это. А молодых можно было и не посвящать. Мы собрали костяк команды, который прошел весь сезон. Восемь сволочей… Нельзя было этого делать. В итоге все равно на меня подумали больше чем на кого-либо.

— Организаторам традиционно больше других достается.

— Так и должно быть. Вообще, это определенное искусство — сдавать игры. Это тоже надо с умом делать. В России хватает футболистов, сидящх на подобном крючке.

Сейчас расскажу случай, о котором никогда никому не говорил. В 19-летнем возрасте я ездил в ГДР. Тогда 300 рублей меняли, и они вдруг закончились, а я еще хотел двоюродной сестре туфли привезти. Показалось, что никто не смотрит, я их потихоньку стащил. А меня взяли за руку. Перепугался до смерти…

— Ну, это со многими спортсменами бывает, из одних только футболистов можно целую команду составить…

— Это был для меня урок на всю жизнь. Я никогда больше ничего не брал и не возьму. Потому что расплата за минутную слабость — когда кажется, р-раз — и ты можешь решить какие-то сиюминутные проблемы, всегда бывает гораздо серьезнее, чем мы можем себе представить.

В Казахстане работал. Играли с Актюбинском, к нам пришел их менеджер. Наш генеральный директор тоже сел рядом. Говорят мне: “В прошлом году тренер, который до тебя работал, отказался от нашего предложения и на этом погорел. Так что не повторяй чужих ошибок”.

Ну и предлагают отдать игру за деньги, а это уже мое дело, как все обставить в команде. “Мы тебе потом три игры подряд купим”. Я отказался. Потому что это безнравственно как по отношению к игрокам, так и к болельщикам. И прекрасно отдавал себе отчет в том, что с этого момента наживу кучу неприятностей. И действительно, били нас потом судьи так, что подобного беспредела вообще никогда не видел.

Знаешь, что самое неприятное было в том единственном матче, который я сдавал? Стыд перед теми, кто не знал. Они ведь всерьез играли… А деньги те все равно счастья не принесли.

— А я вот все думаю, почему вы тех троих не посвятили?

— Потому что среди них был футболист, который стопроцентно сказал бы “нет”. А когда один человек отказывается, то команда “договорняк” играть уже не станет.

— Святой, видно, был человек. Ты таких много в своей жизни встречал?

— Я думаю, есть команды, где такой вопрос не встает в принципе. Наверное, это киевское “Динамо”. Имею в виду проданные матчи, когда в этом участвует несколько игроков. А когда команды расписывают очки, то это в порядке вещей.

— Все как в обычной жизни… Все продается и покупается.

— А я вот не продаюсь. И жена моя не продается. И меня никогда не предаст. И родители тоже не предадут. Дети, надеюсь, такими же вырастут.

— Мне почему-то кажется, что с такой психологией трудно работать во второй российской лиге.

— Конечно, это не то, чего бы мне хотелось, но так складывается ситуация. После “Локомотива” я получил категорию “А” и могу тренировать клуб первого российского дивизиона. Но это непросто…

— Да понятно. Клубов мало — тренеров вагон. Надо в струю попасть.

— Нужно иметь поддержку, связи, чтобы кто-то тебя лоббировал. Получилось, что нашел место только во второй лиге. У Эдуарда Васильевича.

— Какой Малофеев молодец, не забыл минского динамовца…

— Это была не его инициатива. Они меня давно приглашали, и к Эдуарду Васильевичу я пошел, потому что знаю его как квалифицированного тренера, у которого можно многому научиться.

— Но вообще-то ты всегда считался человеком Бышовца. Это хорошо тогда, когда он в фаворе. При любом другом варианте все его враги автоматически становятся твоими.

— Ты правильно рассуждаешь. Как говорил Жванецкий: “Нельзя безнаказанно жить в Киеве”. И за работу с Анатолием Федоровичем расплачиваюсь не только я, но и Вася Кульков, который не может найти себе применение в родном “Спартаке”.

— А с другой стороны, у тебя много вариантов трудоустройства именно ввиду твоей чрезвычайно интересной карьеры игрока. Киев для тебя родной, Минск тоже, да и Питер чужим назвать никак нельзя… Везде знакомые и друзья…

— Ситуация и сейчас неплохая. Уверен, что та цель, которую я перед собой поставил, обязательно будет достигнута. Как, впрочем, и все предыдущие.

На самом деле хочется работать с теми, кто настроен что-то отдавать футболу, а не только брать. Хочется видеть людей с горящими, как у тех же борисовчан, глазами.

— Тогда вам повезло со специалистом, умеющим эти глаза зажигать. Малофеев — кто лучше него с такой ответственной задачей справится? Правда, хорошо бы ему еще и с собой для начала сладить…

— Мы как-то ехали с ним вместе, и он признался: “Да, раньше поддавал, а сейчас все”. И действительно, теперь нет никаких проблем в этом отношении. Во всяком случае, я его всегда вижу в нормальном состоянии.

— А ты сам как к этому делу?

— В этом плане я нормальный, никакой зависимости от спиртного у меня нет. Но я отлично знаю, что это такое, когда человек не может себя контролировать и, что называется, плотно садится на стакан. Это беда и для него, и для окружающих.

— Да, много футболистов пострадало от “зеленого змия”…

— Это катастрофа для всей страны. Хотя с тех пор как на кону появились большие деньги, футболисты стали пить гораздо меньше. Только глупый человек сейчас сделает выбор в пользу такого сомнительного увлечения, как алкоголь.

— А ты заметил, что больше всего простые люди любят как раз тех, кто может наплевать на большие деньги и творить все, что душа пожелает?

— Так это раньше было… Кто там маячил в первых рядах: Пол Гаскойн, ну Гена Тумилович…

— Так за что же нам теперь футбол любить — смотреть, как миллионеры старательно собирают деньги на спокойную старость? Где живые люди, смелые высказывания без оглядки на свою, извини, задницу?

— К сожалению, я вынужден с тобой согласиться…

— Чьи интервью в прессе ты читаешь с большим удовольствием? Кто тебе симпатичен из нынешних фигур большого футбола?

— Тот, кто занимается делом. Слуцкий, например. Он говорит то, что думает, и анализирует то, что видит. От него не исходит ложь, он честный человек, умеющий признавать свои ошибки. И этим тренер “Крыльев” мне симпатичен.

А когда человек покупает ряд игр и команда удерживается в премьер-лиге, а он во всеуслышание заявляет потом, что оставил клуб в высшем дивизионе, то, извини за выражение, хочется блевать от такого спасения.

Но таких, как Слуцкий, мало. Гораздо больше людей, приходящих в команду и очищающих до нитки регион, который долго потом еще не может прийти в себя. Затем они перевозят всю труппу в другое место и снова начинают подрывную народно-хозяйственную деятельность. Все это происходит от недостатка менеджмента. Везде нужен хозяин, который разбирается в футболе и прежде всего выстраивает систему, в которой нет места проходимцам и случайным людям…

— Короче говоря, в Борисове Капскому надо ставить памятник.

— Ну, не знаю как памятник, но он заслуживает всяческого уважения. Жалею только, что уровень чемпионата Беларуси будет немного прибивать все, что делает этот человек. Для того чтобы расти, нужно играть против сильных противников и на заполненных до отказа стотысячных стадионах. А мне сложно представить, какую мотивацию Кривец или Нехайчик смогут отыскать в Сморгони при 500 болельщиках.

— Мадридских или туринских воспоминаний обычно хватает на один-два матча, когда противник из чемпионата страны буквально разбирается по составляющим.

— Я помню, как мы после “Вердера” приехали в Речицу. Было такое чувство, что в гости к школьникам прибыли профессора. Мы творили с хозяевами все что хотели, и в их глазах я читал только одно желание — чтобы матч быстрее закончился. Так что я испытал эти контрасты на собственной шкуре. Все разом можно потерять, если не иметь регулярного спарринга с ведущими клубами Европы.

— А тебе для того, чтобы расти как тренеру, тоже нужен ведущий клуб, или в вашей профессии можно прогрессировать даже в середнячке?

— Тренерское ремесло все-таки имеет свои особенности. Можно прибавлять в КФК и деградировать в премьер-лиге.

Знаешь, больше всего меня восхищала киевская система. Она не давала сбоев и всегда приносила результат, но при этом никогда не считалась с личностями, подминая всех под себя. А я не человек системы и поэтому в команде своей мечты не сыграл ни одного матча, разве что только за дубль.
Ты не представляешь, чем для меня было киевское “Динамо”. Это как для верующего, наверное, Папа Римский. А потом я туда попал… Но это детское еще преклонение помешало мне стать там своим по-настоящему. Надо было отбросить магию имен и авторитетов, а я этого сделать не смог.

— Жалеешь о неиспользованном шансе…

— Ты знаешь — нет. Я долго размышлял по этому поводу и пришел к выводу: не остался там только потому, что должен был встретить Татьяну.

— Но ты встретил ее в Минске уже будучи женатым мужчиной и отцом двоих детей…

— Я ведь очень долго не мог уйти из первой семьи, потому что дети были маленькими. Да и вообще я не считаю, что ушел оттуда. Дети постоянно со мной, сыну сейчас 21, дочке 17, и они члены моей семьи.

Хватило мозгов вовремя понять, что жить вместе только ради детей нельзя. Я не хочу говорить что-то плохое про мою первую супругу, она тоже сыграла в моей жизни свою роль, но судьбе было угодно, чтобы мы с Таней встретились в Минске. И это главная встреча в моей жизни, а не с голландцами.
За время нашей супружеской жизни не было даже такого, чтобы я выпивал где-то вне дома. Если у нас есть какая-то ситуация, то мы решаем ее вместе. И это мне очень нравится. Так что Таня — это мой тыл и опора.

— Ты себя считаешь хорошим тренером?

— Я — тренер, созревший для больших дел. Мне этого не хватает, и я задыхаюсь без серьезной работы. Для тренера сегодня самое главное — контакт с игроками, объективное отношение к каждому, умение сделать коллектив, объединить и зарядить людей одной целью.

И когда я работал главным, то мне это удавалось. Если посмотреть с другой стороны, какой я для руководства, то… Недавно меня рассматривали на должность главного тренера одной из команд.
Президент сразу сказал: “Давай договоримся, что во время игры твоя трубка все время будет включена и в любое время я смогу позвонить и высказать свое мнение. Это не значит делать все, что скажу, просто будешь знать, что я думаю”.

Ну я и ответил, что если он хочет, чтобы мы стали всеобщим посмешищем, то я не против. Он аж взбеленился, мол, как же так — бабки получать из моих рук можешь, а в простом желании навстречу не идешь? Ну, естественно, в этом клубе я работать не стал, взяли другого. Правда, его уволили уже и заодно на прощание облили грязью. Вот и думаю, что для руководства я человек сложный и некоммуникабельный.

— Для нормального президента, по-моему, ты весь прозрачный и понятный.

— А где такого найдешь? У нас в “Локомотиве” такие вещи творились — уму непостижимо. Спахич всю тренировку умышленно бьет по ногам новичка и тем самым инициирует стычку. Бышовец выгоняет юга, а когда занятие заканчивается, выясняется, что Спахич уже переговорил обо всем с Липатовым — председателем совета директоров — и чувствует себя абсолютно вольготно.

Какие рычаги воздействия на спортсмена могут быть у тренера в такой обстановке? На мой взгляд, президент должен общаться с игроками только в исключительных случаях. Если футболист через голову главного идет к руководству решать какие-то свои проблемы, это говорит о слабости системы управления в клубе. Ничего такая команда не выиграет. Если, конечно, все матчи не купит…
Раньше футболисты причины плохой игры искали в себе, а не в тренере. А сейчас крайним оказывается кто угодно, но только не сам игрок. Меня поразил этот факт, когда столкнулся с ним в “Локомотиве”. Абсолютное большинство футболистов именно так и думало.

— Неадекватные зарплаты испортили людей.

— Легкие деньги… Мне рассказывали историю о Гарри О"Конноре, который пришел в “Локомотив” простым парнем. Приподнявшись, он взял за правило возвращаться с тренировки очень простым способом, минуя знаменитые московские пробки. Просто выезжал на центральную разделительную полосу, которая считается правительственной, и смело по ней рулил.

— А милиционеры?

— На протяжении маршрута они останавливали его раз восемь. В каждом случае этот простой парень просовывал в окошко 1000 рублей и ехал дальше. Или еще пример. К одному из легионеров прикреплен водитель с автомобилем. В выходной день игрок вызывает машину, та добирается к нему через все московские пробки, футболист садится, проезжает 100 метров до ближайшего супермаркета, делает покупки и возвращается домой… “Спасибо, вы свободны.”

Когда я увидел, как в этом клубе деньги летят буквально на ветер, мне стало жутко.
Все неправильно, все поставлено с ног на голову. Мы только делаем вид, а на самом деле обманываем себя.

Для меня очень приятный показатель, что открыто попытался высказаться тренер Косогов из клуба “Волочанин”. Кстати, это в Питере было. Он начал объяснять, каким макаром в премьер-лигу вышел “Терек”. Естественно, доказать ничего не смог, и этого тренера оштрафовали на 100 тысяч рублей.
Но самое интересное — никто не сомневается, что Косогов сказал правду. Думаю, даже комиссия, которая занималась расследованием этого случая, понимала: тренер ничего не придумал. Что она могла ему посоветовать? “Дурачок, не говори этого прилюдно, на камеру…”

— Почему в России так всегда: если человек говорит правду вслух, то он обязательно дурачок?

— Ну а что? Думаю, для него 100 тысяч имеют значение. Человек потерял деньги, и к тому же его постоянно тягали на всякие заседания, отрывали от работы…

Мы молчим. О чем говорить, когда и так все ясно? Вечерний Невский за окном Серегиной квартиры будто подмигивает нам одним из своих бесчисленных сверкающих глаз: мол, ребята, да не занимайтесь вы ерундой. Так уж устроен человек, и все попытки бороться с его природой обречены на поражение. Так что будьте как все, чтобы, заработав “бабла”, сполна познать все радости жизни…
Но ведь странная штука: блеск огней уже не манит к себе так, как когда-то, и простые истины, открываемые где-то на четвертом десятке жизни, уже не кажутся нелепыми и смешными. И ведь действительно в жизни деньги ничего не решают, потому что за них нельзя купить самое главное — дружбу, любовь и просто уважение других людей.

Я благодарен Сергею за откровенность. И это не реверанс ободренного творческой удачей журналиста — в гробу я ее видел. Спасибо за правду, потому что без нее невозможно жить.
Мы и так уже заигрались в эту матрицу — с искусственными футболистами, командами и целыми чемпионатами, которые при желании тоже можно купить. Весь целиком или по частям. Всех нас в куче или каждого по отдельности. Вопрос только в цене.

Мне почему-то кажется, что он тоже думает об этом, герой Беларуси 1995 года, по странной иронии судьбы работающий сейчас в северной столице России вместе с другим героем — года 1982-го.
Нет, продаваться нельзя… И, словно продолжая мою мысль, наш герой рассказывает еще одну историю из не совсем далекого прошлого — из того же 95-го…

— Мы принимали дома чехов, а тем позарез нужны были очки. Я тогда в Израиле играл, и в Бней-Иегуду начали названивать руководители федерации и спрашивать, не обращался ли ко мне кто-нибудь с соответствующей просьбой. Я приехал в Минск, и слухи подтвердились: чехи в самом деле хотели купить у нас игру.

Действия главного тренера, а им тогда был Боровский, меня поразили. Он собрал нас в комнате, сказал: “Решайте сами” — и вышел.

— А вы?
— А что было решать? Мы же не из-за денег в сборную приезжали. У нас тогда, кстати, хорошая команда подобралась. Зыгмантович подъезжал из Испании, Метлицкий, Шуканов, Гуринович. Мы вышли и сыграли. Проиграли, правда, но в честной борьбе. Потому что родину продавать нельзя…

Серега вздыхает, и мы идем на кухню пить чай вместе с его главной — не голландской вовсе — победой в жизни…