«Я понимаю, что могу потерять все». Разработчик «Голоса» вышел из тени — им оказался топ-менеджер IT-компании

Классический путь стартапа

— Расскажите о появлении «Голоса». Это ваша идея или вы присоединились к существующей инициативе? 

— Где-то в июне я писал на Facebook о том, что мы живем в цифровой стране и, если есть недоверие к подсчету голосов, айтишники должны придумать какое-то решение. Там подробно расписывалась механика — по сути, это был прототип техзадания к «Голосу». И тогда же, кстати, я писал, что почти наверняка в день выборов в стране не будет интернета (смеется).

После этого поста меня свели с организаторами инициативы «Честные люди» и штабом Виктора Бабарико. Они сказали, что есть потребность в IT-менеджерах, которые помогли бы запустить платформу. На тот момент «Голос» был не сильно кому-то нужен, меня попросили заняться проектом «Скорая взаимопомощь» и работой с командой проекта для наблюдателей «Зубр». При этом я познакомился с одним человеком, который увидел тот мой пост на Facebook и сказал, что прорабатывает очень похожую идею и что такой проект нужно сделать.

Начиналось все буквально с пяти человек, мы прошли классический путь стартапа: сначала все занимались всем, а потом дошли до команды в сорок человек и аудитории в 1 200 000 белорусов.

Сама идея долго витала в воздухе и многократно высказывалась, поэтому неправильно говорить, что я единственный вдохновитель «Голоса». Просто я — один из людей, который занялся этим проектом в очень хорошей компании единомышленников.

— Какая у вас структура? Сколько руководителей, как построена иерархия? 

— Особенность «Голоса» — иерархии нет. Есть группа волонтеров, которые работают исключительно на энтузиазме параллельно с основной занятостью. Часть людей, включая меня, брали отпуска. Сама команда разделена на несколько направлений: одно занимается основным сайтом, второе — ботами, третье — безопасностью и отказоустойчивостью, четвертое — нейросетями, компьютерным зрением, процессингом самих бюллетеней. Также есть люди, которые отвечают за пиар, раскрутку и работу с аудиторией. Это децентрализованные и самостоятельные группы.

У нас нет классических тимлидов и менеджеров, все построено на взаимном доверии и единении вокруг общей цели. Зарплаты никому не платят, никто ни над кем не стоит — просто хорошие человеческие отношения. И это удивительно: без иерархии удалось создать полноценный IT-стартап.

— В Facebook вы сказали, что над «Голосом» работало более 40 человек. Кто эти люди? 

— Это белорусы, которые либо живут за рубежом, либо временно выехали за границу — как я, например. Так безопаснее для проекта. Все мы — сотрудники IT-компаний: как суперкрупных в США, так и белорусских стартапов. Команда достаточно сильная, это действительно профессионалы.

— Вы сказали, что все работали над «Голосом» добровольно. А в какую сумму оцениваете разработку, если бы за нее пришлось платить? 

— Очень сложно посчитать. Давайте возьмем среднюю зарплату в IT по Беларуси — около $2500 в месяц, все-таки у нас реально сильная команда. Умножаем на 40 человек — получается $100 тысяч. Но, на самом деле, думаю, цена была бы гораздо выше.

Безопасность платформы

— Какие технологии использовались, что было самым сложным в реализации? 

— Сложности возникали практически на каждом этапе. Первая — как авторизовать пользователей и при этом оставлять их анонимными? Мы понимали: чтобы привлечь большое количество людей, они должны быть уверены, что не оставляют нам персональные данные и, если база данных утечет, никто ничего им не предъявит за их выбор кандидата. Так что первостепенная задача была проработать механику, при которой мы не собираем данные пользователей, но при этом понимаем, что они уникальные. Мы решили использовать фотографии бюллетеней, а до этого рассматривали вариант селфи, фото с паспортом и так далее.

Следующая задача — как убедиться в уникальности пользователей. Мы выбрали телефонный номер и чат-боты: они позволяют сообщить свой зарегистрированный номер.

Был еще вариант использовать в дополнение SMS, но оказалось, что это дорого. Покрыть около миллиона пользователей сообщениями стоило бы порядка $30—50 тысяч. Таких денег просто не было, поэтому использовали мессенджеры.

Дальше — как сохранить анонимность, если база данных когда-то куда-то будет слита? У нас все телефоны шифровались, ключи находились у одного человека, доступ к базе — у другого. Оба находились за границей. Мы обеспечили удобство пользователю (его данные не могли раскрыть) и неудобство себе — ведь мы тоже не могли раскрыть его данные. То есть мы получали в базу данных хэш его телефона, а не номер и при голосовании просто сравнивали хэш с хэшем. То есть мы могли понять, что это один и тот же человек, но кто он — узнать невозможно.

Потом мы выбрали надежную отказоустойчивую систему — Amazon Cloud. Нужно было уменьшить вероятность DDoS-атак и выстоять под наплывом пользователей, который и случился. В первые дни было просто бешеное количество людей на платформе.

Интересный момент с безопасностью. Когда только начали работу над «Голосом», команда разделилась на два лагеря. Один считал, что крутые белорусские хакеры со стороны государства будут нас ломать и пытаться украсть наши данные самыми изощренными технологическими способами. Другой лагерь, в котором был я, думал так: крутые хакеры давно ушли от государственных зарплат и работают в IT-компаниях, а ломать нас будут административно-физическими способами. В итоге государство пошло по второму пути: когда мы набрали вес и собрали на платформе почти 1 миллион человек, борьба с нами была административной и медийной — мол, фотографировать ничего нельзя, это все обманщики.

Мы неплохо защитили систему, но, к сожалению, большинство предпринятых мер не понадобилось: ждали хакеров, а они не пришли. На нас просто обрушили государственные медиа.

Большой пласт работы был в области компьютерного зрения. Мы осознавали, что получим более миллиона фотографий. Их все нужно распознать и понять, за кого человек проголосовал. Поэтому большой упор был на нейросети, компьютерное зрение, машинное обучение. Но за всем этим было еще два уровня: бюллетень, который нейросеть не могла распознать, попадал к волонтерам (мы нашли их несколько сотен за границей), и то, что отсмотрели они, проверяла узкая группа модераторов — им мы точно доверяем. Только после трехступенчатой верификации мы убеждались, что бюллетени посчитали правильно.

К сожалению, хотя мы активно сообщали о том, как надо фотографировать и что именно присылать, много снимков было «не по стандарту». Где-то присылали сложенный гармошкой бюллетень, где-то с паспортом, где-то с лицом — такие мы заблюривали, чтобы не выкладывать потом персональные данные. Думаю, потом мы сделаем отдельный пост из разряда «Лучшее, что пришло на „Голос“» — это будет очень весело. Потому что, помимо бюллетеней, присылали фотографии котов, цветов, послания команде «Голоса» и даже угрозы.

— Какой процент фотографий нужно было передавать для проверки модераторам и волонтерам? 

— Порядка 20%. Если бы вручную обрабатывали весь миллион бюллетеней, у нас ушел бы год, наверное.

— Вы получили больше миллиона фотографий с 1310 избирательных участков, правильно? 

— Не совсем. Мы получили больше миллиона снимков со всей страны. Платформа «Голос» — не голосовалка вида «кто победит?». Наша платформа — инструмент контроля на избирательных участках: превышает ли количество бюллетеней, присланных нам, то количество официальных голосов, которые избирательный участок дал кому-либо из кандидатов.

Нам в руки попали официальные итоговые протоколы 1310 избирательных участков. Мы сравнивали итоги с этих участков с данными, которые нам прислали в виде фотографий с этих же избирательных участков. И было выявлено, что на каждом третьем участке есть отклонения. Будь у нас больше протоколов и фотографий с других участков, возможно, мы получили бы еще более серьезные данные.

— Вы можете утверждать, что, будь у вас данные со всех участков по стране (их почти 5,7 тысячи), картина оказалась бы примерно такой же? 

— Думаю, да. 1310 участков — это лишь те, где удалось сфотографировать протоколы. Где-то протоколы вообще не вывешивали, где-то вывешивали без подписей комиссии, не давали фотографировать и так далее. Но эти 1310 участков покрывают целую страну, это не 1310 участков, условно, Партизанского района Минска. Они из всех областей, есть крупные города и маленькие деревни. Мы считаем выборку репрезентативной.

— Какую погрешность закладываете в полученные данные? 

— С точки зрения обработки бюллетеней и сопоставления их с полученными протоколами получилась точность на уровне 98%. Где-то мы продолжаем находить единичные ошибки. Надо понимать: десятки гигабайт данных обрабатывала пара сотен волонтеров. Все равно человеческий фактор остается — могла быть ситуация, что какие-то данные попали не на тот участок. Но эти ошибки мы оцениваем примерно в 2%. У нас есть форма обратной связи, если человек заметил ошибку — сообщите, сразу же поправим.

— Юридической силы «Голос» ведь не имеет? 

— С результатами мы хотим работать в двух плоскостях. Первая — несомненно, юридическая. У нас есть фотокопии официальных протоколов, если они не сходятся с итоговыми данными ЦИК — это повод обращаться в Верховный суд, и наши юристы будут это делать. Мы не знаем, какое решение будет принято, но можем спрогнозировать, что не в пользу результатов «Голоса».

И есть другая плоскость, мы считаем ее гражданской. «Голос» — не только про числа. Когда платформа развивалась, граждане поверили в нее — иначе мы не получили бы больше миллиона пользователей. Люди делились информацией, переживали, когда узнали, что якобы нельзя фотографировать бюллетени, сражались за шторки на избирательных участках. Председатели комиссий видели, что люди что-то фотографируют, и наверняка задумались: если каждый человек делает фото, то, наверное, лучше ничего не фальсифицировать. «Голос» сыграл большую роль в становлении гражданского общества, хоть это и очень пафосно звучит. Люди увидели что-то осязаемое, поняли, что можно получить реальный результат.

Плюс международное давление. Отчет будет предоставлен всем международным организациям, я уже рассказывал его Сейму Литвы. Мы надеемся, что все это поможет.

О чрезмерном давлении, которое работает наоборот

— Генпрокуратуре поручили проверить законность существования «Голоса» и пары других инициатив. Объясните, почему, с вашей точки зрения, эта платформа не нарушает закон?

— Генпрокуратура признала «Голос» незаконным экзитполом с административной ответственностью. Мы не согласны с этим. Экзитпол — это когда избиратель выходит с участка, а у него спрашивают: «За кого вы голосовали?». «Голос» ничем не отличается от социальной сети типа Facebook, когда человек добровольно сохраняет фотографию своего бюллетеня в какое-то место. Вот я могу запостить снимок в Facebook, а могу отправить в «Голос». Поэтому, с нашей точки зрения, «Голос» не является экзитполом.

При этом мы столкнулись с сильным давлением. Пока платформа воспринималась как очередная интернет-голосовалка, до нее никому не было дела. Но когда счетчик зарегистрированных пользователей стал приближаться к миллиону, неожиданно госканалы принялись расследовать нашу деятельность, мы получали первые полосы газет, Ермошина назвала нас «теневым Центризбиркомом», даже Лукашенко уделил нам свое время в обращении к нации. Если бы мы собрали все свои деньги, их не хватило бы на оплату такого прайм-тайма! К счастью, белорусские чиновники сделали это за нас, и мы им очень благодарны.

Когда развернулась война против платформы, мы увидели лишь растущее количество регистраций. Люди поняли: «Ага, раз их начали топить, то им точно можно верить». И мы совершили отличный скачок с 800 тысяч до 1,2 миллиона за пару дней.

Важный момент. Непонятно, почему власти Беларуси игнорируют одну железобетонную закономерность: когда они начинают что-то целенаправленно душить, применять чрезмерную силу — это приводит только к обратному эффекту у населения, и так всегда происходит. Для нас очень странно, что они этого еще не поняли.

— Вы опубликовали свои данные. Что дальше? ЦИК уже признал выборы состоявшимися, огласил официальные результаты. 

— Дальше — жалоба в ЦИК и Верховный суд, работа с международными организациями. Мы отправим полный отчет на английском языке в иностранные СМИ, уже есть договоренности с ними.

Что интересно — к нам стали поступать запросы из других стран. Например, в Казахстане скоро выборы, и мне сегодня три человека написали оттуда: им интересен «Голос» и возможность внедрения такой системы на своих выборах.

Мы собираемся выложить «Голос» на open source, чтобы им могли пользоваться все: даже в странах, где людям просто интересно добавить какой-то цифровой компонент в существующие процессы. Надеемся, что белорусский ЦИК однажды тоже дозреет до такой цифровой трансформации.

«„Голос“ абсолютно аполитичен»

— О разработчиках «Голоса» никто не знал вплоть до вчерашнего дня. Почему вы решили раскрыть свою личность? Не лучше ли было оставаться анонимом?

— Безусловно, для моей безопасности лучше было оставаться анонимом. Давление, которое на нас оказывалось, никуда не делось, а после оглашения наших данных, думаю, станет только хуже.

Мы выдаем финальный отчет платформы, которой доверились многие люди. Публиковать его анонимно было бы не совсем этично и правильно. Поэтому я решил, что раз уж я нахожусь не в Беларуси и готов пойти на риск, то расскажу, что за проектом стоят белорусы, а не какие-то чехи… Мы делали проект из лучших побуждений.

— Другие участники проекта планируют раскрыть свои имена?

— Пока что нет. Мы не очень понимаем, как будет развиваться ситуация в Беларуси. И по этой же причине я не очень понимаю, когда смогу обратно въехать в страну. Сейчас я не чувствую себя в Беларуси достаточно безопасно. «Голос» абсолютно аполитичен, он ни к чему не призывает, мы выдали результаты уже после того, как люди начали массово выходить на улицы. Несмотря на все это, для существующей власти «Голос» — крайне неудобная платформа.

«Айтишники — люди мобильные, они все вспорхнут и упорхнут»

— Вы все еще сотрудник EPAM? 

— Да.

— Обсуждали с руководством компании свое участие в «Голосе»?

— Нет, не обсуждал. Я взял отпуск, потому что проект крайне трудозатратен. «Голос» и EPAM никак не пересекаются: у меня личный ноутбук, я не пользовался инфраструктурой компании. На данный момент я не получал никаких негативных отзывов от EPAM о своей работе над «Голосом». Я четко разделяю эти две работы и пересекать их не собираюсь.

— Не думаете, что за вашу работу над «Голосом» EPAM «возьмут на карандаш»? 

— Очень сложно что-то прогнозировать. Я не думаю, что такое может быть. От того, что рабочий МАЗа выходит на забастовку, завод МАЗ не берут ведь на карандаш, верно?

Нужно быть реалистами: в EPAM Belarus работают более 11 тысяч человек. То, что кто-то из них высказывает свою гражданскую позицию, не значит, что здесь вся компания оппозиционеров.

Думаю, государству просто невыгодно оказывать давление на IT-индустрию. Айтишники — люди мобильные, они все вспорхнут и упорхнут. А страна потеряет огромное количество хороших и талантливых людей, которые могут помочь Беларуси.

— Можно предположить, что даже по западным меркам вы в социальном плане относитесь к классу «выше среднего»…

— Да, наверное, так можно сказать.

— Тогда почему вам «спокойно не жилось»? Зачем в это влезать? 

— Это интересный момент. Если посмотреть на всех участников «Голоса», «Честных людей», участников штабов — это все люди с достаточно хорошим достатком, они умные и интеллигентные: бизнесмены, художники, кто-то еще занят интересным делом. Я объясняю так: у всех этих людей есть потребность в том, чтобы нести обществу пользу. И раньше я участвовал в некоммерческих, благотворительных проектах. Я посвящаю этому свое свободное время, потому что мне хочется сделать так, чтобы в мире стало лучше. Подошло время выборов. Как инженер я понял, что могу сделать инструмент, который поможет людям убедиться, верно ли посчитаны их голоса.

Прекрасно понимаю, что мое решение несет определенные риски и я могу потерять все, что у меня есть. И понимаю, что могу не вернуться в Беларусь, хотя очень хочу домой: я люблю эту страну. Но мой выбор осознанный, мотивация — сделать мир лучше.

Последний месяц подарил мне огромное количество прекрасных знакомств, я очень благодарен этим людям. Если они не смогут вернуться в страну, где они хотели бы жить и работать, — как говорится, последний уезжающий, выключи свет в аэропорту.

— Где вы сейчас находитесь? 

— В Киеве. До этого был в Стамбуле. Куда поеду из Киева — пока не знаю.

— Как события после 9 августа повлияют на белорусскую IT-сферу? Может быть вариант, когда компании выберут спокойную жизнь в другой стране? Пусть и без льгот ПВТ.

— Есть достаточно высокая вероятность, что большое количество хороших IT-специалистов уедет из страны, если ничего не поменяется. IT-специалисты зарабатывают достаточно неплохо, могут работать как в любой, так и из любой страны. Для них персональная безопасность начинает играть важную роль.

После того, что было в последнее время, — избиения, задержания — такая комбинация ясно намекает, что тебя особо ничего и никто не защитит. И этот посыл достаточно пугающий и отрезвляющий, он заставляет задуматься: а хочешь ли ты дальше жить здесь?

Может, лучше платить больше налогов и получать меньшую зарплату, но зато не будешь волноваться, что тебя изобьют дубинками по пути домой с улицы?

Мне не хочется, чтобы люди уезжали из страны. Беларусь потеряет талантливых и энергичных людей, которые приносят, помимо валюты, изменения, технологические новации. Я боюсь, что Беларусь начнет откатываться в сторону деградации. Чтобы это не происходило — должно работать правовое поле, а не «по понятиям».

Читайте также:

«Золотоискатель переучился на программиста». Директор департамента EPAM об IT-образовании и нашем будущем

Теги: знакомства, Курсы валют