120 смертельных заходов на реактор
13.04.2012
—
Новости Общества
|
МИР давно воспринимает Чернобыль как крупнейшую техногенную катастрофу ХХ века, которая даже предопределила развал СССР. Для меня, как и для многих белорусов, украинцев и россиян, все, что связано с апрелем 1986-го, носит очень личный характер. О взрыве на атомной станции я узнал вечером 26 апреля, за тысячи километров от родных мест — в Афганистане. Оказывается, рвануло всего в ста километрах от родительского дома! Три месяца спустя, завершив службу в ДРА, поехал к себе на родину. Меня поразили мокрые безлюдные улицы и полное отсутствие в городе женщин и детей... Так в нашу жизнь навсегда вошел чернобыльский взрыв, а радиационные дождь и ветер, зараженные земли и воздух стали черной болью для сотен тысяч людей. Последствия катастрофы на ЧАЭС могли бы быть неизмеримо большими, если бы не жертвенность ликвидаторов — военнослужащих и сугубо гражданских. Некоторые из них ценой собственной жизни защитили страну от вырвавшегося из раскаленного ядерного реактора Чернобыльской АЭС невидимки-убийцы. Сегодня хочу еще раз рассказать о подвиге полковника Василия ВОДОЛАЖСКОГО. Украинец, он почти 30 лет прослужил на земле Беларуси. И когда случилась беда, летчик отправился на передовую. Он совершил на вертолете Ми-6 более 120 вылетов к атомному реактору, сбросил в его огнедышащее жерло 300 тонн специальных смесей. Кроме всего прочего — передал накопленный опыт 33 экипажам...
И вот 20 лет спустя снова возвращаюсь к тем скорбным и трагическим событиям, обобщая для читателей «БН» свои репортажи, опубликованные в разное время и в разных газетах, но посвященные одному человеку — Василию Александровичу Водолажскому. * * * На 1 августа 1986 года был назначен первый облет Чернобыля. Полковник Василий Александрович Водолажский, только что принявший командование сводной оперативной группой, приказал срочно готовить вертолеты к работе. Город с высоты птичьего полета казался мирным и уютным. Строгие квадраты микрорайонов в ажурной зеленой оторочке, прямые, как стрела, магистрали, площади, парки, стадионы. И никого — ни машин, ни людей. Чем ближе к атомной станции, тем тревожнее на душе. Увиденное превзошло все ожидания. Исковерканный четвертый блок, словно тяжелораненый солдат, зиял огромной рваной раной. Водолажский сделал круг над реактором. Посмотрел вниз и отвел глаза. О, ужас: реактор, это умирающее чудовище, все еще жил, дышал! Казалось, только тронь, и через мгновение из его пасти снова вырвется испепеляющий огонь. Водолажский сразу понял — оттуда исходит главная угроза человеку. Обходить бы ее десятой дорогой. Но только не летчикам. Им приказано ослабить смертоносное «дыхание» реактора любой ценой. Именно — любой ценой. Для этого и были предназначены грузоподъемные Ми-26, заправленные «адскими» смесями срочного приготовления по рецептам НИИ, засекреченными и не очень. Да и летчики — один лучше другого. Правда, большинству пилотов, в том числе и прошедшим Афганистан, подобная работа была в новинку. Им и десант высаживать, и бомбить, и еще много чего такого делать приходилось, а вот заливать реактор... клеем ПВА — никогда. На подмогу оперативному отряду прислали несколько виртуозов из летно-исследовательского института. Среди них особенно выделялся заслуженный летчик-испытатель СССР Анатолий Демьянович Грищенко. Высокого роста, плотно сложенный, балагур и весельчак, он вызывал у всех восхищение. А как Грищенко работал! То, что большинство осваивало со второго и третьего захода, для него, летчика от Бога, было привычно и любо.
Летчики, «отпахав» положенное, заменялись и уезжали. Водолажский встречал подчиненных, учил их уму-разуму, особенно перед первыми вылетами в зону, когда поспевало время — провожал. Вот и Грищенко уехал. Сам же Водолажский — ни с места. Командир! Только два месяца спустя прибыл сменщик — полковник Захаров. На дворе была уже осень. Холодная, с затяжными дождями. И кашель ей под стать, да еще появилось какое-то странное недомогание... Первого октября Водолажский еще сдавал дела, а уже второго был дома. И сразу же в штаб части — за отпускными. Вернулся быстро, но жену сильно не обрадовал. «Собирай, мать, портфель — завтра учение», — только она и услышала. А отпуск? Он все-таки состоялся. Но радости семье не принес. Здоровье Водолажского стало вдруг резко ухудшаться. Новый 1987 год Василий Александрович встретил на госпитальной койке. Высокую температуру и боли в суставах врачи списали на простуду. Но когда Водолажский стал таять, словно горящая свеча, потеряв в весе более двадцати килограммов, назначили новое лечение. Ссылки на Чернобыль во внимание не принимались. И официальная справка с суммарной дозой облучения 24,8 рентгена этого не подтверждала. Ведь кто знал, что «липовую» запись сфабриковали с единственной целью — не допустить утечки секретной информации. В Главном военном клиническом госпитале имени академика Н. Н. Бурденко об этом хорошо были осведомлены. Знали и молчали. Водолажскому становилось все хуже. Боль в суставах усиливалась. Отказывался подчиняться травмированный позвоночник. Лечение желаемого результата не приносило. Да и как могли военные медики поставить его на ноги, если «традиционная» методика предусматривала лечение... облучением. Другой в госпитале пока не было, и пораженных радиацией продолжали «спасать». Все это время рядом с мужем находилась Лариса Васильевна Водолажская. Когда ехала в Москву, думала на неделю — оказалось на полгода. А жить в столице негде. Приютила, смилостивившись, богомольная старушка из госпитального персонала. Мир не без добрых людей! Так минул 1987 год, а затем и 1988-й. Василий Александрович потихоньку притерпелся ко всему, махнул рукой на свой недуг. Вся его жизнь осталась там, за больничным порогом. Вот только письма сослуживцев порой напоминали ему о прошлом — прожитом и пережитом. Первым откликнулся чернобыльский начштаба майор Адам Макеевич Свинчук. Подал весточку о себе и замполит оперативной группы майор Иван Васильевич Проценко. Они сообщили, где служат бывшие подчиненные Водолажского, у кого какие проблемы. Оказалось, большинство летчиков, прошедших Чернобыль, часто болеют. Таких уже более ста тридцати. И никто им не может помочь. Почему? Дело в том, что еще в июле 1986 года Минздрав СССР издал «хитрое» распоряжение, которым засекретил все данные на участников ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС. Связывать любые их болезни с пребыванием в тридцатикилометровой зоне было категорически запрещено. В августе 1989 года под давлением общественности преступное распоряжение наконец-то отменили. Но... оно продолжало действовать. Признав Василия Александровича Водолажского инвалидом первой группы, его уволили из Вооруженных Сил по состоянию здоровья. Однако Центральная военно-врачебная комиссия Министерства обороны СССР увязать это с пребыванием в Чернобыле отказалась наотрез. Не успел Водолажский как следует уладить свои пенсионные дела, как болезнь снова обострилась. Обратился в окружной госпиталь. Там только руками развели: извини, мил человек, не по нашей это части... Москва отставника-инвалида тоже не приняла, сославшись на острую нехватку мест. И госпиталем стала его собственная квартира... ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА
Валерий ПИНЧУК, «БН» Фото из архива автора и личного архива семьи Водолажских (Продолжение следует.) Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
МИР давно воспринимает Чернобыль как крупнейшую техногенную катастрофу ХХ века, которая даже предопределила развал СССР. Для меня, как и для многих белорусов,... |
|